Мы согласились на это разделение труда, и Александр Александрович повел нас осматривать музей.
Ростовский музей помещался в кремле. Мы перебирались витыми переходами из одной палаты семнадцатого века в другую, спускались в темные подземелья, лазали по стенам, поднимались на башни. В современном отделе мы увидели макеты золотых луковиц размером с голову ребенка.
— А какой лук, суздальский или ростовский, лучше? — неожиданно спросил Александра Александровича молчаливый Вова.
Он сегодня вел дневник и наконец решился задать свой первый и, вероятно, последний за время похода вопрос.
Александр Александрович прочел нам небольшую лекцию, как издавна, чуть ли не со времен Липецкой битвы, спорили друг с другом Ростов и Суздаль. На разные хитрости пускались купцы обоих городов, чтобы расхвалить свой товар и очернить товар соперника. И ростовцы и суздальцы возили лук в Москву ко двору царя Алексея Михайловича. А теперь колхозники обоих районов каждый год посылают лук в Москву на сельскохозяйственную выставку и ждут с нетерпением решения жюри.
— Я лично считаю, — уверенным голосом добавил Александр Александрович, — ростовский лук обладает более высокими вкусовыми качествами.
Он показал нам из окна часть кремлевского двора, заросшую бурьяном, где некогда, в двенадцатом столетии, находился монастырь — Григорьевский затвор с училищем, основанным князем Константином, и с его знаменитой библиотекой.
— Раскопки в Ростове велись неоднократно, — говорил Александр Александрович, — но никогда ни берестяных грамот, ни тем более рукописей на бересте найдено не было; в наших глинистых грунтах дерево не сохраняется.
В одном из залов музея висела картина — молодой, русобородый богатырь со связанными руками гордо стоит, окруженный стражей. Перед ним расселся на подушках, посреди богато убранного шатра, черноусый узкоглазый татарин.
Этот пленный воин был Василько — сын Константина. Ростовские дружины храбро сражались с татарами в битве при Сити. Десятерым врагам отрубил Василько мечом головы, троих пронзил копьем, пятерых потоптал копытами коня.
Но хитрому татарину удалось из-за куста накинуть аркан на шею отважного Василька, стянул он его с седла; бросились на поверженного враги и связали его. Хан Батый приказал привести Василька в свой шатер. Предложил он пленнику великое княжение Владимирское, только пусть тот поклонится хану и будет служить ему верой и правдой.
Когда перевели толмачи слова Батыя, выпрямился связанный богатырь и плюнул хану в лицо. И тотчас же татары зарубили Василька.
По верху кремлевской стены Александр Александрович провел нас в крайнюю башню. Мы поднялись на самый верх. Видно, нарочно здесь заканчивались экскурсии, чтобы всю жизнь посетители вспоминали Ростов.
Вид с башни открывался на все четыре стороны, и, куда ни посмотришь, везде расстилались перед нами нескончаемые просторы: с одной стороны озеро голубое с голубыми далями, а с другой — весь город виднелся как на ладони. Автомашины грузовые и легковые, автобусы двигались по ростовским улицам; пешеходы торопились по своим делам. Стайка дошколят в белых панамках перебиралась через площадь во главе с воспитательницей.
И всюду, как в Суздале и в других городах, по осиновым серебряным лемехам[6], покрывавшим верхи башен, по карнизам и окнам домов и просто по асфальту улиц перепархивали сотни белых и сизых голубей.
Мы расстались с Александром Александровичем, а после обеда Миша, Галя и я вновь пошли в музей — будем читать рукописи Артынова.
Александр Александрович дал нам оба тома Артынова и усадил в кресла. Мы начали читать: Галя с Мишей — одну книгу, я — другую, «о князьях и иерархах».
— А почему эти книги так вкусно пахнут? А почему бумага такая желтая? — допытывалась Галя.
— Нечего любопытничать! — цыкнул на нее Миша.
Рабочий день кончился. Александр Александрович ушел, доверив нам ключи и показав, где их надо спрятать.
Я все читал. Миша с Галей тоже все читали. Разбирать рукопись было нетрудно — Артынов писал четко, характерным круглым почерком, только не сразу привыкли глаза к буквам «ѣ», «ъ» и «і».
Николай Викторович, Лариса Примерная и Танечка принесли нам горячий ужин и чай, предложили сменить нас, но мы только отмахнулись.
Старинные бронзовые часы пробили десять. Лампочка была тусклая; сводчатые потолки семнадцатого столетия пропадали во тьме. Тишина царила в мрачных музейных палатах. Где-то зашуршала в углу мышь.
— Не страшно тебе? — спросил я Галю.
— Ни капельки! — Она задорно тряхнула кудрями. — А вам?
— И мне тоже не страшно, — ответил я.
Вся история Ростова прошла перед моими глазами: легендарный основатель города Роста, мудрый князь Константин и построенные при нем, впоследствии разрушенные татарами храмы и терема. Константин посылал писцов во все концы земли Русской списывать книги. Артынов полагал, не менее тысячи томов хранилось в княжеской библиотеке. Верно, в те годы безвестный странник принес в Ростов в своей котомке с юга — из Киева, Чернигова или Новгород-Северска — список «Слова о полку Игореве». И Константин и его близкие с трепетом душевным читали гениальную поэму.
«Некто Щенников рассказывал мне, что в прошлом столетии (то есть в восемнадцатом) в башнях и переходах кремлевских валялись целые вороха рукописей», — прочел я.
Каких рукописей, Артынов не указал.
Нет, не то. Искать, искать! Не поднимая головы, читать пожелтевшие страницы…
Разные истории записал Артынов: как он ездил зимой на санях в город Тихвин продавать монахам рыбу, а по пути чуть не съели его волки; как два ростовских купца подрались в церкви — кому стоять впереди…
Галя крепко спала на плече Миши. Миша не шевелился, боясь ее разбудить, и читал, читал… Углубился в книгу и я. Пробило полночь… Мои глаза начали слипаться… Снова зашуршала мышь, но не хотелось даже головы повернуть. Буквы сливались…
— Нашел! — дико завопил Миша у меня над ухом.
Я проснулся. Галя тоже проснулась и бестолково глядела то на меня, то на Мишу. За окном виднелась розовая, освещенная утренней зарею кремлевская стена.
— Читайте! — ткнул Миша в артыновскую тетрадь.
— «О существовании этого городка, на месте которого стоит ныне село Васильково, сообщил крестьянин села Угодич Александр Борисов Богданов-Жирнов из рукописи, переданной на бересте, принадлежащей деревне Стрелы крестьянкам Дунаевым; в рукописи было около ста листов. Нашествие Батыево стерло с лица земли этот городок».
Возможно, исчезнувший городок, несомненно связанный с именем Василька, в другое время меня бы заинтересовал, но сейчас я видел только незабываемые слова: «…из рукописи, переданной на бересте» и «было около ста листов».
На карте Ростовского района, висевшей на стене, мы без труда нашли к северу от города и от озера кружочек «Стрелы», а чуть восточнее — кружочек «Васильково», смерили по линейке и насчитали от Ростова до этих деревень двенадцать километров.
Пустяки какие! Скорее в Стрелы — искать потомков тех неизвестных крестьянок Дунаевых!
Оставили мы записку Александру Александровичу со словами: «Спасибо, благодарим, простите!» — указали взволновавшую нас страницу из артыновской тетради, заперли дверь на ключ и побежали.
Самым бесцеремонным образом мы принялись будить всех наших подряд, дергали за ноги, за плечи, за косы.
Миша, красный от волнения, сложил руки трубочкой и прокричал:
— Напали на след березовых книг!
Услышав такие слова, все зашевелились, забегали. Но, увы, существовали многие, самые прозаические препятствия: и завтрак оказался не готов, и продукты надо было закупить на дорогу…
Словом, отправились мы в путь только через два часа.
Глава семнадцатая
Нашли, да не то, что искали
Мы зашагали по улицам Ростова. В конце каждого поперечного переулка проглядывал кусочек озера, синего, как небо. Дальний берег и заозерные деревни едва различались сквозь утреннюю бирюзовую хмарь.
6
Лемехи — в данном случае длинные, остроконечные пластины, наколотые из осиновых поленьев, которыми, как черепицей, покрывались когда-то верхи башен и купола церквей. Такие покрытия издали казались серебряными, напоминавшими рыбью чешую.