Валентин пожал плечами.

— Чего ж сердиться-то? Может быть, вы запомнили девушку. Кофточка желтая с синим и синие брюки. Коротко стриженная.

— Девушку помню! — обрадованно воскликнула Алиса. — Роскошно упакована!

— Что? — не понял Петров.

— Ну так теперь говорят про тех, кто модно одет.

— С кем она пришла?

— Одна… Я еще обратила внимание, что она шла как к себе домой. Обычно гости спрашивают, в какую сторону, или как-то робко идут. А она очень уверенная, видно, не впервые в этой гостинице. Я еще подумала, что, может, она из этих, ну которые развлекаться к мужчинам ходят. Но лицо у нее не такое: не накрашенная, чистенькая. И почему-то очень быстро вернулась обратно. Чуть не бежала по коридору, и лицо какое-то, заплаканное, что ли. Я еще удивилась: буквально минут пять прошло.

— А вы не спросили ее, в какой она шла номер?

— Спросила. Но, честно говоря, не помню, какой она назвала номер… Ведь столько людей за день проходит. Ой, стойте, вспомнила я этого из 525-го номера. Высокий, седой, французским одеколоном надушен. Он еще все время мне говорил, что я похожа на мулатку. А какая же я мулатка, если у меня волосы рыжие, — Алиса фыркнула. — Точно из пятьсот двадцать пятого он. Два мужчины к нему приходили.

— А кто раньше пришел — девушка или мужчины?

— Мужчины раньше. Намного раньше. — Алиса нахмурилась, припоминая. — А когда они ушли, я не заметила. Потом и седой ушел.

— Во сколько это было, не можете вспомнить?

— Я не смотрела на часы. Радио у меня было включено, как раз Пугачева пела. Около девяти, наверное.

— А когда вернулся?

— По-моему, довольно скоро.

Валентин полез в карман, достал пачку фотографий, разложил на журнальном столике.

— Посмотрите внимательно. Среди этих девушек нет той, что приходила вечером пятнадцатого сентября в гостиницу?

Алиса наклонилась, разглядывая фотографии. Потом взяла одну из них в руки.

— Вот она.

На фотографии была Маша Постникова.

— Итак, порассуждаем, — проговорил Королев, дымя сигарой. — Как сообщила Кузьмичева, Кирпичников не отрицает, что он звонил в деканат и оставил для Маши номер телефона. Встретиться с Машей его просила дочка, чтобы взять купленную шерсть. Маша позвонила ему, обещала прийти в гостиницу. Он заказал ей пропуск, но она не пришла. А дежурная утверждает обратное — Маша приходила.

— При странных обстоятельствах, — заметил лейтенант Петров.

— Ну, допустим. Пришла веселая, ушла расстроенная. На что-то обиделась?

— Похоже на то. А вот были ли у Кирпичникова гости в то время, когда пришла Маша, дежурная вспомнить не могла.

— А были у него, как ты говоришь, сотрудники министерства?

— Не совсем так. Антипов — заместитель начальника главка, а Ворожейкин — тренер по теннису.

— Модная профессия… Говорят, любители за то, чтоб часок поиграть с тренером, по десятке ему платят. Не слыхал?

— Я в теннис не играю!

— Надо бы как-то деликатно поговорить с обоими. Повод нужен, конечно. Ну, например, в гостинице произошла кража. Не обратили ли они на что-нибудь внимание?.. Поговорить с ними надо срочно, и нельзя допустить, чтоб они сговорились. — Королев затянулся своей сигарой.

— Алла Пугачева в тот вечер пела по радио в 20 часов 6 минут, — сообщил Валентин. — Справка получена в программной дирекции радио. А от гостиницы, до подворотни пятнадцать минут хода.

— Нравится вам с Кузьмичевой версия, что Кирпичников причастен к убийству Маши. Но ведь нелогично. Зачем директору Курортторга убивать подругу своей дочери?

— Разве в расследовании все сразу выглядит логично? — спросил Валентин, захлопывая блокнот, в котором он нарисовал зеленым фломастером трех злющих котов.

— Не всегда, — согласился Королев.

Решили, что с Ворожейкиным встретится капитан Голобородько, а Валя Петров поехал в министерство, чтоб поговорить с Павлом Андреевичем Антиповым.

Кабинет Антипова был отделан деревянными панелями, обставлен красивой современной мебелью, среди которой щупленький, невзрачный хозяин как-то терялся или, как сказала бы о нем Кузьмичева, «не вписывался в интерьер». Однако, несмотря на свою непримечательную внешность, Антипов был мужик умный и хваткий — с ним считались и подчиненные и руководство.

— Чем обязан? — спросил Антипов и, улыбнувшись, добавил: — Никогда не имел дела с уголовным розыском.

— Мы беседуем со всеми, кто пятнадцатого сентября был в гостинице «Россия». Там совершена кража.

Антипов удивленно приподнял беленькие брови, усмехнулся:

— Уж не меня ли вы подозреваете?

— Ну что вы, что вы, — Петров замахал руками, — просто выясняем, может быть, кто-то обратил внимание на какой-то факт, деталь, которые помогут следствию. Вы во сколько пришли к Кирпичникову?

— Сразу после работы. Минут двадцать седьмого, вероятно. Мы хотели пойти в ресторан поужинать, но Леонид Владимирович ждал землячку из Угорья, она что-то должна была ему привезти. Посылку, кажется.

— А во сколько ушли?

— Около восьми. Я пришел с приятелем, ему надо было поспеть на тренировку. Он тренер по теннису.

— В соседних номерах было тихо?

— По-моему, да. Впрочем, окна были открыты, с улицы доносился шум от машин. Могли и не слышать.

— Никто не стучал, не заглядывал в номер?

— По-моему, нет. Впрочем, может быть, мы не слышали. Номер большой, мы сидели в стороне от двери.

— А если б кто-нибудь вошел в коридор и там стоял, вы бы увидели?

Антипов подумал, потом сказал:

— Нет. Человека, стоявшего в коридоре, мы б не увидели. Вы думаете, вор мог спрятаться там?

Петров пожал плечами:

— Пока собираем факты… Значит, вы считаете, что человек мог незамеченным стоять в коридоре?

— Возможно.

— Ну что ж, спасибо. — А землячка Кирпичникова тоже с вами была в номере?

— Нет, она при нас так и не пришла.

— И последнее: не было ли каких-нибудь странных звонков по телефону?

— Что вы называете странными?

— Может быть, кто-нибудь проверял, есть ли кто в номере?

— Звонков было много, но это все были знакомые Леонида Владимировича.

Ворожейкин, плечистый атлет с красивым лицом, одетый более чем модно, встретил Голобородько чуть ли не с распростертыми объятиями. Он увлекался детективной литературой, и оказаться причастным хоть в какой-то мере к расследованию преступления для него было просто подарком.

— Значит, так, — сказал Ворожейкин. — Мы пришли к Кирпичникову в начале седьмого. Я хочу купить в Угорье дачку, и Антипов, мой старый приятель, предложил мне посоветоваться с Леонидом Владимировичем о возможности этого дела. Сначала думали поужинать в ресторане, но Кирпичников кого-то ждал, а потом уж мне было некогда. «Таймы» поджимали. Ну, Антипов и Кирпичников немного выпили коньячку. А я не пью — спорт. Но не в этом дело.

— В соседних номерах было тихо?

— Нет, справа был включен телевизор. Окна были открыты и у нас, и в соседних номерах. А слева, по-видимому, сидела компания, громко разговаривали и смеялись.

— Кто-нибудь мог войти в номер и незаметно постоять в коридоре?

Ворожейкин задумался.

— Мог. Мы в сторонке сидели… А знаете, я припоминаю: какой-то шорох был. У меня очень хороший слух, я собирался стать великим скрипачом, — он засмеялся. — Очень может быть, что кто-то входил в коридор… Да, да! Когда мы уходили, я обратил внимание, что дверь была не закрыта, а просто притворена.

— Вы уходили с Антиповым?

— Да. А Кирпичников остался ждать знакомую.

— Больше ничего подозрительного вы не увидели?

— Вроде бы нет. Впрочем, когда мы уходили, в коридоре нам навстречу шел мужчина и все время оглядывался. В красной рубахе. Но воры, наверное, не одеваются в яркую одежду? Не так ли?

— Насчет дачи-то выяснили?

— Не очень. Наверное, надо самому съездить в Угорье, на месте посмотреть.

Петров слушал Голобородько и рисовал в блокноте зеленым фломастером котов с выгнутыми спинами, торчащими вверх хвостами и удивленными глазами.

— Ты фотографии Кирпичникова показывал дежурной по этажу? — спросил Голобородько, закончив свой рассказ.

— Показывал. Опознала она его. И Ворожейкина опознала, а Антипова не узнала. В общем, судя по всему, дело было так. Маша постучала в дверь, ей не ответили. Она открыла, вошла, услышала голоса и ушла.

— Вряд ли она такая стеснительная, — усмехнулся Голобородько. — Скорее всего услышала что-то неприятное.

— А вот что? — спросил Петров.

— Сейчас придет Кирпичников, — сказал майор Синицын Ефросинье Викентьевне. — Человек он в нашем городе весьма уважаемый. Маша дружила с его дочерью, и у него нет причин сводить с ней счеты. По-моему, вы зря увлекаетесь версией, что он причастен к убийству Постниковой.

— Я не увлекаюсь, Яков Алексеевич. Но как бы то ни было, а за час до смерти Маша была в гостинице.

— Не довод это. Ну не буду мешать.

Он ушел, а Кузьмичева подумала, что Синицын, возможно, прав: версия с Кирпичниковым вообще-то зыбкая, хотя факты довольно странные.

В дверь решительно постучали. Кузьмичева не успела сказать «войдите», как она отворилась, и на пороге появился Кирпичников.

— Здравствуйте, — несколько раздраженно сказал он. — Вы хотели поговорить со мной?

— Да, — кивнула Ефросинья Викентьевна, разглядывая Кирпичникова. — Садитесь, пожалуйста.

Кирпичников был красив, элегантен, и Кузьмичева подумала, что он просто создан для того, чтоб играть героев-любовников, жаль, что такая артистичная внешность пропадает на торговой ниве.

— Тут, Леонид Владимирович, вот какое дело выяснилось, — несколько нерешительно начала Кузьмичева. — Маша приезжала в гостиницу, дежурная по этажу видела, как она входила в ваш номер…

Кирпичников, чуть приподняв брови, посмотрел на Ефросинью Викентьевну.

— Но она не входила! Это могут подтвердить и Антипов и его приятель! Какой мне смысл скрывать что-то?

— Они подтверждают, что Постникова в их присутствии не приходила. Но как объясните вы, почему она не вошла в номер, постояла в прихожей и ушла?