— Так я и думал! Разве это горение?! Она едва светится. Измерьте температуру! Быстрее!

Ленов включил дистанционный пирометр, навел его перекрестие на разлившуюся вязкой лужицей желтоватую массу и щелкнул тумблером. Стрелка на шкале подпрыгнула и остановилась у отметки «шестьсот».

— Шестьсот градусов вместо двух тысяч! Всего шестьсот… Масса на экране уже не пенилась и не светилась, теперь она застыла бесформенной глыбой, стрелка пирометра стремительно откатывалась назад.

— Все. Фейерверк окончен. — Так, может быть, ты все же объяснишь, для чего тебе понадобилось устраивать этот спектакль?

— Мм? Ах, да это… Подожди, Рент… — Не обращая никакого внимания на координатора, Ронг стремительно метался по рубке. Рент терпеливо ждал. Наконец, в очередной раз наткнувшись на боковое кресло, Ронг остановился.

— Все сходится. — Он достал карманный калькулятор и с полминуты что— то подсчитывал. Потом взглянул на результат, на Рента, прищурился и тихо присвистнул.

— Кажется, я знаю, что там происходит, Рент. Скорость накопления энтропии увеличена примерно в тысячу раз. Может быть, даже в десять тысяч. Степень увеличения, очевидно, меняется в зависимости от расстояния до центра зоны.

Кленов остолбенел. Он вместе с Ронгом проделал все исследования, но этот вывод казался ему слишком фантастичным. Он хотел возразить, но его опередил координатор.

— Скорость накопления энтропии зависит от характера реакции. К тому же, насколько я понимаю, энтропия — это просто условная величина, измеряющая…

— Совершенно верно, — подхватил Ронг. — Это всего лишь условная величина, измеряющая необратимый переход энергии. Здесь в среднем неизменная для нашего мира величина перестала быть неизменной. Скорость рассеивания энергии при любой реакции увеличилась по крайней мере в тысячу раз. Именно поэтому реакции горения, распада атомов, да и любые другие уже не могут протекать нормально. Баланс нарушен. Энергия уходит как сквозь сито…

— Куда же она уходит?

— Если мы с тобой это выясним, нам поставят памятник еще при жизни. Можешь не сомневаться.

— Хорошо. Допустим. Что могло вызвать такое резкое нарушение? Каково происхождение этого поля?

— Ты хочешь спросить, искусственное ли оно? — Ронг усмехнулся. — Я даже не знаю, поле ли это? Наши приборы не могли обнаружить никакого материального воздействия, мы можем наблюдать лишь следствия. Понимаешь, одни следствия. Даже степень воздействия энтропийного поля, как ты его окрестил, можно подсчитать только косвенно по энергетическому балансу какой-нибудь реакции. Так что спроси что-нибудь полегче.

— Однако эта твоя «условная величина» разрушает вполне реальные скалы. Уничтожает механизмы и убивает людей. И впредь любой эксперимент, связанный с воздействием на внешнюю среду, будешь согласовывать со мной. Здесь не лаборатория, а чужая планета. И ты мне еще не сказал самого главного: можно ли от этого защититься?

— Если учесть данные эксперимента Танаева с выстрелом, то можно предположить, что энергетический заряд…

— Вот как? — перебил координатор. — Эта авантюра называется экспериментом? — Если учесть данные его эксперимента, — невозмутимо продолжил Ронг, — то получится, что достаточно мощное выделение энергии как бы насыщает энтропийное поле, нейтрализует его на участке воздействия. Не дает продвинуться дальше… Я надеюсь, что наши защитные поля, выделяя достаточную энергию, смогут уменьшить скорость накопления энтропии. Впрочем, это еще надо посчитать.

Впервые за этот тяжелый и бессмысленно долгий рейс у Глеба появилось свободное время. Оно рухнуло на него как обвал. Никогда раньше Глеб не подозревал, что время может превратиться во что-то вещественное, почти враждебное. Только первый день он ходил по кораблю, наслаждаясь покоем и бездельем. В тот день и мысли были такие же спокойные, ленивые, словно он выключил внутри себя бешено вращавшийся мотор. Он думал о том, что его послужной список вряд ли будет испорчен, даже если координатор занесет туда это отстранение от должности. Он ведь еще раньше решил, что этот рейс для него последний.

Огромный корабль казался ему сейчас раздражающе тесным. Конечно, это не пассажирский лайнер, все здесь строго рационально сурово и просто, все подчинено одной-единственной цели — преодолению бездны пространства. Все так, и все же могли бы земные инженеры немного больше думать об удобствах экипажа. Раньше подобные мысли не приходили в голову. Они появились на второй день его вынужденного безделья, когда он вновь в третий раз совершал свой бессмысленный обход корабля с одной— единственной целью — убить время. А что еще ему оставалось делать?..

Вызов раздался вечером, когда Глеб, сидя в своей каюте, в третий раз играл в шахматы с Центавром. Собственно, шахматы как таковые его мало интересовали. Он хотел разгадать замысел психологов, так запраммировавших Центавра, чтобы он проигрывал в среднем каждую третью партию. Но не просто каждую третью, а только ту, в которой Глеб играл чуть выше своих обычных возможностей. В результате игра приобретала известный интерес.

Синяя лампочка, вспыхнувшая под экраном интеркома означала, что вызов неофициальный, идущий по личному каналу. Глеб включил интерком.

Рент сидел ссутулившись за маленьким столиком своей каюты. Экран давал его лицо крупным планом. Больше ничего нельзя было рассмотреть. Глеб дорого бы дал, чтобы побывать в каюте Рента хоть раз, чтобы составить о коорднна— торе более подробное личное впечатление. Ренту было нелегко начать разговор. Он медленно, почти с видимым физическим усилием подбирал слова, и Глеб не собирался ему помогать.

— Я решил послать танки в центр зоны.

Он остановился, словно ожидал ответа, но так как Глеб не прореагировал на его сообщение, продолжил:

— Ронг считает, что всякая новая информация, даже косвенная, об этой зоне обладает огромной научной ценностью. Я решил его поддержать.

— Не из-за этой ли ценности ты пошлешь туда танки? Слушай, Рент, мы с тобой летаем не первый год, так мог бы сказать мне прямо, что тебе не с чем возвращаться на базу. А танки… Это не лучший выход. Скорей всего они попросту не вернутся.

— Я ведь не советоваться с тобой хотел. Танки — дело решенное… Научный отдел гарантирует, что мощности их защитных полей будет достаточно. Мы сможем посмотреть, что делается в центре этого пятнышка. Рад? Вижу, рад, что бы ты там ни говорил.

— Ну и что ты хочешь от меня?

— Мне нужен руководитель в группу техников, которая будет готовить танки. Ты хорошо изучил работу механизмов в местных условиях. Да и вообще это слишком дорогое удовольствие — разбрасываться специалистами твоего класса.

— Это приказ или просьба?

— Можешь считать, что просьба.

— В таком случае я отказываюсь.

— Вот как…

— Да, и ты постарайся больше не обращаться ко мне с просьбами.

— Хорошо. Я постараюсь. А сейчас иди принимай группу. Кто из нас прав, не нам с тобой решать.

— Начальство с базы в таких вопросах тоже не лучший судья.

— Вот тут я с тобой согласен. Я не это имел в виду. Ты как-то сказал, что задача дальней разведки — искать и хоть иногда находить что— то новое, неизвестное раньше… А ты по нему из пушки. Конечно, когда гибнут товарищи, трудно решать такие вещи, кажется просто невозможным решить, и тем не менее — надо. Такая у нас работа. Не можешь — лучше уйди от пульта! Не надо забывать, что мы здесь гости.

— А танки ты все-таки посылаешь…

— На танках не будет оружия. Только приборы и защитное поле. Прежде чем уйти, мы обязаны выяснить, что там такое. Ты это знаешь не хуже меня. Хотя после твоего выстрела неизвестно, чем это обернется. Ты меня понимаешь?

Глеб отвел глаза, потом едва заметно кивнул.

— Ну вот и прекрасно. Иди принимай группу!

Нижний ангар был самым большим помещением корабля. Здесь размещались его наиболее мощные транспортные и универсальные механизмы, предназначенные для планетных работ. Всю правую половину занимали четыре танка высшей защиты. В замкнутом пространстве ангара их неуклюжие тяжеловесные махины казались неоправданно огромными и напоминали Глебу уснувших хищных динозавров.