— Прости меня, дитя, но я пришел так быстро, как только смог. Я хотел бы избавить тебя от этого. — Он жестом обвел мрачную, окрашенную зеленой краской следственную комнату. — Я — хороший друг твоей мамы и позабочусь о тебе ТАК, как она попросила бы меня об этом.
В глазах Ники он прочитал вопрос: «Но я вас не знаю!»
— Меня зовут Стерлинг Уэзерби, — мягко произнес он. — И, хотя мы никогда не встречались, я вел дела твоей матери очень долгое время. И теперь пришел, чтобы позаботиться о тебе. Но мне нужна твоя помощь. Ты поняла, Николетта?
Ники почувствовала, что выхода у нее нет: он сказал, что был другом мамы.
— Вы думаете, этот человек, который сделал маме больно, был мистер Хайленд? — спросила она торопливым шепотом. Наступило зловещее молчание, потом адвокат сказал:
— Почему я должен так думать?
— Он был там.
Стерлинг Уэзерби покачал головой и улыбнулся.
— Но он не мог быть там, дитя, и уж, конечно, не мог бы причинить вред твоей маме. Мистер Хайленд позвонил мне и попросил тебе помочь — и звонил из Вашингтона, где находится уже три дня.
— Правда?
— Ники, я надеюсь, ты никогда никому не скажешь, что думаешь, будто мистер Хайленд был там. Это невозможно и просто все запутает. Ты не сделаешь этого, я уверен. Полиции уже много известно об этом деле.
— Я им сказала про музыку, — ответила она. Уэзерби искоса бросил на нее взгляд, потом опять улыбнулся.
— Им известно, что кто-то вломился в дом… грабитель, который хотел украсть вещи, и твоя мать попыталась его остановить. И он стал с ней бороться…
— Я ничего такого не слышала.
— Ты в это время спала?
Ники кивнула.
— Ты так и сказала полиции?
— Я еще ничего им не сказала, даже про мистера Хайленда.
— Но его там не было, Ники. Это можно доказать. Она думала, что видела его, но теперь мысли путались, и Ники уже не была уверена. Возможно, мистер Хайленд ей приснился, а настоящее началось только утром.
Уэзерби вдруг спохватился, что Ники сидит в ночной рубашке и халате.
— Ты замерзла, детка? — спросил он ласково. — Дать тебе одеяло?
Ники покачала головой. Она не чувствовала холода.
Мистер Уэзерби взял стул и сел напротив.
— Николетта, я знаю, ты хотела бы поскорей уйти отсюда. Ты сможешь это сделать, как только скажешь полиции то, что рассказала мне. Ты спала и ничего не видела. Но будет не правильно, если ты скажешь то, в чем не уверена полностью.
Ты поняла, детка?
Ники показалось, что мистер Уэзерби все правильно понимает, и к тому же она не хотела его огорчать.
— Если ты повторишь в точности то, что я тебе скажу, — продолжал он, — у полиции не будет больше причин тебя здесь держать. Через некоторое время все будет кончено, и о тебе хорошо позаботятся… Мистер Хайленд побеспокоился об этом. Ты должна быть благодарна, Николетта, что он так заботится о тебе.
И Ники сказала полицейским то, что велел ей мистер Уэзерби, и затем поехала с ним, так как он сказал, что она некоторое время поживет в его доме, «пока эта ужасная история не прояснится».
Он жил в большом белом доме почти в центре Виллоу Кросс. Там никого больше не было, кроме пожилой черной женщины, его прислуги, по имени Марта. Ее глаза расширились от удивления, когда она увидела Ники, но она ничего не сказала, услышав от мистера Уэзерби, что Ники поживет у них некоторое время.
— Вымой ребенка в ванне и уложи спать, Марта, — приказал он, — я потом пошлю кого-нибудь за ее одеждой.
Марта сделала, как он сказал. Хотя Ники не думала, что сможет уснуть, теплая успокаивающая ванна и ласковые руки Марты сделали свое дело, она почувствовала себя усталой, ее клонило в сон. Когда ее уложили в маленькой комнате для гостей, она быстро уснула.
Следующие два дня она прожила в доме Уэзерби, ее отводили куда-то поесть и возили в полицейский участок. Она была напугана, одинока и временами, когда вспоминала, что больше уже не увидит маму, чувствовала, что не сможет этого вынести.
Ее пришли навестить Бойнтоны, но ей не хотелось говорить с Кейт, и она скоро ушла в свою комнату. Ники слушала, как Бойнтоны внизу спорят с мистером Уэзерби, а тот говорит что-то о своих «обязательствах» опекать Ники.
На третье утро Марта принесла ей новое черное платье и пальто и сказала, что Ники пойдет на похороны матери.
И был новый кошмар: она сидела в церкви, глядя на белый гроб, потом ехала на кладбище, смотрела, как гроб опускают в глубокую яму. На похоронах было мало знакомых. Луиза и несколько служащих из магазинов, где мама делала покупки, мистер Уэзерби и полицейские. И все. Мистера Хайленда и даже Бейба не было.
Вечером после похорон она сидела внизу возле большого радиоприемника и слышала, как мистер Уэзерби с кем-то спорил по телефону:
— Я не разрешаю это… Потому что нет никакой нужды для ее появления там, вот почему, и это только расстроит ее. У вас достаточно улик для следствия. Ребенок ответил на все ваши вопросы.
Но на следующее утро, когда Марта кормила ее манной кашей с медом, мистер Уэзерби сел за стол и сказал, что повезет ее к судье, который желает задать ей несколько вопросов.
— Но я слышала, как вы говорили, что я уже все рассказала, — запротестовала Ники, — зачем же нам ехать к судье?
— Там должно решиться твое будущее, Николетта, например, где ты будешь жить.
Объяснение ее напугало, так же как и перспектива увидеть судью. Ники понимала, что не может навсегда остаться и доме мистера Уэзерби, но куда она пойдет?
— Не надо бояться, Ники. — Мистер Уэзерби как будто отгадал ее мысли. — Я обещал позаботиться о тебе и сделаю это. Найду хорошее место, где ты будешь счастлива.
Нет, подумала Ники, это невозможно. Она уже нигде никогда не будет счастлива.
Когда Ники в сопровождении мистера Уэзерби вошла в зал судебных заседаний, то в заднем ряду кресел увидела мистера Хайленда. Может быть, он пришел, чтобы забрать ее к себе? Хотя она не нравилась ему раньше, возможно, он передумал, после того как с мамой произошла эта ужасная вещь. Она уже хотела спросить об этом мистера Уэзерби, но у него было такое строгое лицо, что она не осмелилась.
Когда в зал вошел судья и занял свое место на возвышении, мистер Уэзерби встал и подошел к нему.
— Кто вы? — спросил судья. Мистер Уэзерби прочистил горло.
— Стерлинг Уэзерби, ваша честь. Я представляю ребенка. Судья бросил взгляд туда, где сидел мистер Хайленд. — Очень хорошо, — сказал он, — суд выслушает вас. — Ваша честь, — начал мистер Уэзерби, — перед вами маленькая девочка, Николетта Сандеман, недавно осиротевшая… Мы понимаем, что она по закону должна быть определена судом под опеку государства. Но, принимая во внимание, что ее мать, мисс Гейбриэл Сандеман, была служащей фабрики «Хайленд Тобакко», мы хотим принять участие в судьбе ее дочери. Поэтому я подаю петицию в суд, чтобы меня назначили опекуном ребенка и душеприказчиком ее матери.
— Есть кто-нибудь в зале, кто хочет опротестовать прошение мистера Уэзерби? — спросил судья. Все молчали.
— Решено, — сказал судья. — Ваше заявление удовлетворено, и суд назначает вас опекуном ребенка, Николетты Сандеман, до ее совершеннолетия.
Все произошло очень быстро. Никто ни о чем не говорил с Ники, просто однажды упаковали ее вещи и сказали, чтобы она была готова.
— Куда меня везут? — испуганно спрашивала она мистера Уэзерби, когда он вел ее к ожидавшему их автомобилю.
— В школу, Ники, — наконец ответил он. — В очень хорошую школу, где будут девочки твоего возраста. Тебе там понравится.
Ники не ответила. Какое имело значение, понравится ей или нет? Вещи упакованы, ее все равно отвезут в эту школу, что бы она ни говорила.
Она села в машину с видом заключенного, лишенного надежды на свободу. Вдруг она выпрямилась, вспомнив что-то важное, очень важное.
— Я не могу уехать, мистер Уэзерби, — сказала она, — мне надо заехать домой. В мой дом, мистер Уэзерби.
— Вздор! — Он рассердился. — Ты не можешь туда ехать! Это…