VII
Челн хилый (скорбный вид!) пловцами полн,
И не вместит всех верных грузный челн.
Невольникам не своего решенья,
Им на досках душевного крушенья —
На опостылом плавать корабле!
Ладья родная сгинет в бурной мгле!
Заранее злорадный мерит взор
Пигмея-паруса с ветрами спор.
И хрупкий ботик, правящий средь волн —
Моряк природный — раковинку-челн,
Друг мореходцев, океана фея, —
Плывет надежней, и плывет вольнее.
Взметется ль шквал на молнийных крылах,
Он в глубь нырнет и спрячется в валах.
И что пред ним победные армады,
Чьи вихрь, вскрутясь, размечет вдруг громады?
VIII
Все справлено; корабль на зов морей
Готов лететь по знаку главарей.
Страж Блэя, раб их воли беспощадной,
Являет трепет жалости досадной,
Умильным взглядом взгляд героя ловит,
Своим — немой печалью прекословит,
Он сочный плод подносит робким даром
К его губам, спаленным жадным жаром.
Едва замечен — услан прочь матрос…
Нет милости! Свирепый гнев возрос!
Мятежник юный выступил (вождем
Обласкан был он) и «Чего мы ждем?» —
Вскричал; чрез борт пловцам кричал, кичась
«Вам промедленье — смерть! Отплыть сейчас!..»
И что ж? Став зверем в диком произволе,
Вдруг вспомнил он все, чем он жил дотоле, —
Чей он палач, пред ним — чей благодетель…
Единый был средь всех тому свидетель.
С укором грозным молвил Блэй: «Так вот
Вся мзда твоя любви моей, забот?
Надежда имя честное оставить
И вящей славой Англию прославить?..»
И дрогнул тот, и головой поник…
«Так! Проклят я!» — шептал его язык.
Он Блэя к борту молча увлекает, —
И молча в лодку тесную толкает, —
Глядит, не в силах слов произнести…
Но многое сказалось в том «Прости!»
IX
Тропическое солнце над волнами;
Резвится ветерок, повитый снами:
Он — что в струне Эоловой — к волне,
Струясь, прильнет — и никнет в тишине.
Веслом упорным роет челн опальный
К утесам, еле видным, путь печальный,
Что в море тучей стелют свой хребет…
Судну с ладьей отныне встречи нет!..
Не мне поведать горестные были
Тех, что страду путей едва избыли,
В опасности и страхе день и ночь,
Все духом утвердившись превозмочь,
Хоть плотью так иссохли, голодая,
Что сына б не узнала мать родная, —
Как выкрал пропитанье рок у них —
И лютый голод, истощась, стал тих;
Как поглотить пучина их грозила,
То вдруг спасала, и ладья скользила,
Полуразбитая, стремленьем вод,
Что, мощь круша, выносят к брегу плот;
Как их гортань и внутренность горела,
И туча каждая, что в небе зрела,
Надеждой зрела им, — и до костей
Мочил их, благодарных, штурм ночей, —
И капли, выжатые из холста,
Как жизнь — впивали жаждущих уста;
Как беглецы от лютых дикарей[6]
Бросались вновь в прибежище морей;
Как призраками встали из пучины —
Неслыханные рассказать кручины,
Мрачней всего, чем были о пловцах,
Плач пробуждают жен, и дрожь в сердцах.
X
Так участь тех свершалась. Миру весть
Об них дошла, и за страдальцев месть
Восстала. Мщенья требуют уставы;
Поруганы преданий флотских славы…
За буйным мы последуем полком!
Еще им страх возмездья незнаком.
Они плывут над водною могилой, —
Чтоб вновь хоть раз увидеть остров милый,
И в жизни вольной воскресить хоть раз
Недавней неги быстротечный час.
Там беззапретная их ждет свобода,
Земли богиня — женщина, природа!
Там нив мирских не откупать трудом,
Где зреет хлеб на дереве — плодом.[7]
Там тяжб никто за поле не вчиняет.
Век золотой, — что золота не знает, —
Царит меж дикарей — или царил,
Доколь Европы меч не умирил
Невинной вольности простых уставов
И не привил заразы наших нравов…
Прочь, эта мысль! Еще они верны
Природе: с ней чисты, и с ней грешны…
«Ура! На Отаити!» — общий зов;
Ему послушен трепет парусов.
Ветр потянул — живые встрепенулись,
Дыханьем бурным выпукло надулись.
Корабль бежит, и мимо ток течет,
И быстрый ток крутая грудь сечет…
Так волн Эвксинских девственный простор
Взрывал Арго[8] — и все же влекся взор
Пловцов в ту даль, где скрылось их родное…
Ах, эти — прочь летят, как ворон Ноя;
Но за любовью взмыл и черный грай:
Гнездом голубки красен юный рай![9]
вернуться

6

…беглецы от лютых дикарей… — У Байрона — «от враждебных туземцев».

вернуться

7

Где зреет хлеб на дереве — плодом. — На острове Таити и ряде других островов Тихого океана распространено хлебное дерево.

вернуться

8

…волн Эвксинских девственный простор // Взрывал Арго… — По древнегреческому мифу аргонавты отправились в Колхиду за Золотым руном на корабле «Арго» через Эвксинский понт (Черное море).

вернуться

9

…эти прочь летят, как ворон Ноя; // Но за любовью взмыл и черный грай: // Гнездом голубки красен юный рай! — Здесь Байрон имеет в виду библейскую легенду о потопе, Ноевом ковчеге и вороне, которого Ной выпустил, чтобы узнать, обнажилась ли суша.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: