— А, — разочарованно проговорил Ворожейкин, — я думал, что-нибудь новенькое. Об этом я уже рассказывал.

— Возникли новые обстоятельства. Кирпичникова в тот вечер вы увидели впервые?

— Ну да! Я собирался купить дачу в Угорье, и Антипов предложил познакомиться с человеком оттуда, поговорить о возможности этого.

— Вы можете вспомнить подробнее разговор об Угорье?

— Ну я рассказал Кирпичникову о своем деле. Тот говорит: надо сначала поехать, посмотреть. Если будут трудности, он познакомит с нужным человеком, от которого будет зависеть решение вопроса. А какое это имеет отношение к краже в гостинице?

— Никакого, — улыбнулась Ефросинья Викентьевна. — Я сейчас выясняю совсем другой вопрос. Как фамилия человека, с которым Кирпичников собирался вас познакомить?

— Фамилию я не помню. Но он работает в горисполкоме заместителем председателя.

— Что говорил о нем Кирпичников?

— Ничего особенного. — Ворожейкин посмотрел на Кузьмичеву настороженно.

— Учтите, что за ложные показания… — проговорила Ефросинья Викентьевна. — Мне нужна правда.

Ворожейкин слез с подоконника, прошелся по комнате.

— Кирпичников сказал, что зампреду надо будет дать взятку. Я немного растерялся. Говорю: а он не пошлет меня куда подальше? А Кирпичников засмеялся. Я спросил: а сколько надо дать? А он говорит: рублей двести, он у нас недорого берет.

— Разговор был при Антипове?

— Да!

— Еще вопрос, — тихо проговорила Кузьмичева. — Кирпичников при вас никому не назначал свидания?

— Вроде нет…

— Он никого не называл по телефону Машей?

— Называл, — вдруг рассмеялся Ворожейкин.

— Почему вы это запомнили?

— А мы уже в дверях стояли, собрались уходить, а тут позвонила эта Маша, и Антипов начал петь: «Брось сердиться, Маша, ласково взгляни». Мы не дождались конца разговора, ушли. Антипов все смеялся, что расскажет жене Кирпичникова, что он в Москве «милку» завел. — Слушайте, — вдруг сказал Ворожейкин, — я ведь не знаю, правду ли говорил Кирпичников про этого зампреда. Может, он его оговорил, и получается, что я человека подвожу.

— Не подводите. Этот человек арестован именно за взятки.

— Какое счастье, что жена мне категорически запретила думать об Угорье, раз это дело связано с взятками…

Когда Ефросинья Викентьевна, миновав длинный коридор, вошла в кабинет к полковнику Королеву, тот сердито выговаривал кому-то по телефону.

Кузьмичева остановилась у двери, взглядом спрашивала, уйти ей или можно остаться. Он кивнул, она приблизилась, положила на стол протокол допроса Ворожейкина.

Королев кончил разговаривать, положил трубку и тяжко вздохнул.

— Ух! Аж пот выступил. Ты не знаешь случайно, откуда дураки берутся?

— Не знаю. Читайте, — она кивнула на протокол.

Королев надел очки.

— Так! — сказал он, окончив читать.

— Если разобраться, — проговорила Кузьмичева, — то ведь Постников повинен в смерти дочери.

— Случайность! Случайность, что она услышала этот разговор.

— Разве образ его жизни и взглядов на жизнь — случайность? Рано или поздно она б узнала об этом. И если б физически осталась жива, духовно все равно была бы сломана.

Капитан Кузьмичева волновалась перед допросом Леонида Владимировича Кирпичникова. Волновалась не потому, что собранные доказательства были неубедительны, а потому что видела его в блеске былого могущества и не могла понять, как поднялась у него рука на Машу. Что он защищал? Честь? Ее тогда уже у него не было. Свободу? Но Маша ничего не знала о его делах. Кузьмичевой за свою жизнь довелось видеть немало плохих людей, но вот такое двуличие она встречала впервые. С одной стороны, влиятельный, благопристойно выглядевший чиновник, занимающий немалый пост в своем городе, с другой — вор, взяточник, убийца.

Когда Кирпичникова ввели в кабинет, Ефросинье Викентьевне показалось, что он ничуть не изменился. Так же надменен, чисто выбрит, в глазах ни тени растерянности. Он сел, холодно взглянув на Ефросинью Викентьевну.

— Пятнадцатого сентября, — начала Кузьмичева, — вы пригласили к себе Машу Постникову. Она вошла в номер в тот момент, когда вы говорили Ворожейкину в присутствии Антипова, что он может купить в Угорье дачу, дав взятку Постникову в размере двухсот рублей, так как он недорого берет… Услышав этот разговор, Маша убежала, потом позвонила вам по телефону, попросила о встрече. Вы пришли… И что здесь у вас произошло с Постниковой?

Кирпичников молчал.

— Так что, Кирпичников?

— Ничего.

— Хорошо, опустим этот момент. Момент убийства… — Она поглядела на Кирпичникова. Он сидел неподвижно, только на виске быстро пульсировала жилка. — Вы выбежали из ворот, бросили на тротуар пакет с шерстью, которую Маша купила для вашей дочери, за углом сели в такси, попросили отвезти вас на Курский вокзал, но по дороге передумали и велели водителю ехать к гостинице «Россия». Расплачиваясь, вы дали ему десять рублей. За что вы убили Машу Постникову?

Кирпичников повернул лицо к Ефросинье Викентьевне, в глазах его была такая злоба, что она даже чуть отшатнулась. И вдруг он всхлипнул, зарыдал, слезы покатились по его лицу.

— Я не хотел, на черта она мне нужна! Но она сразу стала визжать: как вы смеете оскорблять моего папу, я подам на вас в суд за клевету. Я сказал, чтоб она замолчала, а она все визжала, визжала… — Голос его стал совсем тихим, рыдания, однако, продолжали сотрясать его тело. — Я не мог, я не помню, как ударил ее, она упала, глаза закатились… И я все понял… Я не помню, как я шел. Нет! — вдруг снова закричал он. — Я не убивал, я не хотел… Вы не имеете права…

Ефросинья Викентьевна опустила глаза, чтоб не видеть искаженное страхом и злобой лицо Кирпичникова.