Дарман разогнулся, чтобы выстрелить бронебойным зарядом, но бластерный разряд ударил его в грудь, словно кулак, и на секунду выбил из него дух. Отдышавшись, он выпустил примерно в том направлении две гранаты. Он пригнулся; послышалась ругань Атина. Что — то ударило его, сильно, и с Дармана слетел песок. За этим наступил момент относительной тишины — визг ветра, но ни выстрелов ни криков — и он думал что ему удалось накрыть мятежников, до тех пор, пока что — то не ударило его в спину, так, что ему показалось, будто на него рухнули остатки стены. Стрельба началась снова.
Когда Дарман перекатился на спину, со слезящимися от боли глазами — над ним уже наклонялся мауджаси, и его лицо внезапно оказалось очень близким и четким. Его бластер смотрел Дарману прямо в лицо. Без раздумий и слов Дарман выщелкнул виброклинок и ударил, вгоняя ему в бедро лезвие с такой силой, что вновь откидываясь назад он несколько мгновений не мог его выдернуть. Мятежник не орал, он скорее взвизгнул от удивления. Адреналин отличное обезболивающее. Но он не останавливает фонтан бьющий из артерии, и мгновенно все вокруг оказалось в крови.
«Она не моя, она не моя, она не моя…»
Только это и имело значение. Дарман вскочил и пробежал несколько метров туда, где должны были собраться Найнер и остальные. Ветер все еще хлестал по броне, как дробеструйка, но песка, похоже, становилось меньше и он начинал лучше различать силуэты и вспышки огня.
«Сколько мятежников — мауджаси можно впихнуть в десантный катер?»
Куда больше, чем думал Дарман. Гораздо больше.
— Шаб, и что им неймется. — прошипел Атин.
Судя по граду белых и алых энергетических стрел, которые приветствовали его, тут было двадцать — двадцать пять все еще активных чакааров, и теперь это были уже не лучшие шансы. Он непрерывно отвечал огнем на огонь, и одна часть рассудка говорила ему, что как только он перестанет это делать — он умрет, а другая предупреждала его, что так у него очень быстро кончатся боеприпасы. Мауджаси уже почти взяли верх над «Омегой». Это было здорово похоже на окопную войну. Их разделяло уже не больше десятка метров, а из укрытий были только груды камней и огрызки стен.
— Когда шторм утихнет — из нас набьют чучела. — проговорил Корр.
Сколько потребуется, чтобы его прикончили? Сколько нужно бластерных зарядов чтобы, наконец, уничтожить рассеивающие энергию пластины катарн — брони? Чем лучше ты был защищен, тем изощренней и страшнее смерть, которая тебя ожидает. — решил Дарман. Без брони все закончил бы один чистый выстрел. А с ней… ладно, тебя создавали не для вечной жизни. Всё, что мы делаем — это оттягиваем неизбежное.
Так или иначе в плен он попадать не собирался.
«Прости, Эт'ика. Я даже не оставил последнего письма, верно?»
Дарман зарядил последний ионный магазин и прицелился на выстрелы.
Теперь он уже видел дальнюю стену. Шторм утихал. В конце концов будет рукопашная. Да, он сделает все, что нужно. Между очередями он коснулся рукой пояса, чтобы проверить что на месте последний детонатор.
— Надеюсь, что я не брежу. — проговорил Найнер. — Слушайте.
Дарман затаил дыхание. Ничего: он не слышал ничего, кроме боя.
Корр выдохнул.
— Ничего не слышно, серж.
А затем громкий голос прямо в ухо заставил Дармана охнуть. Кто — то подключился к аудиоканалу.
— «Омега», пригнитесь. Мы вас видим. Держитесь. Будет шумно.
Теперь и Дарман его услышал, потому что звук был прямо над головой; быстрый, постукивающий гул с высокими нотками, которые становились все громче, сладчайший звук в мире — десантный катер НЛШТ/п!
— Шаб. — прошептал Найнер. — Вовремя.
Пилот не шутил. В то же мгновение, как они распластались под прикрытием последней уцелевшей каменной груды, переднее лазерное орудие «нлашки» открыло огонь, и земля под ними содрогнулась. Дарман даже ожидал, что скала расколется и рухнет, как тогда, когда он подорвал склон. Он думал, что оглушительный рев никогда не прекратится, но затем стрельба оборвалась звенящей тишиной, и катер, как камень, упал перед ними, посреди дымящегося хаоса. Люк десантного отсека сдвинулся, открываясь. И первым, что увидел Дарман, была рука в белой броне, протянутая, словно для того, чтобы втащить их на борт.
— Давай, «Омега», шевелите задницами. — Это был сержант, обычный пехотинец. Рука нетерпеливо махнула. — Мы не хотим поймать ракету в рыло. Бегом, раз — два.
Они ввалились внутрь, оглушенные и дрожащие от адреналина. НЛШТ/п взлетел еще до того, как закрылся люк. Когда «нлашка» заложила вираж над пустыней, Дарман заметил сквозь бойницу отблеск лазерного выстрела и катер вздрогнул, словно что — то ударило его. Его пушки заговорили вновь. Фюзеляж задрожал, словно машина закашлялась, и Дарман обнаружил, что он вцепился в поручень, что у него болит левое плечо, и что — то неладно с коленом.
— Спасибо. — выдохнул Найнер.
Сержант приложил два пальца к шлему в насмешливом салюте.
— Не вопрос. А какой гений подорвал гору?
— Это был Дар.
Сержант кивнул.
— Да. Готов поспорить — он умеет загнать себя в угол…
Когда Дарман потянулся снять шлем — его палец застрял в матерчатом вороте вокруг шеи. Ему понадобилась пара секунд, чтобы понять — в вороте выжгло дыру бластерным разрядом.
— Тебе повезло, что голова на месте. — спокойно заметил Корр. — Хотя предполагалось, что ткань бластером не пробивается.
— Это в упор — то? Ничего подобного.
Это была бесцельная болтовня, вызванная облегчением. Никто не проявлял эмоций по поводу спасения — пока что — хотя всё, что по — настоящему хотелось Дарману, это от души обнять сержанта, пилота и психованных парней на орудиях и сказать им, что все они навечно его лучшие друзья.
«Файрфек, мы опять выбрались живыми.»
Дарман все же решил выговорится.
— Нер вод, ты не представляешь, как мы были рады тебя видеть. — Дарман стянул шлем и втянул прохладный кондиционированный воздух десантного отсека. — Я уж думал, что эти чакааре пустят мои гетт'зе на сережки.
Сержант странно смотрел на него. Он ничего не отвечал и наклонил голову так, будто не расслышал Дармана.
— Что? — наконец, спросил он.
— Там становилось до шаба жарко. — Может быть он не понимал что мятежники — мауджаси делали со своими врагами в отместку. — Спасибо.
— Это местный язык?
— Что?
— Найр воуд. — тщательно выговорил сержант, словно он разобрал только эту фразу.
Дарман не ждал что беленькие будут понимать Мэндо'а. Только республиканских коммандос учили мандалориане, которые, как Сержант Кэл, преподавали еще и язык. Но любой солдат сразу же учил слова маршевого гимна Водэ Ан, а некоторые фразы — как «нер вод» и отборные ругательства — быстро распространились среди всех солдат.
Но до этого парня они не дошли. Странно.
— Ты из Восемьдесят Пятого? — спросил Дарман
— Сороковой Пехотный. — ответил сержант.
— Ладно, мы проведем тебе краткий курс Мэндо'а, так что ты сможешь трепаться с Сияющими Мальчиками вроде нас.
— Извините. — сказал пехотинец. Его акцент отличался от остальных беленьких с которыми случалось пересекаться Дарману. — Никогда про него не слышал. Я новенький.
Он был новичком, верно. Когда тот направился вперед, в кабину, перехватывая руками поручни, Дарман натянул шлем чтобы приватно переговорить с командой.
— Как на твой взгляд — это пополнение? Новый выпуск клонов?
Найнер цыкнул.
— Если так, то тренировочную программу на Камино изменили. Все консервы учили «Водэ Ан».
Атин пристегнул ремни, со сложенными на груди руками откинулся назад на сиденьи, и вытянул ноги, демонстрируя что намерен вздремнуть.
— Возможно, каминоанцы решили что всякие там Мэндо отбиваются от рук, и делают парней слишком наглыми.
— Может быть они сокращают издержки на производстве. — хмыкнул Найнер.
— А может, они сказали, что какие — то айвховы поживы слишком часто ковид ло'шебс'ул нарит. — заметил Корр и рассмеялся.