– А, – Бром кивнул, словно сочувствуя ему. – Разве ты мог просить о чем-то еще, Род Гэллоуглас?

Род слегка встряхнул головой, его глаза расширились. Черт возьми, в самом деле, о чем же он мог еще просить? Боже праведный, чего он ожидал? И почему, во имя седьмой улыбки Цербера, он так ошалел?

Его захлестнула волна безудержного гнева, и он стиснул челюсти. Эта сука ничего не значит для него. Она лишь пешка в Великой Игре, орудие, которое можно использовать в борьбе за демократию. И какого черта он разозлился? У него нет никакого права на гнев... Черт! Он нуждался в беспристрастном анализе!

– Векс!

Вместо того, чтобы прошептать, он почти выкрикнул это.

Бром О'Берин хмуро взглянул на него.

– Что такое «векс»?

– Ненадежная зубчатая передача с шатуном, – с ходу придумал Род. Куда, в конце концов, запропастился этот проклятый робот? Затем он вспомнил – у Векса был припадок.

Но тут Бром остановился и крайне подозрительно уставился на Рода.

– Что означают эти слова, Род Гэллоуглас? Что такое «зубчатая передача» и что за «шатун»?

Род стиснул губы и мысленно досчитал до десяти.

Осторожней, парень, осторожней! Ты на грани провала! Ты же сорвешь всю операцию!

– Зубчатая передача – это вьючный мул, используемый рыцарем для перевозки доспехов и оружия. А шатун – это полоумный сквайр.

– Полоумный? – озадаченно нахмурился Бром.

– Ну, немного не в себе. В моем случае все это приходится взваливать на лошадь.

– На лошадь? – уставился на него совершенно запутавшийся Бром.

– Ну, да. Я говорю о моем коне Вексе. У меня больше никого нет на всем белом свете. Он моя надежда и опора, а также единственная живая душа или, во всяком случае, создание, которому я могу поведать свои печали.

Бром уловил лишь последнюю фразу и вцепился в нее, как утопающий за соломинку. Глаза его потеплели, и он мягко улыбнулся.

– Теперь ты один из нас, Род Гэллоуглас, из тех немногих, кто поддерживает королеву.

Род увидел обожание в глазах Брома и спросил себя, что удерживает этого маленького уродца на службе у Катарины – и вдруг еще сильнее возненавидел королеву, ибо она была из тех сук, которым нравится использовать людей.

Широко шагая, он продолжал свой путь. Бром, стараясь не отставать, перешел почти на бег.

– Если я хоть немного разбираюсь в людях, – процедил сквозь зубы Род, – у королевы есть друг в Доме Кловиса, хотя она называет его врагом. Почему так, Бром? Или все дело лишь в том, что он сын ее врага – герцога Логайра?

Бром остановил Рода, положив руку ему на бедро и, едва заметно улыбаясь, заглянул в глаза.

– Не врага, Род Гэллоуглас, а горячо любимого родного дяди, который приютил Катарину и заботился о ней долгие пять лет, пока ее отец укрощал мятежных лордов на Севере.

Род, продолжая пристально глядеть в глаза Брому, медленно поднял голову.

– Она выбрала несколько странный способ проявления своей любви.

Бром кивнул.

– Да, воистину странный и все же, она, без сомнения, любит их обоих – и герцога, и его сына Туана.

Мгновение он молча смотрел в глаза Роду, потом отвернулся и медленно пошел по коридору прочь.

Род пару секунд смотрел ему вслед, а затем зашагал за ним.

– Это длинная и запутанная история, – задумчиво произнес Бром, когда Род нагнал его. – Но все нити ведут к Туану Логайру.

– К королю нищих?

– Да, – нехотя кивнул Бром. – К лорду Дома Кловиса.

– К тому, кто любит королеву.

– О, да! – Бром откинул голову назад и закатил глаза. – К тому, кто безумно любит королеву. Будь уверен, он тебе об этом еще не раз скажет.

– Но ты ему не веришь?

Бром сцепил руки за спиной и, опустив голову, стал переминаться с ноги на ногу.

– Он либо правдив, либо блестящий лжец. Если он лжет, то научился этому поразительно быстро. В отчем доме его учили говорить только правду. И все же он – лорд Дома Кловиса, один из тех, кто утверждает, что правителя следует выбирать. По их словам, в незапамятные времена так был избран король Кловис с одобрения тех, кем он правил.

– Ну, тут они малость исказили историю, – пробормотал Род. – Но, как я понимаю, их планы подразумевают свержение Катарины с трона?

– Да. Поэтому как я могу верить ему, когда он говорит, что любит ее? – Бром печально покачал головой. – Туан весьма достойный молодой человек, честный и благородный, трубадур, умеющий не только воспеть красоту глаз предмета своего обожания, но и выбить у вас шпагу из рук. Он всегда и во всем остается джентльменом, в нем нет и тени обмана.

– Похоже, ты неплохо его знал?

– О, да! Знал, еще как знал! Но знаю ли я его теперь? – Бром тяжело вздохнул, качая головой. – Они встретились, когда ей было всего лишь семь лет от роду, а ему – восемь, в замке милорда Логайра на юге, куда отец отправил ее для безопасности.

Подружившись, дети резвились и играли под моим присмотром, ибо мне было поручено постоянно оберегать их. Детей того же возраста в замке не было, а... – он улыбнулся и горько усмехнулся, – я был диковинкой – взрослый мужчина, который меньше их ростом.

Бром снова улыбнулся и откинул голову назад, словно глядя сквозь каменные стены коридора на канувшие в Лету годы.

– Они были тогда так невинны, Род Гэллоуглас! Да, так невинны и так счастливы! И он поклонялся ей, рвал цветы для ее венков, хотя садовник и бранил его. Ей докучает солнце? Он сделает полог из листьев! Она разбила хрустальный кубок миледи. Он возьмет вину на себя!

– Избаловал ее до крайности, – пробурчал Род.

– Да, но не он один строил из себя идиота перед ней. Ибо даже тогда она была самой прелестной принцессой на свете, Род Гэллоуглас. Но их счастье омрачала темная зловещая тень – Ансельм Логайр, паренек лет четырнадцати, наследник замка и владений.

Он частенько наблюдал за их играми из окна башни с кислой миной на лице. И лишь он один во всей стране ненавидел Катарину Плантагенет – почему, никто не знает.

– И он по-прежнему ненавидит ее?

– Да, и потому мы все желаем милорду Логайру долгих лет жизни. Почти пять лет ненависть жгла Ансельма, и вот, наконец, желанный момент настал. Отец Катарины усмирил лордов Севера и призвал ее обратно, в этот замок. И тогда Туан и Катарина дали обет, – ей было одиннадцать лет, а ему – двенадцать – что никогда не забудут друг друга, и она будет ждать, пока он не приедет за ней. – Бром печально покачал своей огромной лохматой головой. – И он приехал за ней. Девятнадцатилетний отрок, златокудрый принц примчался с юга на могучем белом скакуне. Он был красив и широкоплеч, его мускулы могли заставить содрогаться от страсти любую женщину. Трубадур с лютней за спиною и шпагой на боку, рассыпающий тысячи необыкновенных комплиментов ее красоте. И его смех остался таким же чистым, сердце – столь же открытым, а темперамент – по-прежнему неистовым, как и семь лет назад.

Бром улыбнулся Роду.

– Ей минуло восемнадцать, и жизнь ее текла тихо и спокойно, словно ручеек в летний зной. В свои годы она уже созрела для мужа, и ее голова была забита той легкомысленной чепухой, что девушки черпают из книжек и баллад.

Взгляд Брома посуровел, его по-прежнему мягкий голос гулким эхом отдавался в бездне прожитых им лет.

– Неужто ты никогда не мечтал о принцессе, Род Гэллоуглас?

Род судорожно сглотнул и пронзил его бешеным взглядом.

– Продолжай, – выдавил он.

Бром, пожав плечами, отвернулся.

– Чего тут говорить? Она, конечно, влюбилась в него. А какая женщина устояла бы? Он не знал, для чего существуют на свете женщины, и я готов поклясться, что она тоже не знала, но вдвоем, возможно, они поняли бы это. У них на то были все шансы, можешь не сомневаться.

Нахмурившись, он покачал головой.

– Это событие могло бы послужить венцом последних дней ее юности. Ибо той же весной умер ее отец. И скипетр перешел в руки Катарины.

Он замолк и принялся мерить шагами коридор. Его молчание столь затянулось, что Род почувствовал: надо что-то сказать.