– Я рад тебя повидать, Вана, – честно сказал Старлиц. – Ты отлично выглядишь.

– Брось, я знаю, какой у меня ужасный вид. Хуже не бывает. Но я это заслужила. Ты даже не представляешь, что мне пришлось пережить.

– Просто ты перенапряглась, – тихо проговорил Старлиц. – Пора переключить скорость. Перевалить через весь этот миллениум и собрать осколки своей жизни в целую картину.

– Я пыталась. На самом деле! Все напрасно. Становится только хуже.

– В этот раз ты угодила в правильное место. В этом отеле есть неплохие номера. Например, мой. К тому же для меня здесь все бесплатно.

– Неужели? – Вана рассеянно рассматривала тающий лед на дне стакана.

– Знаешь что, давай поднимемся ко мне в номер. Прямо сейчас. Побарахтаемся в стогу, так сказать.

Вана чуть не подавилась. Поставив стакан, она вытаращила красные глаза.

– Ты выжил из ума? Кому ты это предлагаешь?

– А что такого? Идем!

– Я лесбиянка!

– Ну, один раз за двенадцать лет – это не смертельно. Держу пари, ты не занималась ничем таким уже больше трех месяцев.

– Больше трех лет...

– Тем более. Гляди, мы с тобой пьяны, настроение подходящее, у меня хороший номер. Мы все-таки какая-никакая семья, у нас есть общее прошлое. Вспомним старое!

Они враскачку добрели до его номера и с немалыми трудностями, отдавая должное возрасту, осуществили соитие.

– Здорово! – пропыхтел Старлиц, скатываясь с нее и отдуваясь. Закрывшись в ванной, он избавился от турецкого резинового изделия. Рев туалетного бачка пробудил Вану к жизни.

– Дай сигарету! – простонала она. – У тебя найдется аспирин?

– У меня есть золофт! – крикнул Старлиц.

– Еще лучше.

Старлиц достал из холодильника бутылку турецкой минеральной воды и пакет с разноцветными упаковками транквилизаторов. Выковыряв из одной таблетку, он принес Ване ее и бутылку. Она положила таблетку на язык и разом выпила полбутылки. Устало выбравшись из-под простыни, они скрестила посреди развороченной кровати целлюлитные ноги, не стесняясь потрескавшихся пяток.

– Господи, у меня такое чувство, словно меня возили по полу.

– Ничего страшного. Подумаешь, всего лишь ты да я.

– Не могу поверить, что я это сделала. Зачем я согласилась? Никогда больше себе этого не позволю!

– Подожди еще двенадцать лет, потом и говори.

– Тебя не затруднит надеть штаны? – взмолилась она.

– Не затруднит.

– И рубашку. Не обижайся.

– И не подумаю. – Старлиц, довольно посвистывая, натянул просторные трусы. – Я чувствую себя помолодевшим, – сообщил он, ныряя в костюмные брюки. – Как следует поддать и потрахаться – вот то, что мне требовалось. Такое ощущение, что вернулся 1977 год.

– Тебе понравилось? – недоверчиво спросила Вана.

– Очень. Жить хорошо.

– Если хотя бы одному из нас полегчало, значит, это был не напрасный труд.

– Еще бы! Как же иначе? Секс творит чудеса во всем мире.

Вана допила воду и уронила бутылку.

– Честно говоря, лично я ничего чудесного в этом не обнаружила, но... Возможно, ты прав. Наверное, благодаря тебе я ударилась о дно. Хуже уже не может быть. У меня ощущение полной опустошенности.

– Брось, ты выглядишь роскошно. Неземной вид!

– Нашел, что сказать! – подозрительно прошипела Вана и закусила нижнюю губу. – Помнишь безумный секс втроем в гамаке? Говорят, это меняет судьбу. Мою это точно изменило.

– Вот и сейчас то же самое.

Вана поднялась и побрела в ванную. Сначала она отвернула кран, потом посмотрела на себя в зеркало – и вскрикнула.

– Боже! Что со мной?

– Просветление. Внутреннее свечение.

– У меня кожа стала прозрачной... Я похожа на матовую лампочку.

– Влияние средиземноморского солнца, – заверил ее Старлиц как ни в чем не бывало. – Недаром Кипр – родина богини Афродиты. Естественный вид, веяние нового века. Красота!

– Кажется, подкралась моя смерть... Может, это от сочетания выпивки и лекарства? Неужели я сейчас окочурюсь? Лучше лечь.

Еле передвигая ноги от испуга, Вана доползла до постели и рухнула. Несколько минут из-под несвежих простыней доносилось тяжелое дыхание и беспокойное ерзанье. Старлиц тем временем, беззаботно напевая, причесался и повязал галстук.

Потом наружу высунулась всклокоченная голова Ваны. Совершенно новый голос позвал:

– Легс?

– Что?

– Я должна кое-что тебе сказать о Зете. Я решила оставить ее с тобой.

– Я так и думал, – отозвался Старлиц, не оборачиваясь. – Другого и не ждал. Ведь эта девочка... В общем, это единственное сделанное мной в двадцатом веке, от чего мне не откреститься.

– То есть?

– В том, что она объявилась в самый канун Y2K, есть бездна смысла. Ведь она – последствие, которое меня переживет. От нее мне не увильнуть и не отказаться. Не уползти и не отпрыгнуть. Раз я собираюсь быть самим собой, значит, надо смотреть правде в глаза. Я должен пройти насквозь и выйти с другой стороны.

– Послушай, я ее мать, и я ее люблю. Но у Зеты большие странности. – Старлиц промолчал. – И вовсе не в хорошем смысле. То есть иногда она бывает мила, но чаще это какой-то полтергейст.

– Одиннадцать лет, что ты хочешь? Наверное, обожает лошадей и прочую живность, безобразно ведет себя за столом? – Старлиц решил, что бритье благополучно завершено, и сполоснул бритвенный станок.

– Если бы! – вздохнула Вана. – Как тебе полеты из окна четвертого этажа? Телевизор, ломающийся от одного ее взгляда? И все такое прочее.

Старлиц махнул рукой, обросшей пеной для бритья.

– Дети вечно придумывает разные сверхъестественные чудеса. Они же умницы.

– Что толку разговаривать с тобой? – бессильно простонала Вана. – Ты последний, кто поймет, насколько это серьезно. Но я по крайней мере попробовала. Не забывай эту мою попытку.

– Ты права, детка, – проговорил Старлиц, внимательно разглядывая в зеркале свою выбритую физиономию. – Чем меньше болтать, тем лучше.

– Только бы она ничего не натворила с этими беднягами русскими! После полета она была сама не своя.

– Эти парни у меня на содержании. Они с ней справятся.

– Пускай попробуют. А я сдаюсь! – заявила Вана. – Так и знай: сдаюсь! – Она села в кровати. – Я устала от тревог. Больше так не могу! Я забрела в тупик. – Неожиданно она улыбнулась.

– Видишь, тебе полегчало, – сказал Старлиц, по-прежнему не оборачиваясь.

– Я тебе скажу, что я надумала. У меня родился новый план. Целая новая программа. Пока я тут отдавала Богу душу, придавив лицо этой поганой подушкой, меня осенило.

– Поделись мыслями.

– Я отправлюсь в Канаду, на остров Ванкувер. Я там знаю секту колдунов. Славные люди! Живут в шалашах на деревьях. Займусь с ними травоедением и йогой. Йога и йогурты – вот спасение! Буду вставать вместе с солнцем и питаться вареными овощами. Так ко мне вернется здоровье.

Старлиц одобрительно кивал.

– Крепкое повествование!

– Это будет самоочищением! – От воодушевления голос Ваны креп с каждой секундой. – В унитаз антидепрессанты!

– Туда им и дорога.

– Конец сидению с чужими детьми и драмам слюнявого инь. К черту лазание по Интернету! Лучше штудировать «Бхагавадгиту» и каждый день грести на байдарке. Перестройка чакр – вот что мне требуется. Наступление Y2K мы отметим плясками вокруг здоровенного тотемного шеста.

– Потрясающе! То, что доктор прописал. Вперед и с песней! Нащупай свою внутреннюю сущность и больше не выпускай.

– Думаешь, у меня получится? Я миную рубеж Y2K?

– Как пить дать! – заверил ее Старлиц. – Великолепная идея, именно то, что тебе требуется. Кстати, не отдашь мне свой спутниковый телефон?

– Не отдам, – сказала Вана, поразмыслив.

Старлиц нашел Хохлова и Зету в Гирне, в портовом клубе «Кокни». Они устроились за столиком на террасе, под большим потрепанным зонтиком, и уплетали жареную рыбу с картошкой.

Вокруг них насыщались пенсионеры-британцы. Человек десять – пятнадцать пожилых людей развалились тут же в шезлонгах, нежась в воображаемой старческой стране Шангри-Ла. Хохлов, похожий сейчас на добродушного дядюшку, передавал девчонке стодолларовые купюры, вытягивая их по одной из перехваченной резинкой толстой пачки.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: