ЧАСТНОЕ ОПРЕДЕЛЕНИЕ

Секретарь судебного заседания, очень тоненькая девушка с модной копной волос, поднялась из-за своего бокового столика и баском, неожиданным для ее хрупкого тела, сказала:

— Встать, суд идет!

Судьи вышли из совещательной комнаты, гуськом поднялись по ступенькам на помост, сели в кресла с высокими спинками: посередине судья Архипова, немолодая, с уставшим лицом и небрежно заколотыми седеющими волосами; по обе стороны от нее народные заседатели — аккуратненькая, вся тщательно отмытая учительница Туркина и токарь Ходыкин в новом костюме и модном галстуке, с лицом до чрезвычайности добродушным.

Архипова привычно окинула взглядом зал — как всегда на слушании дела о взыскании алиментов, он был почти пуст.

На передней скамье — две женщины. Одну из них Архипова тотчас узнала — истица Кольская. Она смотрела прямо перед собой, и лицо ее было, пожалуй, растерянным. Рядом с ней, вероятно, подруга. Архипова давно заметила, что женщины в таких случаях часто приходят в суд с подругами, а мужчины с приятелями — никогда.

В углу на задней скамье, у самой двери — мужчина в вельветовом костюме. Лицо напряженное, губы презрительно поджаты. Ответчик, определила Архипова.

Чуть поодаль от него сидели три молодых парня, попали они сюда явно случайно, просто убивали время в ожидании своего дела, по которому, скорее всего, их вызывали в качестве свидетелей.

В самом центре зала удобно расположились две старушки, любительницы острых ощущений, которые они находили в судейских баталиях по делам о разводах, разделе имущества и взыскании алиментов. Лица их Архиповой были хорошо знакомы, хотя за двадцать лет работы судьей она так и не смогла понять, что интересного находят они в многочасовых судебных заседаниях, когда один и тот же факт изучается со всех сторон. Лучше б ходили в кино или читали детективы, считала Архипова, там сюжеты развиваются куда стремительнее.

Архипова открыла папку и будничным голосом сказала:

— Слушается дело о взыскании алиментов с гражданина Чугунова в пользу его сына. Истица Кольская, прошу вас встать.

Кольская встала. «Нервничает», — определила Архипова. Подруга Кольской, как бы подбадривая, быстро погладила ладонью ее безвольно опущенную руку.

— У меня ребенок, мальчик, — тихо сказала Кольская. — Вот от него. — Она качнула головой в сторону Чугунова. — Я прошу суд о взыскании алиментов.

— Вашему ребенку еще нет месяца, — мягко заметила учительница Туркина. — Закон запрещает расторгать браки, пока ребенку не минет год. Ваш муж пьет? Почему вы решили взыскать алименты через суд? — Туркина знала, как легко уязвимо самолюбие мужчин, сейчас озлится этот Чугунов на алименты, и все. А так ведь еще и помириться могут, ребенок все-таки. Хотя, если пьет…

— Он мне не муж, — с горечью ответила Кольская. — Собирались расписаться, но он раздумал и только усыновил ребенка.

— Ах так, — растерянно пробормотала Туркина. — Понятно! — А про себя подумала, что тем более не надо торопиться с алиментами. Раз усыновил, значит, первый шаг сделан, а там — терпение и ласка, — глядишь, и женился бы. Впрочем, может быть, он женат? Нет, непохоже, иначе они не сидели бы в разных углах. Все-таки странная ситуация: обычно, бросив женщину, которая ждет от него ребенка, мужчина всячески открещивается от него: не мой, и все тут. А уж если решается на столь серьезный шаг, как официальное признание себя отцом, то чаще поступает так из любви к женщине, с которой по тем или иным причинам не может связать свою судьбу. И такие пары в суде всегда сидят рядышком. Почему же у этой Кольской такая неприязнь к Чугунову? Обида? Туркина внимательно поглядела на истицу: не такая уж молоденькая, чтоб терять голову от любви, — лет тридцать пять, наверное, хотя выглядит недурно и сложена прекрасно.

— Вы холосты, ответчик? — спросила Архипова.

Чугунов стремительно встал, уронил свой плоский «кейс», нагнулся, поднял, распрямился.

— Извините… Да, я холост. Точнее, разведен. Был женат, и от первого брака у меня дочь.

— Алименты платите?

— Нет… То есть я плачу, но исполнительного листа у меня нет. Я просил бы учесть при исчислении суммы алиментов, что у меня двое детей.

— Гражданка Кольская! — обратилась Архипова к Кольской. — В своем заявлении вы пишете, что Чугунов не оказывает материальной помощи дочери от первого брака.

— Не оказывает, — вспыхнула Кольская.

— Это неправда! — возмутился Чугунов. — Зачем же я буду врать? Вы можете спросить у моей бывшей жены.

— Спокойнее, ответчик, спокойнее, — устало сказала Архипова. — Суд в данном случае не может полагаться на устные показания. Вам необходимо представить документ, что вы оказываете материальную помощь.

Ходыкин тихонько пошевелился в своем кресле. Он не понимал, чего горячится этот малый — ответчик. Ну нет у него сейчас документа, а завтра бывшая жена подаст на алименты, и суд сразу пересмотрит процент помощи новорожденному. Ходыкин вообще не любил дела о разводах и алиментах, он относился к семейным отношениям по-старинному строго, порицал легкомыслие в этом вопросе, полагая, что брак должен заключаться на всю жизнь.

— Кстати, — спросила Туркина, — где вы работаете, ответчик?

— Во внешнеторговом объединении.

— Кем?

— Заместителем начальника отдела.

— Вы работаете в одной организации с истицей?

Чугунов кивнул. Впервые в жизни он находился в суде. Вызов сюда для него был полной неожиданностью. Усыновив ребенка, он считал, что выполнил свой долг, и чувствовал себя чуть ли не героем. Он не бросил Ларису в беде, что, может быть, сделал бы другой на его месте, а добровольно нацепил на себя хомут отцовства хотя бы в материальном отношении. Он собирался написать заявление в бухгалтерию о том, чтобы ей переводили ежемесячно четверть зарплаты, и знающие люди объяснили, что на двух детей надо платить тридцать три процента, из которых Ларисе полагается половина, то есть шестнадцать с половиной процентов. В свое время Чугунов обещал Ларисе помогать и не понимал, зачем она обратилась в суд. Ведь раз он усыновил мальчишку, так это и ежу понятно, что тем самым он брал на себя определенное обязательство, а не просто на память себе записал в паспорт ребенка.

Но поведение Ларисы, вопросы судьи, ее недоверие обескураживали его. Он чувствовал, что выглядит сейчас каким-то мелким, лживым, каким не был на самом деле, и все вызывало в нем острую неприязнь к судье, женщине с поблекшим лицом, в темной вязаной кофте. Чугунов вызывающе сказал:

— Да, мы с Кольской работаем вместе. А какое это имеет отношение к делу? И почему вы мне не верите?

— Почему вы решили, что вам не верят? Просто суду нужны документы.

— Пожалуйста, — Чугунов достал из кармана пиджака паспорт, быстрым шагом пересек зал и положил его перед судьей на стол. — Вот отметка, что у меня есть дочь. Пожалуйста.

Токарь Ходыкин взял паспорт, полистал, снова положил на стол, сказал, ни к кому не обращаясь:

— Девять лет девочке… Небольшая еще.

— Видитесь с ней? — спросила учительница Туркина.

— Нечасто, — помолчав, ответил Чугунов. Стоило ли рассказывать, что встречи эти всегда проходят с осложнениями.

— А ваша дочь знает, что у нее родился братик? — снова спросила Туркина.

— Н-нет… И потом, ей рано знать такие вещи.

— Какие же? — вдруг заинтересовалась Туркина. — Вы что, считаете, что в факте рождения второго ребенка есть что-то компрометирующее?

— Вы неправильно меня поняли, — совсем растерянно сказал Чугунов. На самом деле ему и в голову не приходило сообщать такие вещи дочери. Он вообще их как-то не соединял в целое. Свою дочь и ребенка Кольской.

— И давно вы развелись? — спросила судья Архипова.

— Достаточно давно. Семь лет назад, — проговорил Чугунов и зачем-то глупо добавил: — Не сошлись характерами.

— Вот как! — тонко улыбнулась Туркина. — Судя по всему, ваш брак длился недолго. И что же, все эти годы вы жили холостяком?

Чугунову вдруг начало казаться, что его раздевают, сняли пиджак, галстук, рубаху, и он стоит перед всеми неопрятный, в несвежей майке, которую забыл утром сменить.

— Почему же холостяком? — подала голос Кольская. — Он был опять женат.

«Зачем она, — подумал Чугунов. — Неужели она считает, что я могу врать про Марианну?»

Судья Архипова встрепенулась и пододвинулась ближе к столу, старушки зрительницы зашептались, оглядываясь на Чугунова, а подруга Кольской погладила ее руку.

— Вам сколько лет? — спросила Архипова. — Тридцать два? Вольно, однако, живете.

Чугунов вспыхнул.

— В конце концов, почему вы вмешиваетесь в мою личную жизнь? — грубо сказал он. — Ваше дело определить сумму алиментов.

— Сумму определять нечего. По закону — двадцать пять процентов от зарплаты. У вас нет исполнительного листа на другого ребенка. А вот что касается личной жизни, то не такая уж она личная. За небольшой в общем-то срок — три семьи, и все поломаны. Двое детей без отца. Так ли уж это лично? Вот истица сказала, что вы обещали жениться на ней, а потом раздумали. Что за несерьезность!

— Неправда, я не собирался на ней жениться. У нас и разговора об этом не было. Мы взрослые люди, было увлечение. И все. Но раз ребенок… В конце концов, я ж согласен помогать ему.

— Ваше согласие не требуется, — сухо промолвила Архипова.

— Как не требуется? Я усыновил ребенка. Без моего согласия это сделать было б невозможно…

…Так же гуськом судьи спустились с помоста и удалились в совещательную комнату. Старушки начали шептаться, все время оглядываясь на сидевшего сзади Чугунова. Парни, воспользовавшись перерывом, торопливо ушли. А Чугунов, очень красный, смотрел на правильный профиль Ларисы Кольской и испытывал к ней чувство, близкое к омерзению. Он не понимал, зачем она обратилась в суд, если он, усыновив ребенка, тем самым принял на себя обязательство материальной помощи. Неужели она считает его за такого подлеца, который добровольно не даст ни копейки?.. А Кольская сидела неподвижно, очень прямая, и глядела перед собой. Подруга все гладила ей руку и шептала: