— Посмотри внимательнее! Видишь, вот там видны два перевала? Так что проходы есть, не сомневайся.

— Дуг Фарлей не сделает ошибки, — уверенно подтвердил отец. — Поскольку хорошо продумал маршрут. Там, впереди, немного правее, есть одно местечко, где можно укрыться, во всяком случае пересидеть несколько часов. Там есть и вода и трава. Мустанги как следует отдохнут, напьются, наберутся сил.

— Индейцы снова нападут на нас? — вопросительно посмотрел я на отца.

— Скорее всего, да. — Он замолчал, будто что-то соображая. — Мохавы — сильные воины и, конечно, захотят реванша, станут преследовать нас, если только не удастся сбить их со следа. Видишь ли, сынок, они очень рассчитывали на засаду. Но Фарлей, как ты убедился, стреляный воробей, поэтому мы были готовы к ней. Да и оружия у нас хватало, его оказалось больше, чем рассчитывали индейцы.

Я машинально оглянулся назад: где-то далеко осталась темнеющая лента реки. Мы продвигались быстрее, чем предполагали, и были уже почти на подступах к горам.

Но вдруг Фарлей резко повернул фургон в сторону, и мы очутились в небольшой ложбинке, затерявшейся между скалами. Там зеленела негустая трава, а воды в маленьком озерце, зажатом между каменными глыбами, оказалось ровно столько, сколько хватило, чтобы напоить наших уставших лошадей.

Финней с ружьем взобрался на самый высокий скалистый гребень и оглядел дорогу. Увидев отца при свете дня, я испугался: он был бледен, вся его рубашка промокла от крови.

— Идите сюда, — позвала отца мисс Нессельрод. — Теперь я перевяжу вас при свете.

Она помогла ему снять рубашку, и мы увидели на его плече глубокую кровоточащую рану, а в спине — торчащую маленькую стрелу с оперением.

— Вот. Убегал от нападавших, — как бы оправдывался отец. — Надеюсь, вы сможете вытащить ее?

— Постараюсь, — дрожащим голосом едва слышно сказала мисс Нессельрод. — Потом наложу повязку.

— Предоставьте-ка это лучше мне, мисс! — предложил подошедший Фарлей. — Мне не раз приходилось перевязывать подобные раны.

И приступил к делу.

Сильно сжав одной рукою плечо отца, а другой крепко ухватившись за древко стрелы, Фарлей принялся аккуратно извлекать ее из тела, стараясь не причинить раненому боли. У того по лицу градом стекал пот, глаза широко открылись, но мы не услышали ни единого стона. Мне было больно и страшно за него. Вспоминалось, что такие теперь узкие, худые плечи отца были когда-то сильными, мускулистыми: он с легкостью подбрасывал меня вверх... Но я уже не могу вспомнить, как давно это было...

— Вы спасли жизнь мистеру Финнею, мистер Верн, — вздохнула мисс Нессельрод.

— Каждый делает то, что в его силах, — убежденно ответил отец. — Мы совершаем путешествие все вместе, поэтому должны помогать друг другу.

— Вы настоящий герой, — продолжала восхищаться молодая женщина.

— Здесь, в пустыне, это слово — пустой звук, — улыбнулся отец. — Оно может пригодиться разве писателю или художнику-баталисту. Тут человек выполняет то, что ему диктует ситуация. За пределами форта не существует героев: есть только люди, делающие свое дело — то, что необходимо в данный момент.

Келсо, присев на корточки, прислонился спиной к большому камню. Без шляпы, с запрокинутой головой и закрытыми глазами, он совсем не был похож на бесстрашного воина — скорее на поэта, вдохновенно обдумывающего новое стихотворение. Так сказала бы моя мама...

На песке, неподалеку от меня, присел Фразер. Когда Фарлей направился к нему, тот отвернулся.

— Я трус! Потому что не в состоянии был этого сделать! Я трус!

Фарлей остановился, вытащил из кармана сигару.

— Вы трус? Почему же, сэр?

— Я не смог выстрелить первым! И остальные, кажется, не попали в цель?

— Сколько раз вы стреляли?

— Только два! Да и то как-то неуклюже, невпопад! Нет, трус и неудачник...

Фарлей задымил сигарой.

— Два ваших выстрела — это гораздо больше, чем я сделал в своем первом бою с индейцами. Все тогда произошло так быстро, что я просто отсиделся с ружьем в руках и вообще не шелохнулся, будто остолбенел. Вы все делали правильно, Фразер, не переживайте так! Выбросьте все это из головы. Поверьте, даже если бы вы выстрелили всего один раз, этого было бы вполне достаточно.

Флетчер держался в отдалении от всех нас, особняком; с лица его не сходило мрачное выражение. Интересно, думал я, а сколько выстрелов сделал этот человек? Наверное, немало.

Солнце между тем поднималось все выше и выше. В ложбине, где мы укрывались, было много тени, но и она уже не спасала от изнуряющей жары. Мисс Нессельрод помогла отцу натянуть свежую рубашку. Это была последняя чистая рубашка в наших запасах, а отец был очень чистоплотен, любил свежее белье и, чуть что, сразу менял его. Приступ кашля заставил согнуться все его тело.

— Вы нездоровы, мистер Верн, — проявила беспокойство мисс Нессельрод.

— Это верно. — Отец улыбнулся. — Благодарю вас, мэм, за заботу. Вы очень помогли мне, я боялся, что плечо совсем одеревенеет.

— И ваш малыш прекрасно управлялся с оружием, — перевела она взгляд на меня. — Где он научился таким вещам?

— Я сам обучил его, мэм. Привил сыну не только уважение к оружию, но и осторожность обращения с ним. Мы все стремимся, чтоб в мире было поменьше жестокости. Но, к несчастью, есть и будет немало людей, которые поднимают оружие против слабых. Мне бы не хотелось быть среди них. — Отец снова улыбнулся. — Вы, мэм, проявили сегодня мужество в столкновении с индейцами.

— Я делала лишь то, что было необходимо, — смутилась от его похвалы мисс Нессельрод.

— Конечно, конечно! — успокоил ее отец.

— Вы остановитесь в Лос-Анджелесе? — поинтересовалась мисс Нессельрод.

Улыбка отца стала еще более располагающей.

— Возможно... на несколько дней. Просто не верится, что я смогу остаться жить где-нибудь надолго. Ведь люди и цивилизация очень похожи. Они рождаются, растут, созревают, стареют, умирают... Это закономерный всеобщий путь. По крайней мере, — добавил он, — я хочу вернуться к морю, которое когда-то покинул. Еще мальчишкой мечтал стать капитаном корабля, как и мой отец, но, вместо этого, отправился в Калифорнию.

— Вы изменили свои намерения?

— Я влюбился, мэм! Влюбился в замечательную и прекрасную испанку, которую однажды увидел по дороге в церковь. Это в корне изменило всю мою жизнь, да, боюсь, и ее тоже.

— Она мать вашего мальчика?

— Была ею. Была... Мы потеряли ее, мэм. Теперь я везу ребенка к ее отцу, дедушке этого мальчика.

Наступило долгое молчание. Я пошел, подобно Келсо, на выступ большого камня, присел, закрыл глаза. Было очень тихо.

Вернулся со своего поста Финней, глотнул воды из фляги.

— Вокруг ничего подозрительного, — доложил он Фарлею. — Вон там, — он показал рукой направо, — я обнаружил отличное место для обзора.

— Мне сменить тебя? — спросил Фарлей.

— Чуть позже. Еще пару часов я продержусь. — Он повернулся ко мне. — Хочешь, присоединяйся после того, как поешь. Поможешь своими зоркими молодыми глазами высматривать врагов.

— Обязательно приду! — обрадовался я.

— ...И вы бежали в пустыню? — желая услышать продолжение рассказа отца, расспрашивала тем временем мисс Нессельрод. — Вас преследовали?

— Да, мэм. Их было очень много. Они послали людей искать нас на переправах, в городе, на дорогах.

— Как же вам удалось скрыться?

По голосу отца я почувствовал, что он начал уставать от этих расспросов.

— Мы никуда не скрылись. Нам просто показалось однажды, что мы наконец избавились от преследователей, мэм... И вот теперь я везу к нему его внука, потому что у мальчика больше никого на всем белом свете.

Снова возникло затянувшееся молчание. Наконец после долгих раздумий мисс Нессельрод вдруг неуверенно предложила:

— Я могу, мистер Верн, взять мальчика.

Отец удивленно посмотрел на женщину, будто ослышался. Он явно был растерян.

— Да, мэм... Верю, мэм, вы могли бы взять малыша. Но сначала... сначала мы должны попробовать познакомить мальчика с представителем его собственной семьи, родственником по крови.