Генерал Никитин был вызван на самый верх и ему пришлось полоскать рот одеколоном, который специально для этой цели стоял у него в сейфе, чтобы отбить запах коньяка, которым он запивал вчера новости из оперативной сводки по Москве.

Он знал, конечно, почему его вызывают в Горки. Никитин уже представлял сурово нахмуренные брови и неторопливое, но раздраженное ворчание, словно медведя потревожили в его берлоге:

«Безобразие, понимаешь! Ты, генерал, совсем мячи брать разучился... Поменяю я тебя, понимаешь, на какого-нибудь молодого, который бегает быстро... В Москве жить стало опасно. Мне, понимаешь, жалуются. А мне их жалобы нужны, как личный мавзолей на Красной площади... Неделю тебе даю, чтобы порядок навел. Доложишь. И смотри, понимаешь! Выгоню – на хрен!..»

В общем, когда он красный и вспотевший вышел из кабинета президента и получил у его охраны личное оружие и свой сотовый телефон, которые сдал перед началом аудиенции, внутри у него клокотала ярость на своих подчиненных, которые, как он считал, его просто подставили, позволив произойти в Москве тому, что произошло...

Началось все опять с этого недобитого бандита, с этой чеченской сволочи, с Марьева Ивана, который за каким-то хреном застрелил у Государственной думы генерала Камышова. Мало того, что он опередил Никитина и сам прикончил Крестного, за которым Никитин охотился очень давно, чтобы своими руками расплатиться со своим бывшим дружком за предательство, которое не мог ему простить еще с тех времен, когда они оба работали во внешней разведке КГБ в Сальвадоре.

Труп Крестного разыскал заместитель Никитина, начальник аналитического отдела ФСБ Гена Герасимов, очень толковый мужик и молодой и перспективный. Никитин исподволь готовил его на свое место, если придется уйти. Герасимов просматривал материалы по всем неопознанным трупам в Москве и на одной из фотографий узнал Крестного. Выловили его из Москвы-реки с изодранным в клочья горлом. У Никитина не было сомнений, что это дело рук Ивана Марьева, только непонятно ему было, почему Иван просто не застрелил своего бывшего наставника и заказчика. Но, как говорится, чужая душа – потемки.

Так теперь этот придурок, у которого после Чечни явно крыша поехала, убил Камышова! За что, спрашивается? За то, что тот евреев и хвост, и в гриву склонял? Так сам Марьев вовсе не еврей. Что же он так за них обиделся? Одно слово – придурок! И убил-то в традиционной своей манере – нагло и открыто. У всех на глазах! И ушел! Талантливый, сволочь!

«Таких бы мне в управление, – подумал Никитин. – Вместо Коробова, например...»

Серега Коробов возглавлял отряд «Белая стрела», созданный специально для негласных разборок ФСБ с преступными авторитетами и вообще – чтобы показать московскому криминальному миру – кто в Москве главный, кто порядки устанавливает... Исполнительный, конечно, но – тупой, не в пример Генке Герасимову.

При слове «порядок» Никитин скривился, словно от зубной боли.

Это было слишком больное его место. Дело в том, что совсем недавно он внедрил в Москве разработанную им же самим систему новых взаимоотношений с криминальным миром. Никитин поставил им жесткие условия – делайте в Москве что хотите, но помните, что за все будете платить. Что-то вроде дифференцированного налога на преступление.

Убийство, например, пенсионера стоит дорого... Это для того чтобы пенсионеров не трогали. Убийство банкира или политика – вообще, огромную сумму. Те слишком на виду и о каждой подобной смерти становится тут же известно президенту. А тот вызывает на ковер Никитина. Как, например, сегодня...

Зато ларечников и вообще мелких коммерсантов Никитин пустил по дешевке, их и так до хрена в Москве развелось, надо почистить немного город...

Понятно, что сопротивление этой системе в Москве возникло огромное. Чтобы его сломить, Никитин перекроил подпольный мир по своим меркам, перемешал группировки, разбил всю Москву на три огромных объединенных сектора и поставил во главе каждого своего человека из нелегальных сотрудников. Так эта сволочь, Иван Марьев, ухлопал всех троих!

Ну, это ладно, дело прошлое, утряслось, новых нашел и натаскал. Кое-как дело свое справляют. Следят за Москвой. если и убивают теперь в городе кого-то, то платят исправно, по разработанной Герасимовым таксе. А если повыше кого убрать хотят, разрешения спрашивают. А Никитин уже решает – какую цену за этого человека взять. Иногда столько специально загибает, что с ними и связываться никто не хочет – с Никитиным потом не расплатишься. А с неплательщиками у Никитина разговор короткий. Теми Серега Коробов занимается со своим отрядом...

И все шло, вроде бы, последнее время как по маслу. Преступность в Москве упала до минимума, по сравнению с десятком последних лет. Президент доволен был, старая хитрая жопа!

Надо же опять этому Ивану вмешаться! Устроил спектакль! Спровоцировал красных! Те тоже упертые, как бараны! Беспомощные же как дети, право слово, а туда же – пистолетами махать. Уроды!

Теперь вот банкира хлопнули. И не рядового, а руководителя второго по значению в России банка. «Интегралбанк» – это вам не хрен собачий! Кто? Зачем? Почему? Вопросов куча и ни одного ответа!

Неонов, конечно, многим мешал, но... Он всех врагов своих в делах завязал, в которых главной фигурой был. Умный был мужик, не отнимешь. И сейчас все, кто его ненавидел больше всех, больше всех и потеряли.

«Охранять надо было лучше, козлы! – выругался Никитин в адрес неизвестных ему людей. – Рвите теперь волосы на своих задницах!»

В управлении на Лубянке он прежде всего вызвал Герасимова и потребовал доложить ему – что предпринято для поимки Ивана Марьева. Это первое. И второе – кто обращался за разрешением на отстрел Неонова, выдавал ли Герасимов такое разрешение, и сколько ФСБ за него было заплачено?

Герасимов заюлил. Они из кожи вон лез, рассылая по всей москве фотографии Марьева и заставляя осведомителей бегать с высунутыми языками, выспрашивая, не появлялся ли Иван в поле зрения какой-нибудь группировки? Но никакого следа нем было. Как сквозь землю провалился.

Герасимов подозревал, что Иван отлеживается где-нибудь в укромном месте. Но это означало для него только одно – что приказ генерала разыскать Ивана Марьева, он выполнить не сможет.

Поэтому он долго перечислял места, в которых Марьев, как установлено абсолютно точно – не появлялся. Никитин, наконец, не выдержал пустой генкиной болтовни и сказал зловеще ровным голосом:

– С этим ясно. Переходи ко второму вопросу.

Генка Герасимов отлично знал, что Никитин любит материться и ругаться на своих подчиненных, что человек он вообще – не выдержанный и нервный, и если он оговорит так спокойно, значит, внутри все у него кипит от раздражения. Значит, получил по первое число сам и теперь выльет все, что в него влили, на первого, кто попадется под руку. А попался именно он, Герасимов.

Генка вздохнул и доложил коротко и четко:

– По поводу председателя совета директоров банковского концерна «Интегралбанк» никто к нам не обращался, разрешение на его ликвидацию не выдавалось, не заплачено за него ни доллара.

– Как это – не обращался? – возмутился Никитин. – Да вы что тут охренели все?

– Я запросил все три зоны Москвы, – перебил его Герасимов. – Их лидеры утверждают, что никто из их людей на Неонова не прицеливался даже.

Никитин помолчал, сосредоточенно двигая своими густыми бровями.

– Сколько он стоит по твоей таксе? – спросил он у Герасимова.

– Нисколько, – ответил тот. – Неонов из особого разряда, на членов которого разрешение не выдается вообще...

– Ясно, – сказал генерал, хотя ему было совершенно ничего не ясно. – Кто это может быть, думал? Есть предположения?

– Думал, – кивнул головой Герасимов. – Хотя информации для размышлений практически – никакой. Следов на месте убийства Неонова – нет почти никаких.

– А ты мне не жалуйся, что преступники тебе следов не оставляют, – прикрикнул на него Никитин. – Если бы они на месте преступления свои визитные карточки оставляли, ты без работы остался бы!