— Эта роба куда лучше, чем то что идет в нашу стряпню. — вновь с потрясающей невинностью заметил Ордо. — Очень вкусно.
— Я рада, что тебе понравилось. — ответила Бесани. — Ты этого заслуживаешь.
Какую — то секунду Ордо выглядел растерянным, а потом он полез в кармашек на поясе. То, что он положил перед ней на стол, было, по меньшей мере, ошеломительным. Золотая булавка, с тремя огромными, искрящимися синим, драгоценными камнями — один в центре, и два чуть поменьше по бокам — сверкала на ярком свету кухни, вспыхивая блестками темно — зеленого огня.
— Я хотел подарить это тебе несколько месяцев назад. — сказал он. — Но всё как — то не было подходящего случая.
Бесани было почти что страшно ее коснуться.
— Ордо, это то, что я думаю, да?
— Сапфиры Шорони. Да.
Камни Шорони были редкими и до абсурда дорогими. А клонам не платили даже жалования, про личные состояния не шло и речи. Бесани не могла не спросить.
— Где ты ее раздобыл?
— Сержант Вэу. Он устроил налет на банковскую ячейку своей семьи на Майгито. Он лишенный наследства аристократ с Ирмену. И он сказал, что ты правильно обойдешься с камешками. — Ордо набросал в свою тарелку соленой приправы из мадж — корня. — Стоят миллионов десять.
— Ордо! — Желудок Бесани ударился об пол и отскочил обратно. Во всяком случае, именно это она почувствовала; и она не знала, сможет ли выдержать еще одно потрясение за сегодняшний вечер. Полиция будет их искать.
— Тебе не обязательно их носить… а если полицейские не нашли их до сих пор, то все шансы за то, что и не найдут.
Это краденое. — сказал внутренний голос. — Это неправильно.
Точно также, как и сливать закрытую информацию из компьютеров Казначейства. Также, как и передавать ее пароли Кэлу Скирате. Как и похищать тяжелораненого клона из госпиталя, угрожая оружием, а потом помогать ему исчезнуть из реестров Великой Армии. Как сидеть в кресле и смотреть, как республиканского агента, выполнявшего свои законные обязанности, отправляют на тот свет выстрелом в голову.
Она все это сделала.
И я собираюсь продолжать в том же духе.
Бесани не знала, как поступить с таким дорогим подарком — неважно, краденый он или нет. Она набралась храбрости, и взяв брошку, покрутила ее, заставив танцевать искры на гранях.
— На дневном свету камни Шорони становятся зелеными. — невозмутимо проговорил Ордо. — Особенности кристаллической структуры. Двуосная и двупреломляющая. Это…
— А Кэл не может их продать? Кириморуту нужны кредитки.
— Это ты можешь оставить…
Камни были роскошные. Но решиться ее заставил взволнованный вид Ордо. Она и так уже нагрешила достаточно; она связала свою судьбу со Скиратой, и его правила теперь были ее правилами. Еще одно преступление в ее списке — какая теперь разница? Сейчас она успокоит Ордо, а о том, как успокаивать свою совесть — подумает позже.
— Спасибо.
— Если бы мне платили — я бы купил тебе что — нибудь получше. — Иногда у Ордо прорывался такой испуганный, извиняющийся тон, когда он чувствовал что отступил от совершенства. Это была одна из немногих брешей в его внешне непробиваемой уверенности.
Именно так и случается, — подумала Бесани. — когда ребенку говорят что он должен умереть, потому что он не соответствует стандартам.
Это всегда рвало ей душу; и даже влияние Скираты — постоянно твердившего им, что они великолепны, прекрасны, блестящи — не могло полностью исцелить эту травму.
— А это — лучшее, что у меня есть прямо сейчас. Ты хочешь выйти за меня замуж?
Если называть вещи своими именами — Ордо был рабом; предметом, созданным для исполнения работы, без прав и голоса. Теперь Бесани понимала, почему Этейн тоже поддалась мгновению откровенного безумия, и завела ребенка от Дармана. Клоны имели право быть мужчинами.
И их будущее было тем более драгоценно, оттого, что оно было таким коротким.
— О… да.
— Хорошо. — Ордо имел очень твердые представления о том, каким должен быть мужчина и что он должен делать — без сомнения, целиком почерпнутые из философии Скираты. Он поставил локоть на стол, словно приглашая ее побороться на руках. — Тогда возьми мою руку.
Она коснулась его ладони своей — Ордо умел убеждать. Она ему верила. Хоть она не и знала что он сделает — нежно пожмет ей пальцы или, припечатав руку к столу, объявит победу.
— Ми солус томе. Ми солус дар'томе. Ми мэ'динуи ан. Ми баджури верде. — произнес он, глядя ей в глаза. — А теперь ты скажи это.
— Что это?
— Брачный контракт Мэндо. Если ты согласна — повтори его. Это значит, что мы едины — вместе мы или в разлуке, что мы разделим всё, что у нас есть, и что мы вырастим наших детей воинами.
Бесани не совсем так представляла свою свадьбу. Но, если честно, она этот день вообще никогда не пыталась представить. За какой — то час рамки ее представления о «нормальном» были сломаны дважды, и молот опускался для третьего удара.
— Хорошо. — сказала она. Она не могла отказать; и она не хотела отказывать, пусть даже это было жестко прагматичным и в противоречивом мандалорианском стиле — предельно деловом в одно мгновение, и слезливо — сентиментальном в следующем. Все было так, словно он всё решил, и всё решила она, и они не видели смысла тянуть дальше. — Ми солус томе, ми солус дар'томе, ми мэ'динуи ан, ми баджури верде.
Ордо улыбнулся.
— Я рад, что мы договорились. — сказал он, отпуская ее руку. — А тебе, похоже, надо еще кафа.
Я все еще в шоке. Это точно. На войне люди делают подобные сумасбродные вещи.
Сейчас Бесани жила опасной жизнью, полной крайностей, среди самых отверженных членов общества — и о этой ее жизни знали считанные единицы.
— Отличная мысль. — проговорила она дрожащим голосом. Она попыталась выкинуть из головы все мысли о том, как жене Леммелота — если она у него была — говорят, что он никогда не вернется домой. Это наверняка будет изводить ее в моменты затишья.
Но это, напомнила она себе — была война.
ГЛАВА 3
«Если обо всей нашей истории нам было бы сказано всего одно слово — как бы мы ценили его! Как изучали бы мы каждый его слог, толковали его значение, спорили о его важности; как бы изучали мы его, и извлекали из него всё мыслимое знание. Сегодня же у нас есть триллионы слов, цунами информации, мельчайшие детали о каждом шаге, сделанном нашим правительством и бизнесом, легко доступны нам по первому нажатию кнопки. И все же… мы игнорируем их, и ничему на них не учимся. Однажды мы погибнем из — за добровольного невежества.»
Энцери, Мандалор, базарный день, примерно шесть месяцев позже, 937 дней после Битвы при Геонозисе.
Мандалор был раем.
Он был безлюден и отстал, на нем не было даже тех ограниченных удобств, к которым Фай привык, будучи клоном — коммандо, но здесь он больше не был солдатом среди гражданских. Мандалориане знали толк в военной жизни. Так или иначе, все они были солдатами, и поэтому здесь он был, как дома. Он стоял под неослабевающим дождем, который превратил торговую площадь Энцери в болото и пытался вспомнить, почему же он согласился встретить Парджу именно здесь.
Она ему сказала. Но сейчас его часто подводила память. Теперь для него война была закончена. Хотел бы он знать — вернется ли он когда — нибудь в форму и сможет ли сражаться снова.
«А больше я делать ничего не умею, верно? Какой от меня теперь толк?»
— Ты в порядке, нер вод? — Прохожий — человек, в полной мандалорианской броне, как и все остальные здесь — коснулся рукой плеча Фая, привлекая его внимание. Должно быть, Фай выглядел заблудившимся. Фай чувствовал, что должен был бы узнать его голос — но не смог этого. — Могу помочь?