Я спрашиваю себя: «Что я должен сделать, чтобы освободиться от привязанности?» Что является моим поводом в желании быть свободным от привязанности? Не то ли, что я хочу достигнуть состояния, где нет никакой привязанности, никаких опасений? И я внезапно понимаю, что повод дает направление и что направление диктует мою свободу. Почему возникают поводы? Что это такое? Повод —это надежда или желание достигнуть чего-то. Я вижу, что привязан к поводу. Не только моя жена, не только моя идея, метод, но и мой повод стали моей привязанностью! Так что я все время функционирую в пределах области привязанности – жена, метод и повод, чтобы достигнуть чего-то в будущем. Ко всему этому я привязан. Я вижу, что это – чрезвычайно сложная вещь. Я не понимал, что быть свободным от привязанности подразумевало все это. Теперь я вижу это так ясно, как вижу на карте главные дороги, проселочные дороги и деревни, я вижу это очень ясно. Тогда я говорю самому себе: «Теперь, действительно ли у меня есть возможность быть свободным от большой привязанности, которую я имею к своей жене, и также от награды, которой я собираюсь добиться от моего повода?» Ко всему этому я привязан. Почему? Может, я являюсь очень-очень одиноким и поэтому стремлюсь убежать от того чувства изоляции, обращаясь к женщине, идее, поводу – как если бы я должен был держаться за что-то? Я вижу, что это так: я одинок и через привязанность стремлюсь к чему-то.

Так, я интересуюсь пониманием, почему я одинок, поскольку вижу, что это то, что делает меня привязанным. Мое одиночество вынудило меня убегать через привязанность к тому или к этому, и я вижу, что пока я одинок, результат всегда будет такой же. Что означает быть одиноким? Как это появляется? Действительно ли инстинктивно, унаследовано или же это вызвано моей ежедневной деятельностью? Если это инстинкт, если это унаследовано, то это часть моей судьбы. Я не виноват. Но, поскольку не принимая этого, я подвергаю сомнению, вопрос остается открытым. Я наблюдаю и не пытаюсь найти интеллектуальный ответ. Я не пробую сказать одиночеству, что оно должно делать или чем оно является. Чтобы вступить с собою в диалог, я наблюдаю за ним. Существуют часы – полностью для одиночества, чтобы выразить себя. Они не будут показывать себя, если я убегу, если испуган, если сопротивляюсь этому. Так что я только наблюдаю. Я наблюдаю это так, чтобы никакая мысль не вмешивалась. Наблюдение намного важнее входящих мыслей. И из-за того, что вся моя энергия занята наблюдением одиночества, мысли вообще не приходят. Мышлению бросают вызов, и оно должно ответить. Будучи оспариваемым, оно находится в кризисе. В кризисе вы имеете большую энергию и эти остатки энергии, не вмешанные мыслью. Это вызов, которому необходимо ответить.

Я начал диалог с самим собой. Я спросил себя, что является этой странной вещью, названной любовью. Все говорят об этом, пишут романтичные поэмы, картины, занимаются сексом. Я спрашиваю: «Существует ли такая вещь, как любовь?» И вижу, что она не существует, когда есть ревность, ненависть, опасение. Поэтому я не интересуюсь больше любовью. Я обеспокоен тем, что есть: мое опасение, моя привязанность. Почему я привязан? Я вижу, что одна из причин – я не говорю, что это целая причина – в том, что я являюсь отчаянно одиноким, изолированным. Чем старше я становлюсь, тем большая изолированность возникает. Так что я только наблюдаю. Это вызов, чтобы узнавать, и из-за этого вся энергия заключается в том, чтобы ответить. Это просто. Если есть катастрофы, несчастные случаи, это является вызовом, и у меня есть энергия встретить его. Я не должен спрашивать: «Как я получаю эту энергию?» Когда дом горит, я владею энергией перемещаться, необычную энергию. Я не бездельничаю и говорю: «Хорошо, я должен получить эту энергию», а затем жду. Весь дом будет сожжен к тому времени.

Так, существует огромная энергия для ответа на вопрос: почему там возникает одиночество? Я отклонил идеи, гипотезы и теории, что это унаследовано и является инстинктивным. Все то, что не означает для меня ничего. Одиночество — то, что. Почему возникает это одиночество, через которое каждый человек, если он знает об этом, проходит – поверхностно или более глубоко? Почему оно возникает? может быть, мышление выполняет что-то, что вызывает его? Я отклонил теории относительно инстинкта и наследования, и я спрашиваю: может быть, мышление или сам мозг обеспечивает это одиночество, эту полную изоляцию? Может, это делает движение мысли? Может быть, мысль в моей ежедневной жизни создает чувство изоляции? В офисе я изолирую себя, потому что хочу стать главным исполнителем, поэтому мысль работает все время, изолируя это. Я вижу, что мысль все время работает, чтобы сделать себя выше, мысль работает в соответствии с этой изоляцией.

Так, возникает проблема: почему мысль делает это? Действительно ли это природа мысли, чтобы работать для себя? Действительно ли это природа мысли, чтобы создать изоляцию? Образование вызывает эту изоляцию. Оно дает мне определенную карьеру, определенную специализацию и изоляцию. Мысль, будучи фрагментарной, будучи ограниченной и связанной временем, создает эту изоляцию. В этом ограничении, она нашла безопасность, говоря: «Я имею особую карьеру в своей жизни. Я – профессор. Я совершенно безопасен». Так что тогда мое беспокойство в вопросе: почему мысль делает это? Может, из-за своей природы? Независимо от того, что делает мысль, должно быть ограничение.

Теперь проблема: может ли мысль понять, что, независимо от того, что она делает, ограничено, фрагментировано и поэтому изолированно, и что независимо от того, что она делает, возникнет? Это очень важный пункт: может ли мысль сама понять свои собственные ограничения? Или я сообщаю ей, что она ограничена? Это, как я вижу, является очень важным для понимания. Это – реальная сущность вопроса. Если мысль осознает, что она ограничена, то нет никакого сопротивления, никакого конфликта. Но если я говорю ей, что она ограничена, тогда я становлюсь отдельным от ограничения. Тогда я изо всех сил пытаюсь преодолеть ограничение. Из-за этого возникают конфликт и насилие, а не любовь.

Так понимает ли мысль себя, что она ограничена? Я должен узнать. Мне бросают вызов. Поскольку мне бросают вызов, я обладаю большой энергией. Посмотрите на это по-другому: понимает ли сознание, что его содержание самостоятельно? Или это то, что я услышал от другого: «Сознание – это его содержание, которое составляет сознание»? Поэтому, я говорю: «Да, это так». Вы видите различие между двумя высказываниями? Последнее, созданное мыслью, наложено «мной». Если я налагаю что-либо на мысль, возникает конфликт. Это похоже на тираническое наложение правительства на кого-либо, но здесь правительство – то, что я создал.

Так, я спрашиваю себя: поняла ли мысль свои собственные ограничения? Или она притворяется чем-то необычным, благородным, божественным? – что не имеет смысла, потому что мысль основана на памяти. Я вижу, что должна быть ясность в этой точке: то, что не имеет никакого внешнего наложения влияния на мысль, говорит, что она ограничена. Тогда из-за того, что нет никакого наложения, нет и никакого конфликта. Это просто понимание о его ограниченности. Это понимание, что она не зависит от того, что ее создает – вероисповедание Бога – ограниченное, дрянное, мелкое – даже притом, что она создала изумительные соборы по всей Европе, которым поклоняются.

Так, в моей беседе с самим собой возникло открытие, что одиночество создано мыслью. Мысль теперь поняла себя, что она ограничена и не может решить проблему одиночества. Поскольку она не может решить проблему одиночества, существует ли одиночество? Мысль создала это чувство одиночества, эту пустоту, потому что она ограничена, фрагментарна, разделена. И когда она понимает это, одиночество исчезает. И поэтому возникает свобода от привязанности. Я не сделал ничего. Я наблюдал за привязанностью, что подразумевается под ней – жадность, опасение, одиночество – и, прослеживая за этим, наблюдая, не анализируя, а только смотря, смотря и смотря, прихожу к открытию, что мысль сделала все это. Мысль – из-за того, что фрагментарна, – создала эту привязанность. Когда она понимает это, привязанность исчезает. Не надо предпринимать вообще никаких усилий; в настоящий момент есть усилие, и конфликт снова возвратился.