- Ай-ай-ай! - запрыгал на одной ноге Балагула. - Зуб сломал!

И он отбросил в сторону укушенную консервную банку.

- А написано - "Завтрак туриста"! - возмущался он. - Так бы сразу и сказал, что вы, туристы, ненормальные, железные банки на завтрак едите!

- Смотри, смотри, какое одеяло! С молнией, с капюшоном!

- Это спальный мешок, - пояснил я. - В нём спят.

- Будет врать-то! - обиделся Кондрат. - Кому ты сказки рассказываешь? Я что, мешков не видал, что ли? У нас в погребе их знаешь сколько? Мы с Балагулой спим на мешках, но спать в них какой дурак полезет?

Я приподнял спальник на вытянутой руке, расстегнул молнию и показал, как в него залезают. Балагула тут же, отпихнув в сторону Домового, полез пробовать. Встал в спальник и сообщил:

- Залез. А дальше что?

- А дальше - тяни вверх молнию, до самого подбородка...

Не успел я досказать, как Балагула уже старательно потянул молнию, выпятив от усердия живот и наклонив голову.

- Да чего ты возишься? - подскочил Кондрат.

И не успел я его остановить, как он дёрнул молнию до самого подбородка Балагуле. Тот взвыл, запрыгал, пытаясь вернуть молнию на место, но Кондрат заорал:

- Надо вверх-вниз!

И принялся дёргать молнию. Уж как вопил Балагула!

- Ты же мне мой любимый пупок чуть не оторвал! - орал он на Кондрата, с трудом выбравшись из спальника.

- Но открыл же... - оправдывался приятель.

Мешок и правда сполз к ногам Балагулы.

- Я же говорил: вверх-вниз надо, - проворчал Кондрат.

- Самого тебя вверх-вниз надо! - огрызнулся Балагула, почёсывая пупок.

- Я же говорю, что эти туристы - ненормальные, - ругался Домовой. Завтракают железом, спят в мешках...

Балагула после этого инцидента как-то потерял интерес к вещам, извлекаемым из рюкзака. Он отошёл к печке, прижался к ней животом и грел свой пупок, ворча на всех.

Внимание Кондрата привлёк компас.

- Это едят? - спросил он.

- Нет, на это глядят, - ответил я. - Глядят и видят, куда надо идти.

- Ну дааа! - протянул недоверчиво Кондрат.

- Конечно. Эта стрелочка - на юг, а эта - на север...

- А чего она вертится? Она что - дура?

- Это очень умная стрелочка, а крутится она так потому, что где-то близко много железа...

- А это - едят? - потеряв интерес к несъедобному компасу, спросил вернувшийся к столу Балагула.

Он показывал на две майонезные баночки, в одной из которых я держал джем, а в другой была горчица. Я открыл обе, сняв полиэтиленовые крышечки.

- Это едят. Можешь попробовать. Это - джем, он сладкий. А это горчица, её берут по чуть-чуть, она горькая.

Не успел я объяснить до конца, как Балагула поспешно обмакнул палец в джем и облизал. Довольно хрюкнув, он так же лихо макнул палец в горчицу, лизнул, сморщился и плюнул. Потом потянулся огромной своей лапищей к маленькой баночке с джемом. Я поспешно отодвинул её в сторону.

- Ты полегче, полегче. Мне в дорогу ничего не останется.

Балагула отвернулся, выражая полное презрение к этому джему, к этой баночке, а заодно и ко мне, за мою жадность. Я, увлёкшись укладкой вещей, совсем не обращал внимания ни на него, ни на его ужимки. И, как оказалось, был очень даже не прав, выпустив этого прохвоста из поля зрения.

Видя, что я отвернулся в сторону и оставил стол без присмотра, Балагула, не спуская с меня глаз, нащупал на столе баночку, открыл крышечку, все так же, не пуская с меня глаз, взболтал, и запрокинул её содержимое в раскрытую пасть. Ковш захлопнулся. Он булькнул горлом, поспешно проглатывая добычу, и...

Стены Сторожки затряслись от дикого рёва, он перепутал баночки, и вместо джема выпростал в глотку горчицу.

Что с ним было! Челюсть его непрерывно щёлкала, из пасти валил дым, когти на ногах отстукивали по полу непрерывную дробь, оставляя на половицах глубокие борозды. Морда поменяла все цвета радуги, туда и обратно, пока не остановила свой выбор на фиолетовом. Он метался по всей избе, не зная, за что ухватиться.

Как назло на глаза ему попался котелок на печке. Кондрат попытался преградить ему дорогу, но Балагула смёл его с пути, как пушинку, отмахнув его к другой стенке лапой.

- Не трогай отвар! - завопил Кондрат.

Но было уже поздно: Балагула вылил в ковш всё содержимое котелка с изрядными остатками отвара, которым меня напоил вчера Домовой...

Лицо Балагулы стало приобретать нормальный оттенок, он вытирал уже слезы на глазах, когда что-то забулькало у него внутри. Балагула наклонил голову к животу, с интересом прислушиваясь к происходящему там. Лицо его стало менять цвета в обратном порядке, а самого его затрясло, как стиральную машину, основательно перегруженную. Из пасти повалил пар, сам он трясся, булькал и тарахтел...

И опять Балагула метался по Сторожке, сшибая всё на своем пути.

- Открой! - останавливаясь напротив двери, заорал он Кондрату, героически преградившему ему путь.

Кондрат в отчаянии замотал головой.

Балагула обернулся вокруг себя, потом бросился к печке и запрыгнул в неё, подняв тучу сажи и копоти. Домовой подбежал к печи и заглянул в трубу.

- Выскочил! - сказал он не то с осуждением, не то с восхищением. - В трубу выскочил. И как пролез? Вот каналья!

В этот момент, совсем некстати, раздался стук в дверь. Домашний такой стук, вежливый. Я, совсем забыв, где нахожусь, привычно сказал:

- Войдите...

И тут же прикусил язык.

Но было поздно - дверь со скрипом стала отворяться...

Я бросился на эту дверь с разбега, пытаясь исправить чудовищную свою ошибку.

На помощь мне поспешили все Домашние. На мгновение показалось, что мы пересилим, дверь стала медленно, словно нехотя, закрываться.

Но тут, в маленькую щёлочку, которую осталось дожать, чтобы закрыть дверь целиком, просунулась трёхпалая лапа с огромными загнутыми когтями. Когти эти вцепились в косяк, кто-то навалился с той стороны, и дверь медленно поползла в нашу сторону, открываясь, несмотря на все наши усилия.

- Трёхпалый! Трёхпалый!!! - зашумели в ужасе Домашние.

Я, конечно, не знал, кто такой этот самый Трёхпалый, но глядя на эти безобразные пальцы с чудовищными когтями, глубоко впившимися в дерево, как-то не хотелось знакомиться с ним ближе.

Мы упирались в дверь как могли, но тщетно...

Я чувствовал, как скользят мои ноги по полу, как неведомая и невидимая сила отодвигает нас все дальше и дальше...

- Топор давай! Быстрее!- прохрипел я, показывая Кондрату за печку, туда, где вчера был топор.

Он метнулся к печке, дверь сразу же ещё немного подалась в нашу сторону. Мне казалось, что от напряжения лопнут мышцы.

Кондрат подбежал, протягивая мне топор. Я выбрал момент, когда давление с той стороны ослабело, отскочил в сторону, взмахнул топором, и, примерившись, опустил его изо всех сил на страшные пальцы...

С улицы послышался вой и звериное рычание, на пол хлынула чёрная кровь, но нам удалось захлопнуть дверь, и запереть засов.

Вой повторился, и в двери что-то ударило.

Удары посыпались буквально градом. Дверь ходила ходуном, но держалась, хотя и трещала. И словно для того, чтобы нагнетать еще больше жути, на улице началась гроза.

Затрещал от дикого напора и треснул по самой середине брус засова. Мы сбились в кучу посреди Сторожки, не зная, что предпринять. Я сжимал в руках топор. Кондрат взял ухват с одним рогом. Все остальные вооружились, кто чем смог.

Я посмотрел на старушек со скалками в трясущихся руках, и на отрубленные огромные чёрные пальцы со страшными когтями в луже такой же черной крови, и вздохнул, понимая, что серьёзного сопротивления мы не сможем оказать.

По крайней мере, в открытом бою с такими страшилами, как обладатель этих пальчиков, нам было точно не выстоять.

- Что делать будем? - я растерянно оглянулся на Домашних.

- Надо сообщить Фомичу, - отозвалась Кукушка.

- И как это сделать? - спросил её я. - Открыть двери и покричать его на улице? Или сходить за ним?