– Я думаю точно так же, мистер Дрейк. Я читал немного о линии, которую проводили японцы в Бирме, и подумал – два сапога пара.

– А вам известно что-нибудь о главарях «Черного Израиля»?

– Они остаются в тени. «Черный Израиль» – организация тайная. Меня хотели вовлечь – я вам уже говорил. Я выслушал агитационную речь и прочитал несколько воззваний. Больше я ничего не знаю.

– А кто пытался вас вовлечь?

Пока мы беседовали, Эдварде смотрел мне в лицо, и его задумчивые черные глаза приковали мое внимание. Теперь он отвернулся и выглянул в приоткрытую дверь вагона. Правой рукой он теребил шапку седеющих волос. Наконец он произнес:

– Я не скажу вам, мистер Дрейк. И если вы захотите воспользоваться сведениями, которые я вам сообщил, пожалуйста, не упоминайте моего имени.

– «Черный Израиль» опасен?

– Вы же сказали, что вашу знакомую убили.

– Я не стану упоминать вашего имени. Я очень благодарен вам за то, что вы мне рассказали. Было чрезвычайно приятно с вами побеседовать, мистер Эдварде.

– Спасибо. – Улыбка вспыхнула на его морщинистом угрюмом лице. – Мне пора приниматься за работу.

Прежде чем Эдварде вошел в спальный вагон, в нем произошли заметные перемены. Широкая прямая спина согнулась. Мудрый взгляд исчез со скоростью юркнувшей в норку змеи. Повадка сделалась робкой и заискивающей, словно все помыслы были подчинены чьим-то возможным прихотям. Эдварде загнал себя в гладкий черный футляр, в котором, с точки зрения соорудивших его белых, как раз и надлежало обитать негру. Я впервые стал свидетелем подобной перемены, потому что прежде замечал лишь футляр, и из глубин моего сознания разом поднялись злость и жалость. Мне показалось, я присутствую при кончине.

И все же я был рад тому, что некая, хоть и неполная картина понемногу вырисовывалась. Меньше чем за три недели я наткнулся на три трупа, каждый из которых возникал на моем пути внезапно, будто из непроглядного мрака. Малая толика всей этой жути стала понемногу обретать черты людского порока, который я мог распознать. А распознав, постараться победить. Причину, повлекшую за собой три страшные смерти, я ненавидел так яростно, будто Хэтчер был мне братом, а еврейская девушка и черная женщина – сестрами.

Мери, открыв дверь, встала возле меня в тамбуре.

– М-м-м, – протянула она, – в воздухе пахнет весной.

– Тебе не наскучила вечная весна после стольких месяцев на Гавайях?

– Когда я уезжала, казалось, что наскучила, но за несколько дней, пока дул северный ветер, я снова по ней затосковала. Может, я больше никогда не поеду на север.

– Разве твои родные не в Кливленде?

– Да. Но ведь они могут приехать на юг. Я думаю, так и будет. О чем ты беседовал с проводником?

– Я вчера испачкал свою синюю форму. Он обещал почистить ее и погладить.

– Ты мне нравишься и в серой. Тебе пришлось долго его упрашивать?

– Нет, мы просто разговорились. Меня давно интересовал профсоюз проводников спальных вагонов.

В тот же день, попозже, когда Мери забыла о моей беседе с проводником, я заговорил о смерти Сью Шолто.

– Не верю, что Сью Шолто совершила самоубийство, – сказал я. – Я навел кое-какие справки в Детройте перед отъездом и выяснил, что «Черный Израиль» – подрывная организация. Я думаю, Гектор Ленд принадлежал к ней, а его жене, Бесси Ленд, было многое о ней известно, возможно, она могла даже указать на кого-то из главарей. Сам Гектор тоже может оказаться одним из главарей. Во всяком случае, я твердо убежден, что Бесси Ленд прикончили, чтоб не проболталась. Едва ли ее подтолкнули к самоубийству угрозами. А если так, то запугал ее кто-то, кто связан с «Черным Израилем».

– Ты упомянул о бедной Сью? – переспросила Мери. Она произнесла это с такой грустью, будто ей становилось больно от одной мысли о покойной подруге, и я вспомнил, как у нее сдали нервы после смерти Сью. – Какое отношение имеет Бесси Ленд к Сью?

– Я все больше и больше убеждаюсь, что обе они были убиты по одной причине, а может, одним человеком или организацией. Не забывай, что Гектор Ленд имеет отношение к двум убийствам, а он наверняка «черный израильтянин».

– Это верно, – задумчиво согласилась Мери. – Может, он и убил Сью. Но почему?

– Конечно, не из-за того, о чем говорила миссис Мерривел. Ее обвинение лишь ввело всех в заблуждение и на самом деле помогло Ленду защитить себя. У тебя нет никаких предположений? Я знаю, тебе дорога память о Сью, но, может, ты вспомнишь, что могло связывать ее с Гектором Лендом? Ты же виделась с ней каждый день.

– Сью жила простой, ничем не примечательной жизнью. У нее случались увлечения, об этом ты знаешь. Связи эти не назовешь беспорядочными. Она не изменяла партнеру, пока длился роман. Сью была коммунисткой, но я не понимаю, какое это могло иметь отношение к случившемуся?

– Коммунисткой?

– О, я не хочу сказать, что у нее был партийный билет. Ничего такого, насколько мне известно. Просто по некоторым вопросам она придерживалась коммунистических взглядов, только и всего. Вероятно, ее можно было бы назвать попутчицей.

– А по каким вопросам?

– Государственная собственность в тяжелой промышленности, расовые проблемы, примерно так.

– Вот оно что. Почему же ты не сказала мне раньше?

– Не видела необходимости. Не предполагала, что это важно. И потом, знаешь, для многих людей одно упоминание о коммунизме – все равно что красная тряпка для быка. Мне и до сих пор кажется, что это не имеет значения.

– Может, и не имеет, но сперва я хотел бы в этом убедиться. Я попрошу ФБР заняться Сью Шолто.

– Ты уже был в ФБР?

– Вообще-то я не собирался тебе об этом рассказывать. Да, был.

– Вот пусть они этим и занимаются. Неужели мы не можем хоть ненадолго обо всем забыть?

– Я понимаю. Мы отправились в эту поездку вместе, чтоб получить от нее удовольствие. Прости, пока не получилось.

– И никогда не получится, – с горечью воскликнула Мери.

– Наверное, я не такой бесчувственный, как мне казалось. Не могу забыть о несчастьях. Возможно, потому, что вчера беда чуть не случилась со мной.

– Ты не боишься? – Она смотрела на меня широко открытыми глазами.

– Боюсь. Но теперь буду осторожнее. В конце концов, я доберусь до негодяя и с радостью его удавлю.

– Ты заставляешь меня холодеть от страха. – На лице Мери промелькнуло подобие улыбки, но рукой она непроизвольно схватилась за горло.

– Я тебя напугал? Прости. – Оглядевшись, я счел наше купе достаточно уединенным и поцеловал Мери. Она положила голову мне на плечо, и ее блестящие волосы щекотали мне лицо. Обняв ее, я почувствовал, как по ее спине пробежала легкая дрожь. Она прижалась ко мне, и мы обнялись еще крепче. Я вдыхал запах ее душистых волос и был уверен, что у меня нет никого дороже…

– Не отпускай меня больше никогда, – прошептала она.

– Прошу меня извинить, – произнесла миссис Тессинджер. Стоя в проходе, она наблюдала за нами с умильным, преувеличенно слащавым выражением.

Мы мигом отпрянули друг от друга, и Мери стала машинально поправлять прическу. Я достал зажигалку, чтобы закурить, но вспомнил, что курить в «пульмане» запрещено.

– Простите, что помешала, – сказала миссис Тессинджер. – Не согласитесь ли вы оба поужинать с нами?

Когда она ушла, Мери, взглянув на меня, хихикнула.

– Сэм, у тебя рот в губной помаде. Дай-ка я сотру. – Она принялась вытирать мне лицо носовым платком. Я исподтишка поцеловал ее руку.

Мы поужинали с дамами Тессинджер. Тедди Траск, который теперь был с ними неразлучен, подсел к нам пятым, поставив стул в проходе. Миссис Тессинджер выглядела необычайно оживленной. Бюст ее казался еще пышнее, а талия была затянута даже больше обычного. Рита сидела у окна с таким видом, будто ее все это не касается. То и дело она бросала на мать недовольные, почти сердитые взгляды.

– Я так надеялась, что вы сегодня опять устроите для нас представление, – обратилась миссис Тессинджер к Тедди. – Почему вы не оправдали наших ожиданий?