Вторая половина дня тянется как резина. Я занимаюсь мелкими делами, привожу все в порядок, допрашиваю мошенника, болтаю в коридоре, готовлю новый допрос обвиняемого – подготовка сведена до минимума, поскольку мне неизвестен результат обыска.

Возвращаюсь домой, так и не дождавшись звонка полицейских. Эмильена сидит дома вместе с Эдуардо.

Вид у них обоих далеко не веселый. Отлично их понимаю. Радоваться нечему – Эмильене, возможно, предъявят обвинение, а голландец сидит под стражей. К тому же их мучит смерть Электры, ведьмы их крохотного мирка.

– Я принес вам утешительные вести, – произношу я.

Эмильена розовеет и вскакивает, лицо и тело у неё подрагивают. Очаровательное и почти девственное видение, напоминающее мне о прошлых днях. Скорчившийся в углу софы Эдуардо приподнимает тяжелые веки. И я снова не могу не удивиться: неужели Эмильена переспала с этим!

– То, что я скажу, пока еще секрет. Надеюсь на вас, никому ничего не говорите до официального сообщения. Согласно докладу медэксперта сомнений в самоубийстве бедняги Электры нет. Вашего клиента вскоре освободят, а следователь закроет дело по отсутствию состава преступления.

Эдуардо возвращается к жизни. Может, он надеется продать миллиардеру очередную гнусность. Я бы на его месте особых иллюзий не питал.

– Я устал, – говорю я.-Долгий день. Пойду приму ванну.

Я бросаю красноречивый взгляд на дверь. Эдуардо ничего не замечает – он снова во власти надежд. Мне не хочется быть грубым, но терпению моему пришел конец. Эмильена обрела сверхчувствительность, понимает мое состояние и выпроваживает карлика без особых церемоний.

– Увижу вас завтра в галерее, Эдуардо, – говорит она, буквально волоча его к двери. – Не волнуйтесь. Всё устроится.

Эмильена является ко мне, когда я уже сижу в воде. Это становится привычкой.

– Мне не очень нравится выражение твоего лица, – сообщает она. – Похоже, ты лопаешься от смеха, зная что-то, что никому не известно.

– Ничего нового, Эмильена. Вот уже долгие годы, как меня одного смешат многие вещи. Просто сейчас ты очень восприимчива к состоянию моего духа.

– Это правда, что мне больше нечего бояться?

В это мгновение раздается телефонный звонок.

Она выходит, чтобы снять трубку. Я встаю, вытираюсь, надеваю халат. Либо ее голландец, либо…

– Тебя, – говорит она, протягивая мне трубку.

Чиновники префектуры. Они что-то нашли в доме.

– Где?

– В маленьком погребе, под грудой дров. Оригинально.

– Еду.

– Ты уезжаешь? – спрашивает Эмильена.

– Ненадолго. Час или два. Ужинать буду дома. А ты?

– Конечно, дома. Почему ты думаешь, что я поступлю иначе?

– Ничего. Пустяки.

Как только я уеду, она бросится к своему голландцу. Не потому что она втрескалась в него, в этом я уверен, просто у него на руках главный козырь – чековая книжка. Разве мне, глупенькому следователю и любителю классики, сравниться с ним?

План дома обвиняемого, исполненный на миллиметровке, мало соответствует истине. Дом велик и очарователен. Длинный, трехэтажный, увитый плющом. Он растворяется в природе. Место, где приятно провести старость в окружении детишек и любящей жены. У архитектора по ландшафтам бездна вкуса, но я не ожидал увидеть такое чудо. И это сказочное местечко никак не вяжется с убийством и банками для варенья.

Полицейские проводят меня через дом в погреб и показывают узкую яму.

Поленья отодвинуты в сторону и уложены вдоль стены.

– Это было там, – слова полицейского излишни.

Что можно увидеть в этой неглубокой яме, длина и форма которой говорят, что здесь лежало тело крохотных размеров.

В погребе пахнет сыростью, древесиной и селитрой. Ничего зловещего.

– Это всё? – спрашиваю я.

– Пока больше ничего. Похоже, речь идет лишь об одном теле. Сначала решили, что кое-что есть и в парке. Но это оказалась собака. Мы нашли челюсть.

– А здесь было… что-нибудь… что можно определить?

– Конечно, – отвечает один из полицейских. – Сразу стало понятно, речь идет о женщине. Не хватало рук, части лица, грудей, половых органов и кое-чего еще, но остальное было, если можно так сказать, в полной сохранности.

– Идентифицировать можно?

– Безусловно, господин следователь. Цвет волос, рост, примерный возраст… Это, конечно, жертва.

– Благодарю вас, господа. Если можете, поищите в бумагах обвиняемого все, что относится к жертве.

– У вас есть какая-то идея, господин следователь?

– И да, и нет. Ощущение…

Когда я возвращаюсь, Эмильена дома. Она даже успела снять макияж, вероятно, чтобы я поверил в то, что она не выходила из квартиры. Не могу не спросить себя, добилась ли она цели, посетив голландца, хотя теперь её хитрости и уловки почти не трогают меня.

– Иди сюда, – говорит она, хлопая ладонью по софе рядом с собой. – Нам надо поговорить. Со вчерашнего вечера и после всех этих ужасов у меня возникло ощущение, что между нами кое-что изменилось. К лучшему, как я считаю.

Ну и ну. Я вижу лишь одну причину её оптимизма. Голландец уступил. Эдуардо и Эмильена добыли чек.

Я сажусь и скидываю обувь. В конце концов, почему бы не закончить на приятной ноте?

Её ладонь бродит по моему бедру.

Потом дает понять, что ей хочется заняться любовью, но предпочитает, чтобы инициативу проявил я. Чтобы доказать ей, насколько я привязан к ней, даже если не верю в её ложь. Быть может, у меня совсем извращенные мысли, но чья здесь вина? А может, ей хочется увериться в силе своего обаяния, в своей власти надо мной? Откуда мне знать?

Я совершенно не в силах ответить на ее призыв. Не могу отогнать от себя посторонние мысли. Цинизм и лицемерие имеют свои границы. Меня переполняют видения, накладываясь друг на друга. Яма в погребе, последние подрагивания Электры, стонущая под громадным голландцем Эмильена, получающая удовольствие от его розовой кожи и рыжих волос.

– Увы, – говорю я наконец. – Я выжат, как лимон. Лучше отправиться спать…

Обвиняемый вроде по-прежнему выглядит хорошо и нормально. Но меня не обмануть.

– Почему вы солгали по поводу тела? – я задаю вопрос в лоб.

Он улыбается со смущенным видом.

– Истина в том, что мне не хотелось, чтобы в мои владения врывались десятки полицейских с бульдозерами. Вы видели мой дом? Вы должны меня понять.

Действительно. Даже если объяснение не отражает правды, оно выглядит правдоподобно.

– Должен вас успокоить. Ваш дом и парк в полной неприкосновенности, за исключением нескольких ям в земле диаметром не более двух сантиметров.

– Я вам очень признателен, господин следователь.

– Не за что. Наши службы работают по последнему слову науки и техники. Вы продолжаете утверждать, что убили ее именно тем способом, о котором заявляли раньше?

Опять кивок головы.

Некоторые исследования по психологии поведения подчеркивают, что большинство людей (во всяком случае, правшей) смотрят влево, когда лгут. Главное в моей работе – выслушивать ложь, но такое поведение никогда не казалось мне истинным. Некоторые чешут кончик носа, другие моргают, третьи то закидывают ногу на ногу, то ставят их нормально, бросают взгляды на адвоката (даже если он сидит справа), а некоторые не выдают себя никакими движениями.

Обвиняемый относится к последней категории лжецов. Однако во мне растет убеждение – обвиняемый лжет. Но никак не могу понять, какова причина этой лжи.

– Вам известно, что вскрытие установит точную причину смерти?

– Может быть, да, господин следователь, а может быть, нет.

– Закончим на сегодня. Я вызову вас, как только получу результаты вскрытия и в зависимости от этих результатов. Вы хотите что-нибудь добавить?

Он смущен, готов что-то сказать. Но его колебания долго не длятся. Он берет себя в руки, подписывает протокол, составленный мадам Жильбер, не читая и даже не глянув на него, затем выходит в сопровождении охраны.