50

Это был хлопотливый день. Снегирев договорился с редактором факультетской газеты, зашел в партком, условился о заседании кафедры, на котором Клушин должен был огласить опровержение — разумеется, с соответствующими комментариями.

В министерстве он провел часа два, повидавшись с людьми, от которых как бы ничего не зависело, но на деле зависело многое, и которые, в частности, могли показать опровержение министру.

Собираясь уходить, он заглянул в первую попавшуюся комнату, чтобы позвонить домой — надо было сказать, чтобы не ждали к обеду. Группа сотрудников собралась вокруг знакомого референта, державшего в руках газету с отчеркнутым опровержением. Все оживленно разговаривали — и замолчали, едва Снегирев появился в дверях. Он подошел, улыбаясь, и инстинктивно насторожился, увидев серьезные лица. С ним поздоровались вежливо, но сухо.

Он попросил разрешения позвонить, снял трубку. Телефон был сдвоенный, в соседней комнате разговаривали. Он извинился и вышел.

Что все это значит? Это значит, что теперь, когда опровержение было напечатано, к нему стали относиться иначе, чем прежде.

Он позвонил жене из вестибюля. Прежде его боялись, но не сторонились. Теперь сторонятся, стало быть, не боятся. Почему? Потому что появилось — неизвестно где и как — то, что позволило студентам разыграть его, а референту, которого он о чем-то спросил, почти не ответить.

— Ежеминутно, — ответила торжествующая Мария Ивановна, когда он спросил, кто звонил. Она назвала фамилии. Не так уж много! Зато Данилов, который еле кивал ему с тех пор, как его выбрали членкором.

Он повесил трубку и тут же позвонил Кулябко.

— Его нет.

— А когда будет?

— Он больше здесь не работает.

— То есть как? Я просил товарища Кулябко.

— Поняла, — терпеливо ответил женский голос. — Но товарищ Кулябко больше здесь не работает. На его месте... — Она назвала незнакомую фамилию. — Что-нибудь передать?

Снегирев бросил трубку.

Ничего особенного не было в том, что сняли Кулябко, который не знал, что он скажет в следующую минуту, но неприятные, царапающие следы этого дня, который начался так счастливо, стали чувствительнее и глубже. Ладно же! Поживем, увидим! Шутка дорого встанет Остапенко и Варварину на защите диплома. А на месте Кулябко будет другой Кулябко!