Старик Хайн молчал.

— Хайн Виттлин, я признаю тебя виновным в убийстве!

— Нет, капитан! — закричал Клаус. — Вы не должны этого делать! Не должны! Он не убийца! Уверяю вас — нет!

— Дрёзе убийца! — крикнул Киндербас.

— Молчать! — прикрикнул на них капитан.

— Капитан, — обратился к нему Свен, — могу я поговорить с вами с глазу на глаз?

— Нет, никто не может сейчас говорить со мной с глазу на глаз. Сам черт не может! И что это значит? Кроме того, штурман, вы на вахте, не так ли? — И он повернулся к обвиняемому. — По морскому закону убийца вместе с убитым будет сброшен в море.

— Нет, нет! — закричал Клаус. — Капитан, вы не сделаете этого! Это убийство! — Он бросился к пристеру Бенедикту, который молча стоял позади капитана. — Скажите же, патер! Он не убийца! Спасите его!

— Бог ему судья, сын мой, не я.

— Я заклинаю вас, патер, он не виноват, это же всем ясно. Спасите его!

— Я спасу его душу, — мрачно ответил священник.

— Все вы убийцы! — не в силах сдержаться крикнул Клаус.

— Вон стоит мой убийца, Клаус, — произнёс Старик Хайн. — И показал на олдермена, который облокотился о борт. — Капитан вынес приговор, он так и должен был сделать после того, что тут было сказано.

— Я не позволю, чтобы они тебя убили! — закричал Клаус. — Капитан, я…

Свен громко перебил его:

— Капитан, прикажите увести юнца, он уже не соображает, что говорит.

При этих словах Клаус замолчал и уставился на рулевого. Он почувствовал себя преданным. И предал его он, Свен. Свен предал Старика Хайна и предал его, Клауса.

— Зачем же! — крикнул кок, который стоял рядом со Штуве. — Пусть поговорит, горячая голова!

— Вы правы, штурман! В цепи его! В крюйт-камеру! — приказал капитан.

Никто из матросов не пошевельнулся. Вышел Штуве, указал на двоих, те схватили Клауса, который в отчаянии повис на шее у Старика Хайна, сопротивлялся и клял всех на чем свет стоит, стащили его вниз по лестнице.

Корабельный священник подошёл к приговорённому.

— Что вам нужно? — грубо бросил Старик Хайн.

— Сын мой, я несу тебе последнее утешение!

У Хайна едва не сорвалось с языка крепкое словцо, но он удержался; с опущенной головой стоял он, пока священник читал над ним по-латыни «Отче наш».

Штуве, который заковал и запер Клауса, теперь стал палачом. Старик Хайн был положен на убитого лицом к лицу и привязан к нему.

Киндербас упал перед ним на колени и не отпускал его единственную руку, по щекам юноши текли слезы.

— Прощай, парень! Привет Клаусу! — громко произнёс Старик Хайн, заглушая латинские слова молитвы.

И в этот момент Штуве накинул петлю на шею осуждённого.

— А ты… будь проклят ты, подлейший олдермен! — закричал Хайн. — Твоё молчание убило меня! Ты убийца!

— Готово? — спросил капитан.

— Cui bono! — ответил олдермен.

— Пусть исполнится приговор!

Один из матросов оттащил плачущего Киндербаса, четверо других подняли связанных. Штуве придерживал оружейника за ноги.

— Я не виновен! — крикнул тот в последний раз.

Вместе с мертвецом его сбросили в море.

Все смотрели вниз. Священник совершил крёстное знамение. Два тела показались ещё раз из воды и вновь исчезли, чтобы никогда больше не появиться на поверхности.

— Уходи отсюда, юнга! — крикнул рулевой.

Киндербас не слышал. Потом, уходя, он обернулся и бросил на старика полный ненависти взгляд. Свен с горькой усмешкой посмотрел ему вслед.

…В Стокгольме моряки узнали, что их «Санта Женевьева» принадлежит уже не купцу Хозангу, а Вульфламу. Герман Хозанг был мёртв. Восстание горожан было жестоко подавлено. Матросы опустили головы и молчали.

Трое вооружённых людей Вульфлама прибыли на корабль, чтобы сопровождать его до Штральзунда. Они разместились в каюте капитана и вели себя, как хозяева. Единственный, кому они поспешили засвидетельствовать своё почтение, был Штуве. Стражники заверили олдермена, что он станет капитаном этой когги. Во всяком случае, они поговорят об этом с Вульфламом.

Постепенно стали известны подробности печальных событий в Штральзунде. Из-за бесчестного сговора Герман Хозанг, единственный представитель ремесленников в магистрате, был вынужден не покидать своего дома. Когда по истечении более чем трех недель не было предпринято никакого расследования по его делу, он явился в магистрат и заколол второго бургомистра Николауса Зигфрида. При аресте он объяснил, что имел намерение убить бургомистра Бертрама Вульфлама. Хозанг был приговорён к смерти и колесован. Восстание горожан, которые хотели его освободить, было жестоко подавлено Вульфом Вульфламом с помощью Карстена Сарнова. Сарнов поддержал ложное обвинение, предъявленное Хозангу, и был избран вторым бургомистром вместо Зигфрида. Вот так купил Бертрам Вульфлам «Санта Женевьеву», во всяком случае, она теперь принадлежала ему, и он с нетерпением ожидал её прибытия в Штральзунд.

Вечером капитан Хенрик явился в каюту рулевого с бутылкой бренди. Было заметно, что он уже изрядно выпил.

— Штурман, выпьешь со мной?

— А почему бы и нет, капитан? — ответил тот.

— Я тоже так думаю. — Он наполнил два стакана. Патер Бенедикт, который услышал голос капитана в каюте рулевого, тотчас явился.

— Хо-хо, святой дух тоже пожаловал? — воскликнул капитан. — Милости просим! Ещё стакан, штурман!

Они подняли стаканы, и капитан провозгласил:

— За правосудие! Выпьем за правосудие. Ведь без правосудия погибнет мир!

Они выпили за правосудие.

— Я потерял двух матросов, — сказал капитан, отставляя стакан. — Одного хорошего и одного плохого. Хорошего я бы охотно помиловал. Но правосудие… Как только мы прибудем в Штральзунд, я и ещё кое-кого потеряю и хороших, и не слишком хороших. Но правосудие!

— «Думкёне» осиротела, — сказал рулевой.

— Скоро и «Женевьева» осиротеет, — заметил капитан. — Но правосудие!

— Бог покарает виновных и спасёт невинных! — пробормотал патер.

И они опять выпили.

— Капитан, — сказал рулевой Свен, — я представлю доказательства, что Штуве негодяй.

— Только ли Штуве? — возразил капитан и сказал: — Выпьем за правосудие!

И они выпили.

— Мальчишка, пожалуй, наговорит на свою голову.

— Это лучший парень, который мне когда-либо встречался, — возразил рулевой.

— Они завтра им займутся, — проронил капитан.

— Он потребует правосудия!

— Замечательное слово, штурман! — воскликнул капитан. — Выпьем за правосудие!

Ночью Свен потихоньку пробрался в крюйт-камеру к Клаусу. Оказалось, что в момент опасности старый рулевой может неплохо объясняться. Торопливо рассказал он о том, что произошло в Штральзунде.

— Это дело рук Вульфлама! — воскликнул Клаус. — Он убил Хозанга, чтобы завладеть коггой.

— Речь идёт о большем — об их господстве, об их власти в Штральзунде, — ответил Свен. — И они жестоко расправятся с нами, об этом уж позаботится Штуве, который так и крутится возле стражников Вульфлама. Я ничего хорошего не жду.

Клаус задумался: «Настоящие волки. Хозанг колесован. Восстание потоплено в крови. Что с Гердом? Наверное, они его тоже убили. Можно ли оставить безнаказанными эти преступления? Неужели нет справедливости? Неужели все должны безропотно покоряться тиранам?..» Клаус схватил старого Свена за плечо и глухо зашептал:

— Мы не пойдём в Штральзунд, Свен. Мы не должны идти на верную смерть!

— Что ты предлагаешь? — спросил старый рулевой.

— Матросы с нами, Свен. Стражников Вульфлама мы выбросим за борт. Пусть плывут в Штральзунд. если смогут. Мы выступим против Вульфламов и таких, как они, патрициев. Мы отомстим за Хозанга. Мы принесём смерть и проклятье убийцам из Штралъзунда.

— Ты хочешь стать пиратом, Клаус? — спросил старый рулевой. — Я всю жизнь был честным моряком.

— Честный моряк на службе у таких негодяев и убийц, как эти Вульфламы, так, что ли? Нет, Свен, лучше быть пиратом. Мы будем охотиться за волками на море, Свен. Мы сделаем хорошее дело. Поможем горожанам Штральзунда. Объявим Вульфламу войну. Разве это бесчестно, Свен? Бесчестно было бы оставлять их поступки безнаказанными. Бесчестно было бы подчиняться им, как этот Штуве!