Алешины теплые губы приникли к ее губам, дрожащим, холодным, и электрический ток желания пронизал их обоих. Вера тотчас вскочила – ей все-таки не хотелось комкать и прерывать этот, толком так и не начавшийся разговор. Он был слишком важен для них обоих.

– Ты пока пей пиво, а я буду говорить. Ладно? – Тень улыбки засветилась на ее лице, когда Вера увидела, как он воспрянул и оживился, поняв, что она не исчезнет вот-вот навек, хлопнув дверью.

– Я все-таки и тебе налью! – выпалил он на ходу, скрываясь в коридоре и вернувшись через полминуты с пустым стаканчиком.

– У тебя сигареты остались? – Вера редко курила, но теперь был именно тот случай, когда ей необходимо было закурить.

– Где-то были, – засуетился Алеша, выдвигая ящики комода и оглядывая буфет. – А, сейчас! – хлопнул он себя по лбу и снова пропал в дверях. – На кухне полпачки осталось, – вернувшись и протягивая ей заметно опустошенную пачку «Кэмела», констатировал он.

Вера закурила, и ее сразу же повело – сказывалось нервное напряжение. А кроме того, она ведь почти сутки ничего не ела… Заметив молочную бледность, проступившую на ее лице, Алексей заволновался, засуетился, притащил из кухни валокордин, а через пять минут – чашку крепкого дымящегося кофе.

Вера откинулась в кресле и полуприкрыла глаза – она радовалась его заботливости, но разговор их был еще не закончен, и ей нужно было собраться с духом, чтобы его завершить.

– Алешенька, сядь, – выговорила она тихо, едва шевеля губами. – Ты должен до конца меня выслушать.

Он послушно сел напротив, сложив на коленях руки. Этакий пай-мальчик, усмехнулась она про себя.

– Я предлагаю перенести разговор на вечер, когда мы оба немного успокоимся. А сейчас давай быстренько соберемся и уедем на дачу – погляди, какая погода чудесная… Солнышко! Ну! Давай! Ты же так полюбила дачу…

– Алешенька, сейчас – никаких дач! – так же тихо, но уже более окрепшим голосом возразила Вера. – Пойми одно – мы не можем жить вместе, пользуясь тем, что Ольга разрубила этот узел своим отъездом. Мы не можем делать вид, что ничего не произошло. Мы не можем быть счастливы благодаря ее великодушию. Во всей этой ситуации мы выглядим как малые дети, которым взрослые позволили поиграть вместе… Нельзя так жить, Алешка, нельзя! Ты в ответе за нее. Ей плохо. Она в беде! Наш с ней разговор… Все, что я в ней увидела… Это все… ужасно, Алеша! Она упоминала что-то о человеке, который ей угрожает, – о господине Веренце. Она назвала его «мой палач»! И сказала, что загостилась на этой земле… Вот! Я тебе рассказала. Подумай, разве, зная об этом, мы можем спокойно жить вместе, копошиться тут, устраивая свои дела? Это же предательство, Алеша!

– Прошу тебя, не произноси громких слов! – Алексей начинал заметно нервничать. Он мог предположить все что угодно, но только не это – что Вера встанет на сторону Ольги и возьмет ее под защиту… Сей факт попросту не умещался у него в голове.

– При чем здесь громкие слова, Алеша! Ольга – твоя жена! И с этим нельзя не считаться. Она – женщина, которая нуждается в твоей помощи, она попала в какой-то жуткий переплет. Я не понимаю, почему я – слышишь, я, а не ты – беспокоюсь о ней! Тебе что, все равно? Но тогда как же я могу доверять тебе, как могу положиться на тебя, если вижу, что ты запросто, потому что это тебя не колышет, бросаешь в беде близкого человека!

– Да какая еще беда? – Алексей вскочил и принялся шагать из угла в угол. – Слушай ты ее больше… Ты же видела, что она… – Он замялся.

– Сумасшедшая, да? Ты это хочешь сказать? – возмутилась Вера.

– Ну, положим… не совсем здорова. Она вечно напридумает Бог весть что, а потом делает вид, что ничего и не было… Так, одни фантазии. Она очень талантливый человек, но ее при этом заносит. Этакий дешевый театр, рассчитанный на сочувствие…

– Алексей, как ты можешь? Она совсем не такая! Выходит, я за одну ночь узнала ее лучше, чем ты за долгие годы… Она вовсе не актерствует – у нее душа болит. Она чуткий, ранимый человек, может быть, беззащитный… У нее огромный талант, я видела, как она танцевала… А те, кому даровано такое, очень часто в жизни оказываются беззащитны! Тебе нужно не рассуждать, а спасать ее. Понимаешь, спасать! Здесь не до логики – на карту поставлена жизнь человека. Поверь мне, Алеша, я говорю правду. А впрочем, что это я тебя уговариваю… Не хочешь в это ввязываться, так я поеду! Ольга – моя подруга. И я ее не предам.

– Ах, вот оно что… Я, значит, предатель! Да ты соображаешь, что говоришь? – Алексей кипятился все больше, Верина настойчивость окончательно вывела его из себя. – Кругом, значит, все святые, один я – мерзавец. Ну-ну… Жена мне она, говоришь! Да она бросила меня, понимаешь, бросила! За пять лет – ни слова, ни весточки… Жена! – Он зло ухмыльнулся. – Явилась – не запылилась! А что тут было со мной, когда я метался, не зная, где она, что с ней… Пять лет, Вера! Пять!!! Хорошенькая женушка, нечего сказать… И ты это допускаешь? Ты это считаешь в порядке вещей? Значит, ты сама способна на такое? Ангел ты мой небесный… Конечно, ты почувствовала себя в своем амплуа: вам, бабам, вечно надо куда-то лететь, кого-то спасать… Милосердные вы наши!

– Ну, спасибо за «бабу»! – Щеки Веры залились краской. – Алеша, делай как знаешь – это дело твое. Как говорится: была бы честь предложена… А я поеду. Обойдемся без твоей помощи! – Она медленно, как будто с трудом, поднялась с кресла и направилась к выходу.

Но Алексей, налетев на нее коршуном, сгреб за плечи и силком усадил назад, в кресло.

– А ты подумала, на что мне ехать? Что надо минимум тысячу долларов. А? Не подумала? Я рассчитывал на один выгодный заказ, думал, рассчитаюсь с долгами и на жизнь у нас деньги будут… Так нет его, заказа этого! Все, ку-ку! – Он, с шумом выдохнув, упал в кресло и закрыл лицо руками. – Наверное, можно мотаться туда-сюда, если у тебя сумочка от «Гуччи», а в ней – сто марок только на выпивку… – тоном обиженного ребенка пробормотал он. – А ты тут бьешься, бьешься, а толку никакого… Продаются картины только художников с именем. А для того чтобы сделать имя, надо как можно больше выставляться и устраивать вокруг этого шумиху в прессе. А я этого не хочу, да и не умею… А, – махнул он рукой, – да чего там! Хотел на море тебя свозить… Средиземное. А мне тебя и накормить не на что, и одеть не во что… В общем, говенный тебе достался мужик, Веруша! Ты иного житья заслуживаешь… Так что бросай меня – и с плеч долой… Только знай, – глухо, натужно вымолвил он, – я без тебя жить не смогу… Люблю я тебя… больше жизни. – Он поднял на нее измученные глаза. Губы его дрожали.

«Господи, – пронзила ее мысль, – он ведь еще ничего не знает об осенней выставке. А узнает – не выдержит, сломается… Он ведь художник, талант, у него тоже душа без панциря. Всем ударам открыта… Да как же только мне могло прийти в голову оставить его, моего родного… Вот стерва-то, Господи!»

И она кинулась к Алеше на шею. После долгого страстного поцелуя Вера, сделав усилие над собой, высвободилась из его объятий. Отстранившись и положив руки ему на плечи, она сказала:

– Милый мой, мы со всем справимся! Не думай сейчас о деньгах – не они сейчас главное. Если будем жить, честно глядя в глаза друг другу, все у нас будет. И деньги… И Средиземное море! Вот увидишь. А сейчас… прошу тебя, поверь мне: как бы нам ни было тяжело снова оказаться втроем, снова завязать этот мучительный для всех узел, мы должны помочь Ольге. Мы должны ехать за ней! Только поняв, что ей ничто не грозит, что она в порядке, мы сможем быть спокойны и счастливы. Ну сам подумай… Ведь так? А иначе эта заноза будет отравлять нам жизнь, растравлять душу. Мы с тобой, вместе, мы – сильные… А сильный должен помочь тому, кто слабей. Хотя, по-моему, Ольга сильнее нас с тобой, вместе взятых. Просто влипла в какую-то историю. А мы приедем, со всем разберемся – и с легким сердцем назад… Ну нельзя же строить счастье на несчастье другого… Ну? Разве я не права?

– Да права ты, права… Я и сам измучился. Пришел, притащил коньяку – да еще на денежки бывшей жены… А их нет! Ускакали… Каково мне было, как думаешь?