— Кор'ика, тогда нас бы послали в какое — нибудь такое же дурацкое местечко, делать все то же самое. — сказал Атин. — И нам говорили завоевывать сердца и души. А не стирать с лица земли мирные деревни.

— В шебс мирных. Они все вооружены. Им не нужна форма, чтобы быть врагами. Вот почему каждый народ с претензиями к соседям заканчивает тем, что его записывают в сепы, и пополняют им наши списки, а?

— И тут, к тому же, даже не разные расы. — присоединился к ворчанию Дарман. — Не как на Гафтикаре, где можно было увидеть, кто есть кто. Они все люди. И все одинаково выглядят.

Маленькая пылевая буря на горизонте просигналила что в их направлении движется наземный транспорт. Найнер чуть раздраженно цыкнул зубом — привычка, подхваченная им у Скираты.

— Терпеть не могу когда вы начинаете умничать. Думать вредно.

— Ага. Это же моя работа. — откликнулся Атин.

— Слышно что — нибудь о Лазиме?

— Еще нет, серж.

— Она пришлет письмо. Не волнуйся.

— Знаю, что пришлет. — чуть сварливо ответил Атин. — Мы поженимся.

— Что?

— Ты меня слышал.

Новость не отвлекла его внимание от дороги, но сосредоточенности она явно повредила. Дарман почувствовал комок в груди. Это было совершенно неизвестным миром. Это было…

— Невозможно. — заявил Найнер. — Ты не можешь жениться. Ты же в армии

Атин на Мэндо'а означало упрямый, но для мандалориан это слово означало не отрицательное качество. Это подразумевало силу и стойкость, которые перевешивают кровожадную ярость. Атин был предельно спокойным и соблюдающим правила, до тех пор, пока что — то не выводило его из себя по — настоящему. Тогда он вновь становился одним из парней Вэу — сражающимся бешено, и не отступающим, пока его не убьют. Вэу вбивал в них животные инстинкты, ту дикость, которая, как он говорил, сохранит им жизнь там, где более разумный человек сдастся и погибнет.

— Покажи мне правила. — ответил Атин. Хотя он и был в шлеме — но Дарман мог видеть как он упрямо выпятил челюсть. — Давай. Покажи мне пункт, в котором сказано что я не могу жениться.

— Предполагалось что мы никогда не обзаведемся семьями.

— Но правил, явно запрещающих это, нет, верно?

— Нет. Но все равно это глупо.

— Почему?

Никому из клонов не требовалось видеть лицо своего брата, чтобы понять что творится в его голове. По тихому цоканью и дыханию в шлемном комлинке Дарман мог уловить, что Найнер нервничает; казалось, что что — то испугало его. Но Найнер явно был не из паникеров. Он был расстроен. Он пытался отогнать от себя неприятную реальность.

— Потому, что тебе не платят жалования. — наконец, сказал Найнер. — Так что ты не сможешь содержать жену и детей. И казарм для женатых нет. И…

Атин не собирался сдаваться без боя. Его голос звучал так, словно он говорил сквозь стиснутые зубы.

— Лазима — тви'лек. Люди и тви'леки не могут иметь потомства. И у нее есть жилье. Его купил Кэл'буир. И у нее есть работа. Мне не придется ее содержать. Ты не угадал со страшилками, серж.

— Содержанец, что ли? Неплохо устроился. — пробормотал себе под нос Корр.

— Все равно, ты сошел с ума. — ответил Найнер. — И это не мои страшилки. Просто факты.

Сейчас под угрозой были и планы Дармана на семейное счастье. Он решил поддержать Атина. Они были людьми, а не дроидами; у них было право ждать от жизни большего. Так говорил им Скирата.

— Считаете, что мы не можем жениться потому что мы — собственность, серж? — спросил Дарман.

Голос Найнера стал чуть тверже.

— Не знаю. Сходи, спроси генерала Зея.

— Зею до шаба. — сплюнул Атин. — А если и нет, то что он с этим сделает? Что, он расскажет про какую — то разницу между теми, какие мы сейчас и тем, что будет, когда я с Лазимой обменяемся клятвами?

— А он прав. — поддержал Дарман. — Разница ведь чисто формальная.

— И я хочу жить. — Атин уже начинал сердиться всерьез. — Если я все это переживу — то я не собираюсь вечно быть солдатом. — Он прервался на пару секунд, словно собирался с духом прежде чем сказать что — то неприятное. — Я хочу уйти. Я хочу в отставку.

Впервые кто — то из них сказал это вслух. Может быть это был и первый раз, когда они хотели это услышать. Уход Фая каким — то образом открыл двери для несогласия и подлинных стремлений, не связанных с ВАР.

В наступившем неловком молчании Корр, похоже, старательно удерживался от комментариев. Порой он все еще вел себя в духе «я — всего — лишь — замещаю — его», пусть даже и было очевидным то, что Фай уже не вернется.

Голос Найнера сейчас приобрел сержантский тон «не — спорь — со — мной».

— Ты должен думать о задании, а не о том, как свалить из армии.

— Я думаю. — ответил Атин, перемещаясь к Корру и занимая огневую позицию рядом с ним. — Я могу думать и о том и о другом одновременно. Если честно — одно помогает мне делать другое…

Нет, дело было не в уходе Фая. Дарман решил, что все началось с появлением внука Скираты. Ребенок принес всем им ощущение что настоящая жизнь проходит без них, а они остаются позади. Если бы они были беленькими, обычными клон — солдатами, которые мало сталкивались с обычной гражданской жизнью, то, может быть, им бы удалось убедить себя в том, что все не так уж плохо. Но все они провели много времени, занимаясь тем, что было доступно не — клонам. Подарив им столько свободы, сколько он мог — Скирата сделал их недовольными тем, что у них было.

— А как насчет тебя и Этейн, Дар? — поинтересовался Атин.

— Ты насчет того, не собираемся ли мы отойти от дел?

— Угу.

Этейн должна была оставить Орден Джедай. Им не были позволены близкие отношения — привязанности, как они это называли — но и строгого воздержания от джедаев не ждали.

«И это может привести к неприятностям.» — подумал Дарман. — «Однажды какой — нибудь истомившийся без любви джедай выкинет что — нибудь безумное — пусть и предполагается, что подобное вытравливается из них в процессе учебы — и это добром не кончится. Ты не можешь превратить существо из плоти и крови в бесстрастного дроида — ни клона, ни джедая. Это неестественно. Это несправедливо.»

— Детали мы еще не проработали. — ответил Дарман. — Но да, я этого хочу.

— А детей?

Дарман подумал о внуке Скираты. Все младенцы капризны и голодны. Чувствительные к Силе младенцы… ну, с этим разбиралась бы Этейн. Но до этого было еще далеко, если это вообще возможно, и пока что он мог не думать об этом.

— Когда — нибудь. — сказал он. — Но не сейчас.

— Лучше поторопись. — дружелюбно заметил Корр. — Прежде чем станешь слишком старым.

— Кстати, насчет поторапливаться… — заметил Найнер. — …приготовились…

У Дармана, как всегда перед боем, свело живот. Он перебрался на лучшую позицию и заметил то, что привлекло внимание Найнера: тонкую цепочку репульсорных грузовиков, с обычными припасами из порта, поднимавших пыль словно дымовую завесу. Атин выпустил разведывательную камеру — подбросил маленькую сферу в воздух, провел ее к узкому проходу и подвесил над ним, передавая по пути снимки поверхности.

Корр переключил в своем ВИДе несколько степеней увеличения; Дарман видел, как его брат меняет ракурсы, на дисплее своего шлема. Корр смотрел на южную стену трещиноватых склонов, обрамлявших дорогу и когда Дарман переключился на его камеру — он увидел силуэты, которые, словно насекомые, начали внезапно появляться из трещин.

— И все — таки я считаю, что у них есть тоннели к этим позициям. — раздраженно проговорил Корр. — Иначе мы бы замечали, как они выдвигаются.

У Найнера был хороший обзор русла.

— Ну, поскольку они не видели нас, когда мы выдвигались… помните, нам нужен только Джоллук. Не тратьте заряды ни на что другое без крайней нужды.

Каждую неделю взвод мятежников выходил на пыльную дорогу, чтобы перехватить грузы двигавшиеся в Хадде из портового города Ришун, и «Омега» позволяла им это, просто наблюдая и собирая информацию. Убрать требовалось Джоллука; разведка говорила что он умен, изобретателен, и играет важную роль в планировании. И сейчас мятежники, как сказал бы Мереель — зарвались. Они перестали быть осторожными.