49

И в молодости Снегирев почти не готовился к лекциям, но читал все-таки хорошо, стараясь передать студентам тот интерес «открытия», без которого ему самому сразу же становилось скучно. Потом осталась только умелость, подчас он начинал чувствовать, что они слушают его с напряжением. Во всяком случае, «гнать студентов на его лекции палками», как он с презрением говорил о других профессорах, не приходилось.

Он держался спокойно после появления статьи, с чуть заметным оттенком оскорбленной гордости, а однажды — это имело успех — ловко срезал студентку Волину, которая пыталась выразить ему сочувствие. Волина лезла в аспирантуру, об этом знали на курсе.

Сегодня он настолько не заботился о том, чтобы лекция удалась, что даже немного удивился, увидев скучающие лица. Движенье холодности донеслось до него. Он знал, что нужно делать в подобных случаях: переключить внимание. Он бросил шутку, другую. Никто не засмеялся. На задних скамьях разговаривали. Кто-то зевнул.

— Может быть, вопросы?

Студент Остапенко, лохматый, рыжий, с детским квадратным лицом, сказал негромко:

— Простите, профессор... Мне хотелось узнать, что вы думаете о теории Улисса Симпсона Гранта?

Неудобно было сознаться, что Снегирев впервые услышал о Гранте. К счастью, студент тут же стал излагать эту теорию, опубликованную в последнем номере... Он назвал известный американский журнал. Теория была любопытная, хотя подозрительная, судя по новым, модным терминам, значения которых Снегирев не понял.

— Сейчас скажу — ответил он, — а пока попробуем выяснить, как относится к ней... Ну, скажем, Варварин.

Варварин относился к теории отрицательно и считал, что иначе к ней и нельзя относиться, поскольку Грант, очевидно, не признает объективно существующих закономерностей живой природы. Впрочем, и по другим его работам совершенно очевидно, что он не кто иной, как виталист, иногда притворяющийся — более или менее удачно — материалистом.

— Скажем проще: эклектик, — добавил Снегирев.

Подавленный смешок пробежал по аудитории, и Снегирев, почувствовав неладное, мягко оборвал разговор.

Волина кинулась к нему, когда, закончив лекцию, он шел по коридору.

— Валерий Павлыч, они вас разыграли.

У нее были красные пятна на щеках, хорошенькое личико вспотело.

— Как разыграли?

Я слышала, как они сговаривались. Такого ученого нет.

— Но позвольте... Остапенко изложил его теорию.

— Это теория самого Остапенко. Они просто трепались. Они держали пари, что вы...

Она отшатнулась, увидев его бешеное лицо. Но он сдержался.

— Я сегодня же доложу об этой возмутительной истории на бюро.

— Никаких докладов, и никаких бюро. — Он улыбнулся. — Я прекрасно понял, что это была шутка.

Она смотрела на него с удивлением.

— А вам, товарищ Волина, я посоветовал бы не доносить на своих товарищей. Даже из лучших побуждений.

— Да?

Она оскорбленно тряхнула головкой.

— Хорошо, Валерий Павлыч. На всякий случай я хочу сказать вам, что Улисс Симпсон Грант — восемнадцатый президент Северо-Американских Соединенных Штатов.