и в руках ваших ясны светильники...

МАРГИНАЛ

Прозябаю, хотя и одет по сезону.

Волочусь по двору в магазин.

Встречный пёс,

недовольный моею персоной,

зарычал на меня... сукин сын.

Опускаю с прилавка

бутылку в котомку,

отпускаю улыбку, живу...

Отсылаю поклон

за пределы, потомкам.

Средь писак – маргиналом слыву.

Воскресаю из мертвых

не каждое утро,

но всё чаще – прощаюсь с Тобой, –

до чего ж ты устроена сочно и мудро,

жизнь моя – в крохотульке любой!

ПРОЩАЛЬНОЕ

Что я вижу, прощаясь с тобой,

во пустыню судьбы уходя?

Рваный берег и свет голубой

над рекой, и следы от дождя.

Чем питаюсь, прощаясь с тобой?

Не колбаской, не сферой яйца –

только верой в одержанный бой,

а не в крах, не в победу конца.

Что я жду от прощанья с тобой?

Не свободы, не мира в душе,

а всего лишь надежды слепой

на тот свет... На восьмом этаже.

ШЕСТВИЕ

Передвигаюсь...

Пусть – не с факелом, –

с бокалом огненным в руке...

Перемещаюсь, ибо так велел

мой мозг – с иголочкой в виске.

Переползаю, как препятствия,

своих желаний прах, тщету.

И начинаю робко пятиться –

туда, в былую простоту.

Туда, где я, разинув глазоньки,

стоял над утренней рекой,

держа свой плот,

к судьбе привязанный,

и факел – вздыбленной рукой!

РОМАНС

Как будто от пробега марафона,

очухаться от жизни, приустать.

...Старинная труба от граммофона

не прекращает звуки издавать.

Шипит пластинка

под иглой настырной,

воспламеняет Вяльцева романс!

Являет действо

в пустоте квартирной

минувшее, сгустившееся в нас.

Финальные отслеживая кадры,

душа ещё надеждами полна...

Но дух сомненья – змеем Клеопатры –

щекочет сердце и лишает сна.

ЗВОНОК

Срывая с древа бытия плоды,

я говорил Вершителю:"Лады".

Благодарил. И вдруг – горчайший плод!

Но всё равно – беру его в заглот.

Ныряя в плоскогрудую кровать,

я вспоминаю ласковую мать.

Благодарю. И вдруг – на сердце мгла.

Зачем ты меня, мама, родила?!

Блуждая по квартире, как паук,

я мух ловлю… И слышу сердца стук.

Благодарю... И вдруг в дверях звонок!

И под собой не ощущаю ног.

УЗНИК

Друзья, улыбки – всё заброшено.

Забыты встречи... Почему?

Отшибло память на хорошее?

...В себя упрятан, как в тюрьму,

на мир взираю сквозь решёточку

ресниц и сквозь сетчатку глаз,

ещё могу сдробить чечёточку,

но – для себя, а не для вас.

Брожу по комнате потерянно,

читаю жидкий детектив...

И намечается истерика

от дарвинистских директив.

ПЯТНО

Николай Второй, нещадно преданный