Джиллиан живо помнила одну ночь двадцать бесконечных месяцев назад. Холли позвонила тогда Девлину, чтобы пригласить сопровождать ее на свадьбу к родственникам в Гросс-Пойнт. Джиллиан лежала рядом с ним обнаженная и слушала, как он балагурил с Холли. Затем он сменил тон на более серьезный. Они обсудили несколько случаев из практики, потом переключились на ностальгические воспоминания о невозвратных временах и об общих знакомых. Беседа продолжалась почти час – и все это прямо при Джиллиан.
Три месяца она пребывала в раю. Очевидно, настало время уйти. Девлин должен достаться Холли, которая его любила и принадлежала к его кругу.
Джиллиан могла себе представить этих двоих на великосветской свадьбе, например в роли жениха и невесты. Сама она никак не вписывалась в недоступное общество Гросс-Пойнта.
В ту ночь после длинного телефонного разговора Джиллиан и пришла к своему решению. Она страстно занималась любовью с Девлином, уже зная, что это в последний раз. На следующий день она объявила ему, что «это ни к чему не приведет», и порвала с ним. С тех пор Джиллиан время от времени интересовалась новостями о Девлине и Холли. К своему удивлению, в ответ она слышала сплетни о Девлине и череде длинноногих, грудастых и глупых блондинок. Куда же подевалась Холли? – удивлялась Джиллиан. Почему хорошенькая леди-доктор не прибрала Девлина к рукам?
И вот теперь задача Джиллиан – сесть и переговорить с Девлином и Холли о пациенте, от которого все отказываются. Предполагалось, что встреча будет неформальной. Ее назначили на пять часов вечера в конференц-зале отделения социального обеспечения.
Джиллиан озабоченно взглянула на часы. Ее рабочий день заканчивался в пять, и нужно было забрать из яслей Эшли. Там прекращали работу ровно в шесть, в то время как совещание грозило затянуться.
В пять пятнадцать никто из врачей не явился, и Джиллиан мерила шагами небольшую комнату, с трудом преодолевая острое желание пошвырять из окна мебель. Когда спустя еще семь минут Девлин и Холли не спеша вошли в конференц-зал с чашками кофе в руках, она уже была готова крушить мебель об их головы.
– Проведем встречу за пятнадцать минут, и ни секундой дольше, – объявила она ледяным тоном. – Пожалуйста, представьте мне данные, необходимые для принятия решения, куда в конечном счете должен быть помещен пациент Эван Вейл.
Девлин и Холли переглянулись.
– Я приветствую тебя, Джиллиан, – протяжно произнес Дев.
– Доктор Бреннан, у нас мало времени, – она постучала по циферблату.
– Джиллиан, нам очень жаль, что мы опоздали, – воскликнула Холли. – Нас неожиданно задержали на заседании...
– А очередь в кафетерии оказалась длиннее, чем вы думали, – едко перебила Джиллиан, глядя на кофейные чашки в их руках. Взгляд ее голубых глаз был настолько красноречив, что Девлин и Холли виновато заерзали на стульях.
– Джиллиан, я никогда не предполагал, что ты способна быть такой мегерой, – заметил Дев, настраиваясь на более легкий тон.
– Доктор Кейзел, почему Эван Вейл не может оставаться в психиатрическом отделении? – сухо спросила Джиллиан, игнорируя слова Девлина.
Холли перечислила все аргументы. Она была настолько любезна, что Джиллиан почувствовала, как возмущение постепенно оставляет ее.
Но Девлин не позволил Джиллиан успокоиться.
– Как Эшли? – спросил он, когда Холли закончила.
Джиллиан ощутила новый прилив ярости. Девлин совсем не подумал о ее ребенке, когда опаздывал на совещание на целых двадцать две минуты. А теперь он имеет наглость спрашивать об Эшли. Что ж! Она сама в последнее время невольно поощряла бесцеремонность Девлина.
После того как Дев обнаружил у Эшли отит, он каждый вечер заходил к ним под предлогом осмотра девочки. Разумеется, было бы бессовестно выставлять за дверь врача.
Визиты, однако, становились все продолжительнее. Прошлым вечером он просидел почти час. Разговор вертелся в основном вокруг прелестной малышки, Джиллиан не могла не поддержать его. Она любила поговорить об Эшли, так как очень гордилась своей дочкой.
– Эшли до сих пор в яслях, потому что я вынуждена была дожидаться, пока вы оба явитесь. Давайте заканчивать с нашим делом, и я наконец смогу освободиться, чтобы забрать ребенка домой.
– Так ты же должна была уйти с работы в пять! – всплеснула руками Холли. – Зачем же назначили встречу так поздно?
Джиллиан подняла брови, но воздержалась от злой реплики, готовой сорваться с губ. Она обратилась к Девлину:
– Почему хирургия не принимает Эвана Вейла, несмотря на его многочисленные переломы?
– Я мог бы напомнить, что этот Вейл – буйный сумасшедший. – Дев встретил и удержал взгляд Джиллиан. – Но не буду этого делать. – Девлин пожал плечами. – Переведем его в наше отделение. Я напишу соответствующий рапорт.
Глаза Джиллиан расширились.
– В самом деле?
И все? Конец спорам? Выход из затянувшейся тупиковой ситуации? То, что Девлин взялся написать рапорт о передаче пациента, избавляло ее от необходимости принять непопулярное решение. Рапорт врача в больнице был чем-то вроде Божьей воли.
Джиллиан наблюдала, как Девлин пишет. Взгляд был прикован к большой и сильной руке, глаза следили за точными движениями длинных пальцев. Зрелище возбудило в Джиллиан легкий трепет желания, и она поспешно отвела глаза.
– Я надеюсь, что ваши сотрудники будут по-прежнему наблюдать этого больного, пока он будет находиться в хирургии? – обратился Девлин к Холли.
– Конечно! Спасибо, Дев.
– Да. Спасибо. – Джиллиан тяжело опустилась на стул. Напряжение во всем ее теле постепенно ослабевало. – Какое облегчение! Хотелось бы, чтобы все споры между отделениями решались так же просто.
– Ха! Путем ожесточенных позиционных войн, – улыбнулся ей Девлин.
– Я захвачу с собой рапорт прямо сейчас, – подытожила Джиллиан, поспешно собрав свои вещи и двигаясь к двери. – Спасибо вам обоим, – добавила она, внезапно сожалея о своей несдержанности. Она подумала было, что следует извиниться, затем решила, что нельзя больше терять ни секунды. Нужно как можно скорее забрать ребенка.
– Мы не должны были задерживаться из-за кофе, – сказала Холли, когда Джиллиан вышла. – Она просто вне себя из-за нашего опоздания, и я не виню ее.
– У рыжих такой темперамент, – Девлин взглянул на дверь, куда вышла Джиллиан, – но обычно в гневе она становится замкнутой.
– Она очень милая, – Холли пристально посмотрела на Девлина, – такая маленькая и женственная. Все сотрудники хвалят ее. Джиллиан Бейли совсем не похожа на прочих твоих женщин.
– Не надо об этом, Холли. Она разведена, у нее ребенок. Ты знаешь, ее брак распался, когда еще не просохли чернила на брачной лицензии.
– Да, я слышала. В ее так называемом браке есть что-то очень сомнительное. Я вижу, ты не можешь оторвать от нее глаз.
– Еще как могу! – проворчал Дев.
– Неужели? Когда она рядом, ты смотришь на нее, как голодающий на изысканный десерт...
– Заткнись, Хол!
– ...который ему нельзя есть, – все-таки закончила мысль Холли. – А почему ты до сих пор не сказал ей о своих чувствах?
– Холли, что я могу сказать? Иди морочь голову кому-нибудь еще. У меня нет времени: вечером встреча.
– То, что ты отказываешься обсуждать твои чувства, еще не значит, что их у тебя нет, – настаивала Холли.
– О, Холли! Какая глубокая мысль! Ты цитируешь Юнга или Адлера?
– Я помню, что в студенческие времена ты ненавидел психиатрию. Тебя интересовали только новые психотропные средства и биохимическая интерпретация душевных расстройств.
– Это до сих пор единственный раздел, который меня интересует. Я не думаю, что можно вылечить пациента одними разговорами. Предпочитаю оперировать.
– Ты рассуждаешь как настоящий хирург. Но твоя эмоциональная закрытость может стоить тебе Джиллиан. Если бы ты в свое время сказал ей о своих чувствах, вероятно, она не ушла бы от тебя. И не надо этой отговорки, что в постели все становилось ясно само собой.