X СВИДАНИЕ С ЗАКЛЮЧЕННЫМ

На другой день рано утром Параша с узелком в руках вышла из дома и, посмотрев на деревню, которая спала глубоким сном, направилась через одонья к лесу, стоявшему верстах в двух от Воробьевки; вправо от него, как на ладонке, видно было село Лебедкино с каменною церковью, Слегка морозило. На востоке разливался оранжевый свет — предвестник осеннего солнца. По тропинке, пролегавшей на дне лесного оврага, Параша вышла к реке, на берегу которой стояло волостное правление. Вправо и влево шли дороги в село, располагавшееся на двух косогорах. На крыльце волостного правления отставной солдат с небритой седой бородой, держа в руке бабий кот, искал моток дратвы, ругая вчерашнее заседание.

— Ишь окаянные! лаптищами-то шлындали да на ногах и унесли дратву…

— Что, здесь Егор парень сидит? — спросила Параша, стоя у крыльца.

— Какой? — с недоумением глядя на девушку, возразил сторож.

— Молодой парень…

— Тебе на что?

— Да мне хотелось с ним повидаться.

— А тебе он кто?

— Он мне сродоч… двоюродный брат он нам…

— Ну, взойди, — сказал солдат и повел девушку в избу, разделявшуюся от правления сенями.

— Мне только повидаться, — говорила Параша, когда солдат отворял дверь.

Изба была широкая, с длинными лавками, с русской печью, близ которой при самом входе устроены были две чижовки с маленькими дверцами.

Солдат снял с пробоя цепь — и в избу вошел пастух.

— Ах, друг ты мой милый! — воскликнул Егор, увидав Парашу… — Как это господь занес тебя сюда?..

— Да вишь, пришла тебя проведать, — сказала Параша, — все ли ты себе здоров?

— Я-то здоров, да вишь, не благополучно… Этими делами-то замешался сюда…

— Она что ж тебе доводится? — спросил солдат, стоя у двери.

— В третьем колене… — проговорил пастух, севши на лавку.

— Она на тебя не похожа, — заметил солдат.

— Она мне, брат, вот что! — вдруг объявил пастух, — нечего тут хлопотать… мы с ней жили у любе… а потом я через нее в это место попал… Мне ее хотелось взять!

— А я думал, она тебе сестра, — сказал солдат, ковыряя шилом башмак, — так, стало, ты за то-то страдаешь?

— За самое за это! за одно слово только…

— Ну, что ж? — разговорился солдат, — ничего! ты посидишь здесь, опять выйдешь… на поселенье не можно сослать за эту штуку… Авось эта история — не душу загубил… Не этакие дела делают! Ну, разговаривайте себе! а я пойду от вас… Что хотите говорите, я вас запру замочком…

Солдат вышел.

— Ах, Параня, Параня! как это ты вздумала меня проведать? — говорил пастух. — А я не только что… сижу здесь хлеба не евши, все об тебе думаю…

— А я как услыхала, что ты сюда попал, захотелось мне тебя проведать, невозможно мне никак терпеть… Как я к тебе шла-то, так я в слезах не видала следа… И не чаяла я с тобой повидаться… все сердце мое изныло об тебе… Одолела меня грусть…

Девушка утерла занавеской[11] глаза и продолжала:

— Обманули меня… запятнали мою душу навечно! Что бог мне скажет, а на уме у меня дюже чижало… Не стану я с ним жить, что бог ни даст!.. Я пришла успросить: надолго тебя тут посадили?

— Нет, на неделю.

— А я слышала, на год… Я за тем-то к тебе и рвалась… Какой ты худой стал! — заметила девушка, подняв на парня глаза.

— Эхма! как мне худому не быть! сама знаешь… сердце начало сохнуть кое по тебе… кто ее знает? бывает, какое распоряжение выйдет… хотели к следователю весть…

— А я принесла тебе рубашку, — сказала девушка и начала развязывать узелок.

— Нет, видно эту мне рубашку не носить…

— Нет, носи на здоровье, — перебила девушка, — ты у меня рубах не переносишь… А Ваньке хороших рубах не носить… они все на тебе будут…

— Что ж! ты разве выходишь за него?

— Послушай! — девушка взяла парня за руку, — я этих делов не пугаюсь! пусть отдают! ты сам рассуди: куда ж мне от него деваться? Никак я не могу против отца, матери попясться… Никто моей жисти не знает! будут они меня все бить… Уж я колько думала об этом… Убечь от них али тебе стать опять перебивать? как бы хуже не было… Отец сказал, что и на глаза тебя не примет… Уж, видно, будем с тобой жить так… А он для меня все равно пень горелый в поле…

— А я думал, — проговорил парень, — как-нибудь обработаю своей силой… Как-нибудь свою голову заложу, да тебя возьму… Кабы ты знала, как моя душа прилегла к тебе! Я бог знает что могу сделать над собой…

— Не послухать отца, матери мне нельзя, — вымолвила девушка.

В это время у двери загремел замок, и в избу вошел сторож.

— Ступай, девица, — сказал он, — писарь идет… Бывает, я за тебя буду отвечать… А с тебя, Егор, магарыч! — обратился солдат к пастуху.

— Приставлю!

— Ну! где тебе приставить…

— Вот история какая! авось не сто рублей.

— Ведь это какая машина: она назвалась тебе сестрой, а то бы ее не пустил…

Сторож и девушка вышли. Пастух в задумчивости ходил по избе.

Накануне свадьбы, вечером изба свата Кузьмы была наполнена народом. У переборки близ печи сидела в красном сарафане, с лентой в косе, Параша, окруженная подругами. Стол накрыт был скатертью, на образах висели полотенца. Изба, как и в обыкновенное время, освещалась лучиною. С улицы в маленькие окна смотрел народ. Девицы пели:

Так дело и кончилось «веселым пир ком да свадебкой»…

Но собственно-то дело кончилось иначе. Случайно пришлось мне после прочесть в известиях одной губернской газеты настоящий конец того, что казалось только концом: «21 ноября 18… года в управлении N…ской части дано знать о скоропостижной смерти крестьянина деревни Воробьевки Ивана Краюхина. При осмотре тела умершего оказались многочисленные ссадины и синие пятна, а на голове, на три пальца ниже соединения теменных костей, рана длиною в дюйм. Подозрение, в совершении означенного преступления пало на жену Краюхина, Прасковью Губареву, а также на крестьянина деревни Чернолесок Егора Ефимова…» Обвинение заканчивалось словами: «Поименованных лиц на основании 201 и 208 ст. уст. уг. суд. предположено предать суду N…ского окружного суда, с участием присяжных заседателей». Что-то будет говорить прокурор; чем порешат дело присяжные?

1871