Он сначала согласился и отказался от этой поездки, а потом все-таки сказал, что поедет на традиционное совещание, которое происходило по вторникам. Для него это было последнее совещание, потому что, как президент, он собирался отказаться от партийного поста и хотел всех поблагодарить за помощь.

Накануне вечером Кристина приехала к Баширу в его штаб-квартиру около десяти вечера. Она сообщила, что уезжает назад в Германию. Срок её командировки закончился.

— Не уезжай, — попросил он. — Нам нужна твоя помощь. Ты могла бы сделать наших людей, которые работают на радиостанции и на телевидении, профессионалами.

— Мне надо возвращаться домой, — ответила она.

Кристина обратила внимание на то, что Башир похудел и как-то повзрослел. Часы болтались у него на запястье, и обручальное кольцо съезжало с пальца. Под глазами залегли круги. Он почти ничего не ел.

Они поужинали в небольшом ресторанчике, потом Башир отвез её в гостиницу и проводил до номера. Когда она открыла дверь, он вошел вслед за ней и повернул ключ в замке. Его многочисленная охрана осталась в коридоре.

Башир ничего не сказал. Он молча стал раздевать Кристи. Она смотрела на него как зачарованная. Она была захвачена его мощным южным темпераментом. Но она не получила никакого удовольствия, потому что любила только Конни. Впрочем, Башир ничего не заметил.

Они пробыли в номере два часа.

Когда он собрался уходить, Кристина спросила:

— Башир, я уже не в первый раз слышу, что тебя могут убить. Ты действительно находишься в опасности?

Башир отмахнулся:

— Я просто не думаю об этом. Чему быть, того не миновать.

— Странно слышать от тебя такие слова. Ты не похож на фаталиста. Ты и не можешь им быть. Ведь все говорят, что ты единственный человек, способный объединить Ливан.

Башир Амин чуть улыбнулся:

— Я и сам так считаю. Однажды меня пригласил в Каир мой друг — сын египетского президента Гамаля Абделя Насера. Он познакомил меня со своим отцом. Президент Насер олицетворял тиранию мусульманского большинства, с которой я борюсь. Но я уважал его как великого патриота. Насер пожал мне руку, долго смотрел мне в глаза, потом сказал: «Тебе судьбой предназначено привести Ливан к свободе».

— Ты поверил ему? — чуть иронично спросила Кристи.

— Поверил, потому что это правда, — совершенно серьезно ответил Башир. — Я только не знаю, сколько у меня осталось времени, чтобы все успеть.

— Какие у тебя планы на завтра? — поинтересовалась Кристи.

— Я должен председательствовать на заседании в штаб-квартире партии. Я обещал. Но служба безопасности возражает. Они хотят, чтобы я провел завтрашний день в президентском дворце.

— Это серьезно, — заметила Кристи, — ты должен к ним прислушаться. Хотя я понимаю, что ты не хочешь выглядеть трусом.

— Вот именно, — твердо сказал Башир. — Я президент этой страны и не имею права бояться.

Он посмотрел на часы.

— Я буду там в четыре часа, а в пять уеду. Часа мне хватит.

Башир встал.

— Помни, ты всегда можешь вернуться к нам. Мы позаботимся о тебе. Мы будем твоей семьей.

Он поцеловал Кристи на прощание.

Несмотря на поздний час, Конни не спал. Он ждал Кристину в своем номере. Когда она вошла, он вскочил и помог ей раздеться. Он ни о чем не спрашивал.

Конни подготовил горячую ванну и стоял с мохнатым полотенцем в руках. Он помог ей вытереться, налил рюмку вишневой водки и заставил выпить. Она легла в чистую постель. Ее трясло, как будто она простудилась. Он укрыл её теплым одеялом и подоткнул его со всех сторон.

Конни не решился лечь рядом. Он встал на колени рядом с кроватью. Кристи долго лежала, уткнувшись лицом в подушку. Она безмолвно всхлипывала. Или это только казалось?

Потом слово в слово повторила все, что рассказал ей Башир. Стоя на коленях, Конни записывал её слова в маленький блокнот. Он задал только один вопрос:

— Башир точно приедет в партийный дом? Ты уверена?

— Да, — сказала Кристи.

Конни поцеловал её в щеку и встал. Щелкнула дверь гостиничного номера.

Когда Башир поднялся в конференц-зал, где собралось четыреста членов его партии, Хабиб Шартуни покинул партийный дом и на велосипеде поехал в сторону Восточного Бейрута.

В условленном месте возле дороги его ждал джип. Хабиб бросил велосипед и сел в машину. Когда он захлопнул дверцу, сидевший на заднем сиденье полковник Штайнбах выстрелил ему в голову. Капитан Хоффман съехал с дороги на обочину. Вдвоем они вытащили труп Хабиба и сбросили в яму, заполненную водой.

Примерно в четыре часа Башир начал свою речь. Ровно в десять минут пятого капитан Хоффман нажал кнопку дистанционного управления взрывателем. Взрыв услышал весь Бейрут. Трехэтажное здание поднялось в воздух и рассыпалось.

Штайнбах и Хоффман подъехали к месту взрыва. Там было полно карет «скорой помощи». Из-под обломков здания вытаскивали трупы. Более кровавого зрелища ни Штайнбах, ни Хоффман ещё не видели.

Первые сообщения были ложными: все были уверены, что Башир остался жив. Только через несколько часов стало ясно, что он погиб. Христианская радиостанция «Голос Ливана» прервала передачи и стала передавать печальную музыку. На следующее утро премьер-министр Ливана официально сообщил, что Башир Амин, который находился на посту президента страны всего двадцать три дня, мертв.

Ливанские христиане остались без лидера и без надежды. Башира откопали одним из первых, но его лицо было изуродовано до неузнаваемости. Поэтому его тело вместе с другими отвезли в морг. И только там Башира опознали по кольцу и письму сестры, найденному в кармане.

Кристина узнала о смерти Башира уже в Германии. Ощутила ли она сожаление? Пожалуй, да. Башир был такой красивый и мужественный.

Сон был чудесный. Он давно таких не видел.

На его кровати лежит голая женщина. Ее руки и ноги связаны, во рту кляп. Она совершенно беспомощна и смотрит на него с ужасом. Он улыбается и обещает, что ей будет хорошо.

Он гладит и целует её грудь. У неё большие соски, которые становятся твердыми. Теперь он целует её живот и то, что находится внизу живота. Он чувствует, как её тело откликается на его ласки. Он медленно целует каждый сантиметр её тела. В отличие от других мужчин, которые до него любили это тело, он никуда не торопится. Разве кто-нибудь из них был так внимателен и нежен с ней?

Он настоящий любовник, он знает, как доставить женщине удовольствие. Он входит в нее, и она больше не сопротивляется, напротив, она движется в такт с ним, вместе с ним. Они достигают оргазма одновременно.

После этого он берет в руки хлыст. Ее глаза испуганно расширяются. Она ещё не понимает, что он может доставить ей только удовольствие. Он вынужден ей это объяснить. Он сдерживает себя и разговаривает с ней мягко и неторопливо, хотя его самого сжигает страсть.

— Ты же любишь секс. Ты любишь секс больше всего на свете. Ведь я прав? Ну, признайся, — говорит он. — Ты боишься себе самой в этом признаться. Я помогу тебе.

И он наносит первый удар. Свист хлыста успокаивает его.

Неверно полагать, будто садист причиняет женщине боль для того, чтобы заставить её страдать. Он вовсе не хочет быть жестоким. Он вынужден делать женщине больно, но он действует в её же интересах. Он стремится к тому, чтобы она испытала наслаждение, недостижимое иным путем.

Он поступает так, как поступала его мать, когда заставляла ребенком глотать отвратительное на вкус лекарство — «иначе ты не выздоровеешь».

Садистские фантазии — это отголоски детской борьбы за расположение матери, это то, что недоступно женщинам, это страдания младенческого ума, оказавшегося во взрослом теле.

Садист пускает в ход силу для того, чтобы помочь женщине расслабиться и заставить её испытать настоящую радость любви. Разве это его вина, что женщина не в состоянии понять, в чем состоит радость жизни? Он желает слышать стоны, рожденные не страданием, а наслаждением. Все, что нужно садисту, это услышать от женщины вожделенное: да!