Дюваля удивило лишь то, что Кацуми не потребовал от Нисимы расправы над ним. Вместо этого лейтенант взял его под свое попечение и теперь зачем-то отвез в поместье своего отца в Тибу. «Чего этот ублюдок от меня хочет? — спрашивал себя Стрейкер. — Как еще они могут оказать на меня давление? Теперь мои соотечественники поодиночке распродаются самураям по всему континенту, и я больше за них не отвечаю. Что бы они со мной ни сделали, я не раскрою им ни одного настоящего секрета».

Дюваль не знал, что ожидало его в поместье Хасэгавы. Вечером его привели со связанными руками к новому господину, рядом с которым стояли Кацуми и охранники всех рангов. К удивлению Стрейкера, Хасэгава оказался порядочным и принципиальным человеком. Однако Дювалю показалось, что Кацуми каким-то образом использует эти качества отца в своих целях.

— Вы будете здесь работать, чтобы прокормиться, — спокойно проговорил Хасэгава, после того как Дюваля заставили встать на колени перед новым господином. — Если вы будете работать хорошо, то получите отдых, еду и жилище, а со временем и деньги, чтобы приобрести имущество. Если же вы побеспокоите меня, причините боль моим людям или ущерб моей собственности, я буду хлестать вас плеткой, как любого другого непослушного работника. Вы понимаете меня?

— Да.

— Скажите, кто вы по специальности?

— Я ученый и военный инженер-конструктор. Но в последнее время мне приходилось выполнять другую работу — я разрушал межпланетные корабли Ямато. С тех пор я нахожусь в отпуске.

Все присутствующие захлебнулись от возмущения и затаили дыхание. Кацуми побелел от гнева.

— Вы вторглись на ракетно-посадочную площадку, принадлежащую империи Ямато! — закричал он.

Хасэгава что-то тихо забормотал с помоста, на котором сидел, и успокоил сына.

— Американец, предупреждаю тебя, не будь легкомысленным. Сарказм не принят при обращении к господину. Ты ведешь себя неуважительно. Если это повторится, ты будешь строго наказан.

Дюваль наклонил голову, сделав неопределенный жест. Но это, кажется, удовлетворило Хасэгаву.

— У меня есть для тебя работа. Ты должен спроектировать постройку лаборатории для изготовления сверхоружия. Лаборатория будет оборудована так же, как и в Американо. У нас есть для этого все возможности. Выбери место. В твоем распоряжении пять человек, хорошо разбирающихся в технике, справочная литература, компьютеры и место для размышлений. Если тебе потребуется что-то еще, можешь передать моему помощнику Яо, который доложит прямо мне. Я лично буду проверять твою работу каждый третий день. Тебе все ясно?

Дюваль уставился прямо перед собой и глубоко задумался. «Так ли это плохо? — спрашивал он себя. — Они могли убить меня, как Хоула и Уолса, и могут сделать это сейчас со всей жестокостью, которую предписывает их культура. Как избежать этого? Построить лабораторию для человека, достойного уважения? Но я не верю Кацуми! Он просто выполняет приказ Нисимы Юна. Если я подчинюсь, то вырою могилу себе и своим соотечественникам. Нисима хочет построить не лабораторию, а фабрику по производству сверхоружия! Но они не смогут создать его без секрета сцепления вихревого серебра в стволе. Японцы вообще не разбираются в квазигравитации. Значит, можно тянуть время, тратить деньги и обманывать их. Я обведу этих болванов вокруг пальца!»

Дюваль смело посмотрел на Хасэгаву, ожидавшего ответа, и уверенно покачал головой в знак отказа. Увидев это, Кацуми побагровел от гнева.

— В чем дело? Ты не понимаешь приказа моего отца?!

— Понимаю, но наотрез отказываюсь его выполнять. Ты — бессовестный ублюдок, твой отец — простофиля, а ваш даймё — лишь злое орудие в руках еще более злого сукина сына из Киото. Идите вы все к чертовой матери! Плевать я на вас хотел!

Все собравшиеся вскочили на ноги. Им никогда не приходилось терпеть такого гнусного оскорбления. Хасэгава вытащил меч, лежавший на помосте за его спиной, и приставил его к сердцу Дюваля.

— Как ты посмел оскорбить меня в моем же собственном доме?!

Дюваль неподвижно уставился на катана, испытывая удовлетворение от своей наглости и радуясь, что выдержал характер.

— Ну, давайте, убейте меня! А если боитесь, прикажите своим рабам сделать это.

Хасэгава рассек воздух мечом и разрезал веревку, которая связывала запястья Дюваля. Его потащили в сад и стали неистово избивать деревянными мечами кэяки. Град ударов обрушивался именно на те места, где кости находились ближе всего к коже.

— Это тебе за поруганную честь нашего господина! Это тебе за его сына! Это — за даймё! Это — за императора! Тебя предупреждали, но ты не послушался!

Экзекуторы вошли в раж, но Хасэгава следил за избиением и знал, когда его прекратить.

— Это за твое упрямство! Это за твой отказ! Это за оскорбления! — орал Кацуми, издавая устрашающий клич самурая.

— Оставьте его! — приказал Хасэгава, схватив сына за руку, поднявшуюся для нового удара.

— Но, отец…

— Оставьте его.

Дюваль упал без сил, притворившись, что потерял сознание.

— Вы так убьете его. Не забывайте, что Нисиме он нужен живым.

— Человек, который произнес такое в вашем доме, не должен оставаться в живых!

Отец и сын посмотрели друг другу в глаза.

— Делайте как я сказал! Если вы убьете его, то поплатитесь собственной жизнью.

Кровь капала из разбитого носа Дюваля. Он услышал, как деревянный меч Кацуми упал на землю.

— Напрасно вы сохранили ему жизнь, отец. Вспомните приказ Нисимы — все способы хороши, чтобы убедить пленника. Если он не уступит, я лишусь чести и всего имущества.

Они отправились обратно в дом. Появился китаец и, ухватив стонущего Дюваля за ноги, оттащил его по песчаной дорожке на конюшню. Дюваль очнулся, когда лучи солнца заглянули сквозь узкие щели в крыше. Он приподнялся и вскрикнул от боли. Ему показалось, что все его кости переломаны. События прошедшего вечера всплыли в его памяти. Лежа на соломе, мягко укутывавшей его, словно фарфоровый чайник, Стрейкер неторопливо обдумывал ситуацию. «Я понял тебя, Хасэгава, всемогущий Кэни, — говорил он про себя. — Я в твоей власти настолько, насколько и ты в моей. Надеюсь, уважение теперь будет взаимным!»

Неожиданно на него упала тень, заслонив яркие лучи утреннего солнца. Появился темный силуэт женщины. Она принесла ведро с водой. Женщина долго искала Дюваля, прежде чем подойти поближе.

— Вы? — изумился Дюваль.

Это была Мити. Ее распущенные волосы свободно падали на легкое просторное кимоно.

— Вы наказаны, — проговорила она, как будто обращалась к слуге, и поставила ведро с водой на землю. — Дайте-ка, я посмотрю ваше лицо.

Он приподнял подбородок. Она встала на колени, вымыла его шею и плечи и развязала веревки, которые все еще сжимали его запястья. Вода обжигала раны, и он вздрагивал.

— Постарайтесь сидеть смирно.

— Почему вы здесь? — спросил Дюваль, удивившись, что дочь господина ухаживает за ним.

— Сидите спокойно, иначе я не смогу промыть ваши раны. — В ее голосе послышалось сочувствие. — Отец попросил меня прийти сюда, и я не отказала ему в просьбе. Он хороший человек и заслуживает полного повиновения. Возможно, мой приход убедит вас, что он сожалеет о том, на что вы его вчера вынудили…

— Значит, я прощен?

Она вгляделась в его лицо, но на нем ничего нельзя было прочесть. Ей показалось, что в полутьме конюшни это лицо, изуродованное синяками, обнаружило японские черты. Но она поняла, что чувства пленника были далеки от раскаяния.

— У вас нет понятия о прощении. Вам бы лучше подумать о долге. Вы дурно вели себя с моим отцом прошлой ночью и оскорбили его, поэтому вы приобрели долг — гири. Отец просто восстановил свою честь, когда побил вас. Теперь все закончилось так, как если бы вы нанесли самому себе оскорбление, а потом наказали бы себя в душе за это.

— По-моему, это какое-то сумасшествие!

— Я не понимаю. Вы пытаетесь меня оскорбить? Возможно, всем варварам недостает хорошего воспитания.