Если б Ларисе не казалось, что Чугунов ее любит, если б ей не хотелось выйти за него замуж, все было бы ясно: надо делать аборт, потому что родить ребенка без мужа — такая безумная мысль не приходила в голову ни Ларисе, ни Галке.

Но Лариса хотела выйти замуж и надеялась, что ребенок ускорит это событие.

Ничего не подозревавший Чугунов вернулся из командировки в пятницу под вечер, открыл ключом дверь своей квартиры, вошел в душную прихожую, поставил чемодан на пол и побыстрее побежал в комнату открывать балкон, чтоб впустить свежий воздух. И тут позвонила Лариса.

— Как ты съездил? — спросила она так, словно никакой ссоры между ними не было.

— Нормально, — холодно ответил Чугунов.

— А что делаешь?

— Только вошел.

— А! — сказала Лариса и замолчала.

— Как дела на работе? — спросил Чугунов для того, чтоб что-то спросить.

— Все в порядке, — ответила Лариса. Она не знала, как держать себя, потому что было непонятно, сердится на нее Чугунов или уже забыл о ссоре.

— Ну ладно, — сказал Чугунов, помолчав. — Ты извини. Я только вошел, даже не переоделся. Всего доброго.

— Пока! — сказала Лариса и положила трубку.

Чугунов по характеру был мягок и незлобив и, честно говоря, совсем забыл об их ссоре, а уж если быть абсолютно точным, он и о Ларисе почти не вспоминал. Большую часть своей мужской самостоятельной жизни он, уж так сложилось, прожил в холостяках. Были у него встречи, надо сказать, сам он не очень их искал, просто женщины к нему липли. Были, естественно, и расставания. Его ли бросали, он ли бросал, Чугунов, пожалуй, не мог бы объяснить. Как правило, это были уставшие от одиночества женщины, которые прибивались к нему, как бездомные кошки, и были благодарны за нежность и тепло. А Толя Чугунов был добрый малый, ласковый, любил делать подарки. Что еще надо одинокой женщине, которая или отчаялась выйти замуж, или страшится потерять свободу.

Когда Чугунов встретил Ларису в пансионате, у него и в мыслях не было поухаживать за ней. И тюльпаны он подарил ей в день рождения, и в ресторан повел вовсе не потому, что затеплилось у него к Ларисе какое-то влечение. Просто он считал само собой разумеющимся доставить человеку радость в день рождения.

В аллее после ресторана он обнял ее и поцеловал просто так.

И потом, когда после отпуска она предложила ему помочь купить продукты, он смалодушничал, не отказался, а когда вышли из магазина, ехать ее провожать с тяжелым портфелем было как-то глупо, он и пригласил к себе. А уж дальше случилось что случилось.

От ссоры Чугунов быстро остыл, и, если б не командировка, их отношения, наверное, какое-то время еще продолжались, но в командировке, занятый делами, он совсем не думал о ней, даже подарок забыл купить, что было ему, в общем-то, не свойственно. А когда обнаружил эту свою забывчивость, понял, что никаких больше чувств к Ларисе не ощущает.

Звонок ее даже удивил его. Положив трубку, Чугунов понял, что видеться с ней ему не хочется. Все ушло.

И потом, разве можно забыть Марианну? Юную Марианну, красота которой казалась неправдоподобной. Она была так красива, что никто не замечал ее совершенно детской глупости. Никто, кроме Чугунова. Он жалел ее, он готов был для нее на все. Когда она, восемнадцатилетняя, согласилась выйти за него, несмотря на десять лет разницы между ними, он чуть не умер от счастья. Но через год она ушла к сверстнику, с которым любила гонять по окрестностям на велосипедах.

— Ты прости, — сказала она, — не сердись! Мне скучно с тобой, ты все-таки такой старый, Толя!

— Мне двадцать девять, Марианна! Какой же я старый?

Он плакал, когда она ушла. Может, это и смешно, что Анатолий Чугунов всхлипывал, утирая слезы кулаком, но что было, то было. Из песни слов не выкинешь.

В понедельник Лариса позвонила Чугунову в конце рабочего дня.

— Я б хотела тебя увидеть. Ты сегодня свободен?

Вечер у Чугунова был свободен, и, хотя ему очень хотелось соврать, что идет к кому-нибудь на день рождения, он не стал этого делать.

— Подожди меня у выхода. Хорошо? — попросила Лариса.

— Хорошо, — согласился Чугунов и подумал: «Приглашу ее поужинать в летнее кафе, домой звать не хочется».

Чугунова на несколько минут задержал Скоморохов, и когда он пересекал вестибюль, Лариса уже стояла у дверей. На ней было красное индийское платье почти до пят, а на голове тонкая кружевная шляпа из австралийской соломки.

Лариса сразу взяла его под руку, ласково заглянула в глаза.

— Ну как? — спросила она.

— Тебе очень идет эта шляпка.

— Шляпки идут всем. Слава богу, что они входят сейчас в моду.

— Хочешь, поужинаем в открытом кафе? — спросил Чугунов.

Лариса чуть поморщилась.

— Там невкусно. Может, лучше поедем к тебе?

— В квартире очень жарко. Дышать совершенно нечем. Лучше в кафе.

— Неужели ты не соскучился по мне? — шепнула Лариса.

Чугунов сделал вид, что не расслышал.

В кафе им повезло: нашелся отдельный столик, в меню оказалась окрошка, а что еще желать в такую жару? Лариса задавала какие-то вопросы, Чугунов отвечал односложно, и, когда официантка поставила перед ними тарелки, они молча стали есть. Покончив с окрошкой, Лариса сказала:

— Сейчас я бы еще арбуз съела.

— Для арбузов рано.. Хочешь мороженое?

Лариса покачала головой.

— Нет. После мороженого пить хочется.

Чугунов расплатился с официантом. Они вышли из кафе, побрели по истекающей зноем улице.

— Если хочешь, поедем ко мне, — сказал Чугунов. Ему было как-то неловко перед Ларисой.

Жара была такая, что все время хотелось пить. Чугунов достал из холодильника формочку со льдом, набросал в стакан кубики, долил холодной воды. Лариса сидела на подоконнике. Она взяла у него из рук стакан, глотнула ледяную воду.

— Знаешь, Толя, у меня будет ребенок, — сказала она.

Чугунов приподнялся с дивана и снова сел.

— Ребенок? Ты уверена?

— Да, — Лариса кивнула, взяла сигарету, стала прикуривать. Курить она не умела, спички ломались, она очень нервничала. — Я была у врача.

У врача Лариса не была, просто и так сомневаться не было причин.

— Ты понимаешь, Толя, если я сделаю аборт, у меня никогда больше не будет детей.

Если бы это говорила сейчас Марианна, он плакал бы от восторга, он бы стоял перед ней на коленях, он умолял бы ее родить ребенка. Но перед ним сидела Лариса, и он не представлял себе, зачем ему ребенок от Ларисы, совсем, как выяснилось, чужой ему женщины.

— Понимаешь, Толя, — повторила Лариса. — Никогда больше в будущем не будет у меня детей.

Чугунов про себя удивился: «О чем она говорит? О каком будущем? Ведь ей тридцать четыре года. Уже сейчас поздно заводить ребенка». Но от этой мысли ему стало немного стыдно, ведь он был добрым парнем.

Так как Чугунов молчал, Лариса сказала:

— Я решила оставить ребенка… И потом, поздно делать аборт… Что ты думаешь?

— Не знаю, — с трудом произнес Чугунов слова, которые произносят мужчины на всей планете, когда узнают от женщины, которая перестала интересовать, что вскоре станут отцами.

— Не знаю, — повторил Чугунов. — Поступай, как считаешь нужным.

— Ты не против? — Глаза Ларисы набухли слезами. Совсем не таких слов ждала она. Она надеялась, что он скажет: «Какой вопрос! Мы немедленно поженимся, и будет у нас маленький Чугунчик!»

Чугунов молчал и молчал. Потом спросил:

— Хочешь кофе? Я сварю.

— Свари! — ответила Лариса, а сама лихорадочно думала: «Я все делаю не так, совсем не так. Ведь он же любит меня. Он просто растерялся. Не может быть, чтоб не любил, он был так предупредителен…»

Когда Чугунов поставил перед ней чашечку с кофе, Лариса, мягко улыбаясь и глядя на него блестящими глазами, сказала:

— А вообще не держи это в голове, Толенька. Я же сама так решила.

И он тоже, ее утешая, сказал:

— Все обойдется.

После этого довольно неясного объяснения Лариса задумалась. Аборт, конечно, сделать было можно, но этот еще не родившийся ребенок был ее последней надеждой не остаться одинокой.

Конечно, можно родить без мужа, сейчас это даже стало своего рода модой. Пока родители живы, у нее есть семья, хотя они, конечно, старенькие, на восьмой десяток перевалило. А так у нее все же будет ребенок. И женщина с ребенком — это всегда престижнее, чем женщина без ребенка. А может быть, у Толи появится чувство к ребенку, и он женится, тогда, о, тогда совсем хорошо, — так лихорадочно думала Лариса. Но это была внешняя нить ее рассуждения, была еще внутренняя, совершенно подспудная: она хотела выйти за Чугунова замуж. Именно замуж. Но это было такое тайное желание, что не то что лучшей подруге — она самой себе в этом не признавалась. Да, она хотела быть счастливой, хотела иметь мужа — разве было что-то зазорное в ее желании?..

Лариса рассказала обо всем матери, та разахалась:

— Ларочка, никакого аборта, вырастим. О чем разговор! Конечно, вырастим.

Подруга Галка сказала:

— Оставляй! Женится! Никуда не денется. В одной организации все-таки служите.

Она была цинична эта Галка, но Ларису почему-то приободрили эти слова.

Если попытаться одним словом определить состояние Чугунова после объяснения с Ларисой, то, пожалуй, можно сказать, что ему было стыдно.

Стыдно перед Ларисой, что не нужен ему этот ребенок, что пропал у него всякий интерес к ней, причем не тогда, когда он узнал о ребенке, а еще до этого. Стыдно за собственную мягкотелость — ну на что она сдалась ему тогда, эта Лариса, зачем он пригласил ее к себе?.. Шашни на работе, зачем это?

Вообще Чугунов был противен сам себе. Он попросился в какую-то долгую командировку на Урал, просто чтоб отойти от этой истории.

Вернувшись, он встретил Ларису в коридоре, поговорил о том о сем две минуты, о встрече вне работы не заикнулся, а Лариса не посмела.

Она жила теперь в каком-то лихорадочном состоянии — все мысли, чувства, желания ее были прикованы к Анатолию Чугунову, но она не видела с его стороны ни малейшего жеста навстречу ей.