— У меня вроде немало платьев хороших было, но любимого ни одного. Нет, одно было. Белое ситцевое в цветочках. Как бы выпускное. Представляешь, не на что было шелковое шить. Ситцевое как раз по карману. Тогда у всех капроновые были. Мода на синтетику пошла. Как я огорчалась, глупая, что у меня наряд простецкий, не просвечивает как туман… Зато юбка вышла солнце-клеш.

— Не люблю я вспоминать юность. Начнешь перебирать в памяти одно, другое, думаешь, господи, неужели я такая дурочка была?

— Это почему же?

— Потому что неправильно о жизни рассуждала. Все ждала чего-то необыкновенного. Профессию себе выбрала необыкновенную: геолог! Почему геолог? Ну почему? Потому что романтично — ходить по земле с рюкзаком за плечами, спать у костра, песни петь под гитару: «Пять ребят о любви поют чуть охрипшими голоса-ами». Потом увидела фильм о врачах. Размечталась, представила себя в белом халате у постели спасенного больного…

— Я тоже врачом хотела стать. Но вовремя спохватилась, лягушек резать побоялась.

— За мной один человек ухаживал. С намерением. Я его пригласила на семейный обед. Думаю, поест вкусно, предложение сделает. Он поел с удовольствием и говорит матери: «Очень вкусная курица». А мама ему: «Это не курица, а кролик был». Мой ухажер как схватился за живот: «Что же вы меня не предупредили?» Он медик был и этих кроликов препарировал, представляешь?

— Предложения руки и сердца не последовало?

— Естественно. И слава богу! Теперь вспоминаю его, думаю, ведь зануда был жуткий. Все на мои ногти поглядывал, чистые ли. Уберегли меня ангелы от такого союза.

— А мои ангелы дремали, когда мне Ваня клинья забивал.

— Ты жалеешь, что вышла за него?

— Временами безумно.

— Да ну?

— Вот и ну. Вышла замуж, как в омут головой бросилась. От родительской опеки сбежала.

— А любовь?

— Лирика для старшеклассниц. Пучок душистого сена для лошадки перед тем, как ее взнуздают. А потом — но, поехала! Вези воз — и весь спрос. Принеси! Подай! Не мешай! Причешись! Не возникай! Не толстей!

— Да, жизнь у нас необыкновенная. А уж как нас ценят, холят-лелеют! Выть хочется.

— Разве я толстая? Ну посмотри на меня, толстая?

— Когда ты в жакете с плечами — вполне стройная. А в штанах, извини, сальце заметно. Самую малость.

— Это у меня таз широкий. Такое сложение, понимаешь?

— Само собой! Но ежели каждую субботу пельмени готовить, то, знаешь, это чревато…

— Так ведь мужик пельмени обожает. Сибиряк. Попробуй обойди его рыбным пирогом, вздуется, неделю сопеть будет: ах я бедный, не кормят меня, совсем отощал.

— Мой тоже трескать здоров. Да еще чтоб разнообразие было. Чередование блюд. Статьи мне подкладывает из журналов с рецептами вкусной и здоровой пищи. Словно у меня других дел нет, как сутками у плиты крутиться.

— Нужно приправы употреблять всевозможные. Очень разнообразят.

— Где ж их взять? У меня одна приправа — чеснок да перец.

— Можно смешивать сухие травы. Петрушку там, укроп, киндзу.

— Все это я понимаю. Но если нет хорошего куска мяса, никакая приправа не спасет.

— Мясо на рынке.

— Ясное дело. Только с этим рынком без штанов останешься.

— Меня тесто выручает.

— Как сказать… Впрочем, вот послушай-ка, что я тебе почитаю.

— Это что за доисторическое издание? Смотри, листок выпал.

— Книжка старая, конечно. Наши с тобой прабабушки еще под стол пешком ходили, когда ее издали. Вот слушай: «Считаем необходимым указать, что в хозяйстве ни один кусочек, ни одна косточка не должна пропасть даром, и из каждого продукта надо взять все, что только возможно. Хотя это и старая, известная, вероятно, читательницам истина, но, принимая во внимание безалаберность большинства прислуги…»

— Кого-кого?

— Прислуги. Ну это еще при царизме писалось же!

— Занятно. Читай дальше.

— «…безалаберность большинства прислуги, зачастую и слишком поверхностное отношение к данному вопросу и самих хозяек, эту истину необходимо время от времени напоминать. Несмотря на кажущуюся незначительность и, с точки зрения некоторых, может быть, даже мелочность такой экономии, — осуществление ея на практике сбережет хозяйкам много рублей. Такая экономия, если хотите, целое своеобразное искусство».

— Что же они предлагают?

— Слушай: «Очистки от кореньев не бросать, а, проварив хорошенько, процедить и употреблять для супов, подливок и соусов из овощей».

— Ничего себе, очистки варить!

— «Головы и очистки от килек не бросать, а, прокипятив вместе с оставшимся в банке соусом, процедить, и, сохраняя в баночке, вливать, при необходимости, в форшмак, вместо селедки, а также в разные соусы, требующие пикантного вкуса. Навар этот придает форшмаку и соответствующим соусам приятный и нежный вкус, являясь в то же время совершенно безплатпой приправой».

— Забеситься можно. Представляю, как мой захлебнется от радости, когда я ему отварные головы от килек подам! Ха-ха.

— Зря смеешься. Тут есть полезные зерна.

— Дай-ка сюда книжку. «…Поджаривать муку для пассировки надо до розового состояния (приблизительно цвета корки французской булки)». А что это такое?

— Темнота! Уж о булках-то должна понимать.

— На мою толщину намекаешь? Не жалеешь ты моей чувствительности.

— Я тебя очень даже жалею. Ведь ты — это я. Все у нас с тобой одинаково.

— Только у тебя сын, а у меня дочь. Жаль, что твой парень моложе моей Дашки. Могли бы и породниться в будущем.

— О будущем не говорим. Сглазить можно. У меня так всегда: жду одного, получается совсем другое.

— А ты свое ожидание подкрепляй делом. Имей активную жизненную позицию.

— Я имею. Только ничего не имею.

— Так уж прямо ничего? А квартира? А зарплата? А семья?

— Я же не в том смысле, что, мол, у меня все плохо. Просто иногда хочется какой-то радости. Праздника

— Я на это дело смотрю проще. Вот ты приходишь ко мне — у меня праздник. Я прихожу к тебе — опять праздник.

— Ты да я — это девичник.

— Девичник это, по-моему, когда много девушек. Мы с тобой только две дурехи.

— Очень ты не лестно о нас рассказываешь. Разве мы плохие? Вот посмотри на себя в зеркало, разве ты не красавица?

— Уж прямо! Вот ты, я понимаю, хороша собою.

— Так. Если ты кукушка, то я, значит, петух.

— Правильно. Кукушка хвалит петуха. Ну и что? Если мы сами себя не похвалим, кому придет в голову сказать нам приятное, а?

— Мой иногда меня привечает.

— Особенно если обед вкусный подашь.

— И за обед тоже.

— Мой тоже мне иногда что-нибудь ласковое говорит. Например, вулканчик ты мой затаенный.

— В каком смысле вулканчик?

— В том смысле, что я молчу, молчу, а потом как вспыхну.

— Ты сейчас, пожалуйста, не вспыхивай. А вот лучше посмотри.

— Ух ты, красота! К моему демисезонному пальто — просто блеск! Замечательные сапожки. И сидят как здорово.

— Вот и носи на здоровье.

— Как это?

— Носи! У меня подобные есть. Я для тебя взяла.

— Сколько весят?

— Сто двадцать. Там чек. Соседка купила, да ей малы. Я ей к четвергу обещала вернуть или деньги отдать. Она упиралась. Говорит, два часа в очереди стояла, своего размера не достала. Взяла какой был с отчаяния.

— Какая хорошая соседка.

— Хорошая, только несчастная. Мужик налево пошел.

— Загулял?

— Похоже. Во всяком случае дома его видят все реже и реже. Говорит, на съемки ездит. В кино снимается. Он актер.

— Как фамилия, я знаю?

— Нет, он неизвестный. В кино пригласили на какую-то роль, вот и запорхал.

— Зачем же за актера выходила? Это ж свистуны. Игроки. За мной один ухаживал. Ни слова от себя не скажет, все фразы из пьесок.

— Игорь неплохой. Работяга. Дома все делает, с сыном гуляет. На Новый год Дедом Морозом наряжался, ходил по квартирам, детей поздравлял.

— Хороший, а запорхал. Сама говоришь.

— Мы тоже, однако, не святые.

— В каком смысле?