— Не отвечает.

— Где он может быть? У посла?

— Посол уехал в резиденцию. — Дежурный помялся. — Скорее всего, Червонцев поднялся на четвертый этаж… Жди, пока спустится.

— Звони туда, — потребовал Косенко. — У меня неотложное дело.

— Ты что? — засмеялся дежурный. — Не имею права.

— Тогда я сам поднимусь, — Косенко ринулся вверх по лестнице.

— С ума сошел? — дежурный поднялся со стула, чтобы остановить Косенко, потом решил, что, если корреспонденту нужны неприятности, пусть лезет на рожон.

Четвертый этаж обширного посольского здания не был похож на три остальные. Во-первых, на четвертый этаж не поднимался лифт. Во-вторых, в длинный коридор четвертого этажа выходили только две двери. На одной была табличка с надписью «Архив», но никто из посольских за справками туда не обращался. На второй, дальней, металлической двери надписи и вовсе не было. Отсутствовала и ручка. Только глазок и отечественный звонок с облупившейся краской.

Косенко в первый раз оказался на четвертом этаже. Он проскочил мимо «Архива» и, задыхаясь, помчался к угловой двери. Взбудораженный, он не заметил звонка и, толкнув дверь, влетел в большую комнату без окон.

За накрытым столом под люстрой сидели советник посольства Червонцев, первый секретарь Вострухин, пресс-атташе Кузьмищев и шифровальщик Барабанов. Это был почти весь наличный состав резидентуры внешней разведки, работавшей под посольской крышей.

Советник Червонцев, в очках, с квадратным мощным лицом, был резидентом. Колонией правили посол и резидент. Советник-посланник, второй по рангу в дипломатической иерархии, был человек образованный, опытный, знаток арабского языка — начинал переводчиком в МИДе, но безвластный и трусоватый.

На столе стояли две бутылки армянского коньяка (одна почти пустая) и обязательный на посольских застольях «Гуляй, Вася» — то есть виски «Джонни Уокер». Из закуски родная неразделанная селедка, полбуханки черного, надорванный пакет с подсоленным печеньем и банка аккуратненьких маринованных огурчиков, купленная в лавке напротив посольства.

Коньяк, черный хлеб и селедку, понял Косенко, привез из Москвы Федоровский. Вчера, отмечая его приезд, разведчики гуляли весь вечер, а с утра, видимо, решили поправиться. Хотя тощий Вострухин, известный пристрастием к горячительным напиткам, при каждой выпивке поучал молодых коллег:

— Проснулся утром, сразу не похмеляйся, а то не остановишься и запьешь. Продержись до десяти и только тогда позволь себе пивка.

Заветы Вострухина были забыты. Это Косенко понял по шифровальщику Коле Барабанову, живой иллюстрации выражения «залил глаза». За три года командировки секретный человек Коля, редко выпускаемый за посольскую ограду, наел брюхо и пристрастился к виски «Гуляй, Вася». После первой же рюмки глаза у него исчезали за подглазными мешками.

Увидев Косенко, Червонцев метнул злобный взгляд на Колю Барабанова, которому полагалось следить за тем, чтобы дверь в помещение резидентуры была закрыта, но сдержал себя:

— Заходи, Сережа. Что-нибудь срочное?

— Федоровский… Игорь Мокеевич… — Косенко никак не мог отдышаться. — Дверь открыта… Я вошел, как договорились, а он лежит в прихожей. Уже холодный…

Вострухин и Кузьмищев остолбенело уставились на корреспондента. Коля Барабанов выронил вилку с подцепленным огурцом:

— Убили…

Первым пришел в себя Червонцев. Он надел очки и слегка охрипшим голосом спросил:

— Полиция есть?

Косенко качнул головой.

— Едем на квартиру, — приказал Червонцев. — Кузьмищев, бери Сережу, врача, спускайтесь и ждите нас.

Лысоватый Вострухин стал надевать пиджак, но никак не мог попасть в рукава.

— Алексей, — обратился к нему Червонцев, — диктуй Коле шифровку в центр. Потом садитесь за аппаратуру, фиксируйте активность полиции и спецслужб.

Помещение резидентуры было оборудовано разнообразной аппаратурой, в том числе радиостанциями, настроенными на волну полиции.

— Может, оружие возьмете? — предложил обалдевший Барабанов.

— Одурел совсем? — заорал Червонцев. — Ты дверь-то как мог оставить открытой? Домой захотел?

Внизу дежурный вскочил, увидев Червонцева, и отрапортовал:

— Я приказал вашу машину выкатить.

— Лопух! — гаркнул Червонцев. — Давай машину торгпреда!

За руль сел Кузьмищев, рядом с ним Косенко. На заднем сиденье разместился Червонцев и посольский врач, небритый, расхристанный, в джинсах. Кузьмищев сбегал за ним домой, проследил, чтобы тот захватил чемоданчик. Про внешний вид ничего не сказал. Не тот случай.

Червонцев на врача даже не посмотрел. Сидел прямой, как аршин проглотил, о своем думал.

Неужели Игоря Федоровского и в самом деле убили? Значит, предупреждение центра было точным.

На расстоянии дом лидера ливанских христиан Башира Амина казался обычным шестиэтажным зданием, но вблизи стало видно, что это хорошо укрепленная крепость.

По всему периметру были устроены барикады из мешков с песком, за которыми расположились десятки людей с оружием в руках. К дому вели железные ворота, охраняемые фалангистами.

Офицер христианской милиции долго проверял документы Кристины, прежде чем разрешить ей войти. В полутемном вестибюле Кристина увидела ещё полтора десятка охранников. Дом, построенный из больших серых камней, состоял из пятнадцати просторных комнат. Здесь было прохладно даже в жару. Маленький древний лифт поднял её наверх.

С дивана, на который она уселась, просматривался балкон со следами от пуль. Башир Амин заставил себя ждать полчаса, но когда она его увидела, то её недовольство вмиг испарилось.

Башир Амин показался Кристи очень красивым мужчиной. От его темных восточных глаз трудно было оторваться. Он легко завязал разговор и беседовал с ней совершенно непринужденно. Баширу было приятно, что иностранные корреспонденты проявляют к нему интерес.

— Моя страна унижена тем, что в ней хозяйничают иностранцы, — говорил Башир. — Израильтяне отрезали себе юг нашей страны. Сирийцы ввели в Ливан свои войска. Палестинцы ведут себя так, словно они у себя дома.

До семидесятого года Ливан процветал. В семидесятом произошли события, ввергнувшие страну в пучину гражданской войны.

Король Хусейн после короткой войны изгнал палестинцев из Иордании. Руководители Организации освобождения Палестины обосновались в мусульманском Западном Бейруте. А боевые отряды палестинцев осели в южной части Ливана, неподалеку от границы с Израилем. Они не подчинялись ливанским властям и, по существу, создали себе государство в государстве.

Палестинцы и ливанские христиане быстро стали врагами.

Все началось с небольшого эпизода. В Бейруте группа палестинцев, собиравшаяся похоронить своего погибшего товарища, случайно попала в христианский квартал и потребовала, чтобы все торговцы закрыли свои лавки в знак траура по их товарищу.

Воинственные христиане не привыкли, чтобы в их собственной стране им что-то приказывали. Возникший спор быстро перешел в потасовку. Один из христиан был убит. Им оказался телохранитель Пьера Амина, признанного лидера маронитов и отца Башира.

Христиане восприняли это как попытку покушения на своего лидера, находившегося в тот момент неподалеку на богослужении. Через несколько месяцев фалангисты напали на палестинцев в Восточном Бейруте. Еще через несколько месяцев палестинцы напали на фалангистов. Война началась.

Палестинские боевые отряды легко выбили слабую ливанскую армию из южной части страны. Тогда в Ливан вошли сирийские войска — под предлогом наведения порядка.

Обосновавшись на юге Ливана, палестинцы использовали его территорию для атак на Израиль, который отвечал немедленно и жестко. Причем страдали чаще всего ливанцы. Это привело к окончательному развалу центральной власти в Ливане.

К тому же сами христиане не были едины и периодически сражались друг с другом. Страна погрузилась в хаос.

— Палестинцы не хотят уходить из Ливана, — жаловался Башир.

Он говорил с Кристиной так, словно она представляла весь западный мир.