Эвелин Карнахэн, еще недавно так скептически относившаяся к разного рода проклятиям, сама породила этот ветер.

Во вращающейся воронке пришедшего в движение воздуха появилась черная колесница или видение колесницы. Трудно сказать, что именно это было, настолько материально и в то же время призрачно она выглядела. Бешено мчащиеся кони влекли ее вниз по лестнице. Ни копыта, ни колеса не касались каменных плит. Призрачными конями правил сам бог Анубис, явившийся, видимо, чтобы покарать зарвавшегося Верховного жреца.

Имхотеп наблюдал за приближением призрака, воздев руки, словно в мольбе. Сейчас в нем мало что напоминало прежнего могущественного гордеца. Колесница пронеслась прямо сквозь Имхотепа, унося с собой его черный полупрозрачный образ, хотя сам Верховный жрец с поникшей головой оставался на месте. Эвелин показалось, что, возможно, эта призрачная колесница увлекла с собой черную душу Имхотепа.

Ветер все еще бушевал в зале, заставляя Эвелин и Джонатана отступить на шаг назад. Странная, еле видимая глазу колесница изрядно шумела, поэтому Эвелин с братом стали искать укрытия за колоннами.

Джонатан, державший золотую Книгу Амон-Ра, споткнулся и упал. Бесценное сокровище выпало из его рук и, скользнув по каменному мостику, кануло в черную жижу, заполнявшую ров. Блестящий том был утерян навсегда. На лице Эвелин не отразилось каких-либо эмоций, зато Джонатан готов был разрыдаться.

Колесница, завершив круг по залу, вновь устремилась к лестнице. Анубис нахлестывал лошадей, а черный призрак Верховного жреца бессильно простирал руки к стоявшей у алтаря своей телесной оболочке.

Мумия, покрытая человеческой плотью, бросилась вдогонку за уносящейся колесницей. Наверху лестницы она попала в воздушный вихрь, из которого недавно возникла, и через мгновение исчезла.

Разъяренный Имхотеп бросился вниз по лестнице. Пусть душа его отправилась в Царство теней, зато плоть жаждала немедленного возмездия. Стиснув зубы и гневно сверкая глазами, Верховный жрец шел прямо к О'Коннеллу.

Рик уже нашел свой меч и приготовился дать мумии достойный отпор. У него не похищали душу, но все его тело разламывалось от боли. Сейчас его занимала только одна мысль: хватит ли ему сил для последней решительной схватки?

Позади него прозвучал голос любимой женщины:

– Не позволяй ему запугать себя, дорогой, – сказала Эвелин. Услышав это, О'Коннелл, несмотря на всю трагичность происходящего, смог улыбнуться. – Он теперь уязвим, как обыкновенный человек.

Когда Имхотеп протянул руку, чтобы схватить Рика, тот размахнулся и изо всех сил всадил меч глубоко в тело мумии.

Глаза Верховного жреца расширились от удивления и боли. Сморщившись, он дотронулся пальцами до живота. Ладонь Имхотепа окрасилась кровью.

– Скажи ему, – обратился О'Коннелл к Эвелин, но глядя в лицо жреца, – что его желание наконец исполнилось. Он стал человеком.

Девушка перевела сказанное Риком, гордо и четко выделяя каждое слово. Увидев, что его послание дошло до сознания Имхотепа, О'Коннелл рывком выдернул меч из его тела и столкнул умирающего в бурлящую черную жижу.

Эвелин нежно обняла О'Коннелла.

– Замечательное представление, Рик, – одобрительно заметил подошедший Джонатан. – Я не сомневался в тебе ни секунды.

Имхотеп, казалось, не спешил тонуть и оставался на поверхности черной жижи. Но она постепенно, чуть ли не с нежностью, все-таки забирала его в свои глубины. Жрец неотрывно смотрел на троих людей, стоящих у границы рва. На тех, у кого хватило сил и смелости победить его. Неожиданно к Имхотепу вернулись присущие ему презрительная гордость и высокомерие – он почти заулыбался, и его голова скрылась под зловонной субстанцией.

– Ну, теперь-то уж все? – поинтересовался Джонатан.

Как будто в ответ на это из черной жижи вынырнула бритая голова Имхотепа. Он усмехнулся и выкрикнул что-то на своем языке. И слизь снова погребла его под собой, на этот раз уже окончательно.

– Что он сказал? – спросил О'Коннелл.

На лице Эвелин был испуг. Она повернулась и почти механически перевела:

Он сказал: «Смерть – это всего лишь начало».  

Пока в громадном амфитеатре кипело сражение между людьми и мумиями, населяющие Хамунаптру крысы занимались своими проблемами. Отвратительным грызунам не было никакого дела ни до вечной жизни, ни до неумирающей любви. Этих падальщиков заботило только собственное выживание и удовлетворение низменных инстинктов. И Бени, так похожий на них, тоже не был исключением.

Звуки, доносившиеся до венгра из глубин лабиринта, значили только одно: все остальные заняты, и до него никому дела нет. Следовательно, никто не помешает ему заняться сокровищами фараонов (кстати, Бени обнаружил еще несколько комнат, наполненных драгоценностями). Сейчас он запихивал золото и драгоценные камни в седельные сумки, снятые им с первых попавшихся верблюдов, бродивших в окрестностях Хамунаптры.

Пусть О'Коннелл, его девица и ее недоумок-брат безнадежно и бессмысленно борются с могучим противником. Дальновидный Бени сновал как челнок, оттаскивая набитые сокровищами мешки на поверхность. Венгр пользовался лестницей, которую нашли его бывшие работодатели. Уложив на песок троих верблюдов, Бени стал нагружать их своей добычей. Но жадность его не имела границ, и он снова и снова спускался в лабиринт. Хотя каждая комната была настоящей сокровищницей, Бени, словно крыса, сновал из зала в зал, стараясь отбирать наиболее мелкие и ценные предметы.

Через некоторое время звуки побоища стихли, и Бени понял, что ему следует поторопиться. Имхотеп, в победе которого над простыми смертными венгр ничуть не сомневался, скоро мог хватиться своего слуги. Поэтому как ни притягательными были неисчисляемые сокровища, Бени решил, что делает последнюю ходку.

Убедившись, что все сумки заполнены доверху, он заметил торчащий из стены золотой стержень. Чтобы легче было взвалить ношу на спину, Бени решил сначала повесить сумки на это подобие вешалки. Справившись с задачей, Бени прислонился к стене, чтобы перевести дух. Внезапно до его слуха донесся скрежет, как будто где-то камень терся о камень. Встревоженный неприятным звуком, Бени потянулся за своим грузом. Оказалось, что стержень, служивший рычагом какого-то механизма, под тяжестью сумок опустился. В страхе отступив назад, Бени понял, что натворил, так как его уши уловили шелест, издаваемый сыплющимся со всех сторон песком. Пол сокровищницы оставался неподвижным, а вот окружавшие его стены и потолок начали медленно опускаться.

Позабыв о сокровищах, Бени схватил факел и нырнул в сужающийся дверной проем, за которым начинался туннель. Но там с потолка опускались массивные каменные плиты, отрезая ему путь. Бени пришлось передвигаться согнувшись, а потом и вовсе ползком. Бени уподобился крысе, хотя не каждый грызун смог бы повторить такой путь с факелом в зубах…

О'Коннелл и его друзья тоже услышали и скрежет камней, и шум струящегося песка.

Все трое тут же сообразили, что происходит нечто страшное. Правда, Эвелин поначалу отнесла эти грозные явления к гибели Того, Чье Имя Не Называется.

– Боже мой! – воскликнула она. – Вы помните, о чем говорится в легенде?

Джонатан, чьи познания в египтологии все-таки были весьма значительны, выразительно щелкнул пальцами:

– Как же! Существует поверье, что фараоны устраивали в Хамунаптре многозначительные ловушки. В тот день, когда рука несчастливца коснется накопленных ими богатств, Город Мертвых в одно мгновение погрузится в пески.

О'Коннелл ни к чему было выслушивать мнение экспертов. Ему было достаточно скрежета каменных блоков и шелеста сыплющегося отовсюду песка.

Окружавшие их высокие стены задрожали и начали проваливаться вниз.

– Бежим! – закричал Рик, хватая Эвелин за руку, и все пустились наутек. Миновав каменный мостик над черной жижей, они пронеслись мимо трех мумий-воинов. Те так и стояли в ожидании приказов, которые теперь никогда не будет. Они бежали мимо опускающихся и трескающихся колонн ко все уменьшающемуся прямо на их глазах дверному проему.