- Привычка. Всегда, когда начинаю говорить о работе, перехожу на «вы». Надеюсь, ты не обиделся.

   - Мне все равно. Хотя, на «ты» привычнее. Почему ты решила извиниться?

   Кажется, получилось его заинтересовать, потому что Олег развернулся ко мне, опираясь локтем на перила, и теперь рассматривает с нескрываемым любопытством от кончиков пальцев на ногах, виднеющихся в капельке выреза туфель, до самой макушки и обратно. Крайне неуютно от столь открыто продемонстрированной заинтересованности.

   - Просто вижу, что сегодня ты звезда вечера. Мне стало не по себе, что невольно стала участницей этого цирка.

   Он натянуто улыбается, стряхивая пепел в пепельницу.

   - Наш мир представляет собой госпиталь святой Марии Вифлеемской, проще говоря, Бедлам. С единственной разницей, что там устраивали шоу по большим праздникам, в моем же случае - каждый день сплошное шоу. С другой стороны... - рассуждает он, - с другой стороны я считаю, что в тринадцатом веке смотреть на умалишенных было куда интереснее. По крайней мере, их заковывали в цепи, и они сидели в клетках.

   По лицу непонятно, шутит он или нет. Олег снова отворачивается, затягиваясь, и выдыхает дым в другую сторону от той, где стою я. Поворачивается.

   - Я не думаю, что ты умалишенный.

   - Тебе еще раз справку показать? - ухмыляется.

   - Зачем ты так? Я хотела поговорить по-хорошему.

   Серые глаза впиваются в мои. Кажется, они стали еще больше. Затем Олег резко прищуривается:

   - М-м-м. У парочки сегодняшних гостей - и да, я имею в виду и мужчин, и женщин - я заметил некоторые сексуальные расстройства и склонность к мазохизму. Допустим, почему я на их взгляд подхожу на роль садиста, понять можно, но зачем это надо тебе - пока постигнуть не получается.

   - Спасибо, я предпочитаю скучный, нудный, но традиционный секс. – Помолчала некоторое время. - Я так поняла, что ты уже всем тут умудрился поставить диагнозы?

   Кажется, его позабавила эта фраза.

   - Моя слава идет впереди меня. Это льстит. Самое сложное в профессии врача - это научиться не ставить диагнозы себе и своим близким. Эта дурацкая привычка не изживается даже тогда, когда ты перестаешь быть врачом.

   - Тебя лишили лицензии?

   Кивает.

   - Меня много чего лишили, но возможности оказывать людям какую бы ни было медицинскую помощь - в первую очередь. - О чем-то думает, хмурясь. - Если тебе так нужно, чтобы я извинил тебя и твою компанию - можешь считать, что уже сделано.

   Тушит сигарету и шагает в сторону своего кресла. На полпути понимает, что кресло заняли, кроме того, вазочка со сладостями опустела, молча, разворачивается и выходит из комнаты. Одновременно с этим, с другой стороны в гостиную забегает толпа деток во главе с переодетыми тетками, сжимающими в руках кучу шариков с криво нарисованными рожицами.

   - Говорят, он стал импотентом после лекарств, которые принимает, чтобы не слышать голоса, - крутит у виска Маша, внезапно оказавшаяся рядом. Перевожу на девушку пораженный взгляд, укоризненно качаю головой.

   - Ну а что? Так Женька сказала, она хотела с ним переспать.

   - Зачем?

   - Да что ты Женьку не знаешь, она же тащится от придурков. Не понимаю, почему он ей отказал, можно подумать, кто-нибудь еще в здравом уме захочет дать ему. А что было написано на бумаге, которую он тебе показывал?

   Отмахнувшись от подруги, я направляюсь к столу, чтобы промочить горло. Мне не по себе. Действительно, все эти люди вокруг не сводят плотоядных глаз с Олега. Никаких сомнений, цель их визита - посмотреть на «психа» в надежде, что он выкинет что-нибудь эдакое. Его пытаются провоцировать, но в открытую приставать боятся. Он интересен, как дикий зверь, по каким-то причинам снятый с цепи.

   Когда Олег выходил из комнаты, глаза присутствующих сверлили ему спину. Абсолютно всех присутствующих, увы, даже мои. Некоторые гости прервали разговор, но как только мужчина скрылся из виду, голоса стали в два раза громче, народ торопился взахлеб обсудить «странное» поведение брата хозяйки вечеринки, делился наблюдениями и додуманными подробностями.

Отрывок 2. Балансирующий на грани

      Сегодня я как никогда горжусь собой. За шесть часов «выставки» всего лишь второй раз прячусь в ванной комнате.

   Поворачиваю ручку крана и умываю лицо холодной водой, намочив при этом кончики упавших на лицо волос, которые тут же прилипли к щекам. Тру глаза. Определенно, если бы меня заковали в цепи, зрелище бы понравилось гостям намного больше. Ну, хотя бы одели в смирительную рубашку. Жаль, что они уже запрещены. Хм, многие врачи в нашей стране согласились бы с этой мыслью, свое согласие они периодически подкрепляли незаконными действиями.

   Засекаю время на часах. Меня должны хватиться минут через десять, не раньше. Целых десять минут тишины и одиночества. Счастье.

   Опустив крышку унитаза и сев сверху, я принимаюсь разминать плечи. Мой «доктор» - а я всегда выделяю это слово голосом и интонацией так, словно сам факт обращения таким образом к ЭТОМУ человеку можно считать шуткой. Если бы я был младше, то сгибал бы указательные и безымянные пальцы при упоминании имени своего врача. Так вот, мой «доктор» считает, что я нуждаюсь в адаптации к обществу. Что мне нужно чаще говорить с людьми, найти работу, завести девушку.

   Телефон пискнул, сигнализируя о времени приема таблеток. Я достаю из портмоне прозрачную упаковку зелененьких крошечных капсул, вытаскиваю оттуда две штуки и держу над унитазом. Произнося «упс», растопыриваю пальцы. Булькает. Хорошенько смываю.

   Вырвавшийся изо рта смешок получается нервным. Кто бы мог подумать, но я никогда не был столь популярным, в том числе и у противоположного пола, до того, как стал «психом». Ирония судьбы, мне никогда не было до этого так мало дела, как теперь, когда я стал «психом».

   Резко стало тихо, я даже вздрогнул от неожиданности. Кто-то выключил музыку. Затем, послышались крики, топот, грохот и снова крики. Женский визг. Вскакиваю с края ванны, на котором сидел, я спешу в коридор, прислушиваясь к звукам истерики. Возле бассейна полукругом рассредоточилась куча народа, каждый кричит что-то нечленораздельное с общим смыслом: кто-нибудь, сделайте же что-нибудь!

   Протиснувшись вперед, я вижу бледную, как простыня, девочку лет восьми, неподвижно лежащую на земле. Над ребенком сидит мужчина и пытается делать массаж сердца, а точнее неистово давит на грудь, отчего детские хрупкие ребра должны вот-вот треснуть.

   - Легкие очищали? - кричу я. Никто не отвечает. Спрашиваю еще раз и еще. Люди либо в панике ничего не соображают, либо специально игнорируют меня. Вероятнее всего второе. В толпе вижу ту самую девушку, которая так неуклюже пыталась извиниться за все наше общество. Быстро подхожу к ней.

   - Легкие очищали? – выпаливаю на одном дыхании. Видя, что она не понимает, добавляю: - На живот ребенка переворачивали?

   - Нет, кажется, нет, сразу...

   В следующую секунду я уже рядом с девочкой.

   - Я врач, - уверенным, не терпящим возражения голосом сообщаю свой статус, отстраняя недоспасателя. И тот, хоть и прекрасно знает «врача», слушается командного голоса. - Все замолчите! - кричу, проверяя пульс. В такие моменты, я перестаю себя контролировать. Включаются рефлексы, выработанные за годы учебы, а точнее: спасти жизнь, чего бы это ни стоило. Переворачиваю ребенка на живот, открываю рот и пытаюсь вызвать рвоту. Несколько надавливаний на грудную клетку, и еще раз. Вытекает только вода. Чёрт! Никаких изменений. Возвращаюсь к массажу сердца и искусственному дыханию.

   Так тихо. Кажется, люди перестали дышать, а, может, это я ничего не замечаю, преследуя единственную цель. Девочка не шевелится, пульса нет. Стараюсь работать так быстро, как только умею. К счастью, руки помнят, что и как нужно делать. Если бы я не знал анатомию, сказал бы, что команды мозга не требуются. Автоматом одно за другим проделываю действия необходимой первой помощи утонувшему. Делаю то, чему когда-то собирался посвятить свою жизнь - помогаю.