Ники направилась в кабинет. Стерлинг Уэзерби стоял у окна, рассматривая парк, дома, деревья, дорожки, слегка припорошенные только что выпавшим снегом. Ники заметила, что в камине недавно разожжен огонь: поленья только начали разгораться. Хелен, по всей вероятности, хотела, чтобы в комнате для разговоров стало уютнее.

— Здесь неплохо, правда? — произнес Уэзерби, когда вошла Ники, все еще любуясь видом из окна.

— Да, — тихо ответила она.

Наконец он повернулся в ее сторону. В темно-синем костюме с серебристо-серой бабочкой он напомнил о том строгом, но благородном мире, который когда-то был и ее миром.

Миром, которым правил джентльмен с Юга, с мягкой речью и железной волей.

При виде изменений, происшедших с Ники за тот год, что они не виделись, глаза Уэзерби удивленно расширились. Прошлый раз он приезжал с какими-то документами, которые ей надо было подписать для налоговой инспекции, где указывалось, что Ники знает о том, что деньги за нее вносятся в качестве благотворительной акции и не означают, что оплачивающая сторона преследует какие-либо личные интересы или берет на себя обязательства по дальнейшему ее содержанию.

— Ну, Ники, — не скрывая своего восхищения, произнес он, — ты стала просто красавицей, должен тебе сказать, хотя мне гораздо больше нравилось, когда у тебя были длинные волосы. — Он указал ей на кресло, стоявшее около камина. Но, полагаю, это из-за твоих занятий плаванием…

— Да, — сказала она тихо. Она изо всех сил старалась перебороть в себе страх, охвативший ее в ту самую минуту, когда Хелен сообщила ей о приезде мистера Уэзерби. Он чрезвычайно редко навещал ее, и если это и происходило, то его приезд всегда планировался заранее — он обычно недели за две предупреждал ее об этом по телефону. Что это за неожиданный визит?

Он сел, и она расположилась напротив него. В течение нескольких минут он пристально разглядывал ее.

— Я все время тренировалась. И вообще, мистер Уэзерби, когда вы приехали, я уже собиралась ложиться спать. Вы знаете, завтра…

— Я знаю о том, что будет завтра, Ники, — сказал мистер Уэзерби. — Я именно поэтому и приехал. — Он улыбнулся.

На какое-то мгновение она почувствовала облегчение. Он, конечно же, приехал пожелать ей успеха, зачем же еще? Но она заметила, что несмотря на улыбку глаза его смотрели достаточно сурово.

— А ты знаешь, — продолжал он, — в какую огромную сумму обходится нашей стране отправить на Олимпиаду своих лучших спортсменов?

Ники кивнула. К чему это он?

— Большая часть денег — это взносы корпораций, — продолжал Уэзерби. — И так случилось, что компания «Хайленд» — и семейство Хайлендов с 1950 года переводит на эти цели значительные суммы. Они, разумеется, не хвастаются этим: некоторые ведь могут подумать, что они делают себе рекламу, помогая тем, кто стремится к вершинам спортивного мастерства, одновременно торгуя сигаретами. Однако же Олимпийский Комитет знает обо всем и высоко ценит финансовую поддержку, а это главное…

По мере того как он говорил, тревога Ники росла, она стала судорожно перебирать в уме всевозможные проблемы. Может быть, Уэзерби хочет сказать, что Хайленды могут повлиять на решение Комитета и попытаются таким образом помешать ей? Но это было бы ужасно!

— А говорю я тебе все это для того, — сказал Уэзерби, — чтобы ты поняла, что лицо, вносящее столь большие деньги, как мистер Хайленд, внимательно следит за всем, что происходит в области олимпийского движения. Если его интересуют какие-то моменты или события в этом плане, то Комитет немедленно предоставляет ему все необходимые сведения. А его в течение некоторого времени интересует, собираешься ли ты бороться за право участвовать в команде прыгунов в воду. Он помнит, что твоя мать очень гордилась своей матерью, ее успехами на Олимпиаде, поэтому он подозревал, что ты тоже захочешь таким же образом отличиться, и внимательно следил за твоими успехами, а потом увидел твое имя среди тех молодых женщин, которые собираются бороться за место в команде на завтрашних отборочных…

Она больше не могла сдерживаться:

— У меня очень мало шансов попасть в команду, мистер Уэзерби. Я на это и не рассчитываю. Но, какое бы влияние мистер Хайленд не имел в Комитете, я не хочу… не хочу, чтобы он помогал мне.

Он бросил на нее удивленный взгляд, показывающий, что совершенно не понимает ее. Но затем резким движением откинул назад голову, как будто до него дошло то, что она хотела сказать ему.

— Помогал? Не беспокойся, Ники. Но, имеется ли у тебя шанс или нет, мистер Хайленд должен быть уверен в окончательном исходе. Поэтому он и послал меня сюда. Он хочет убедиться в том, что ты не попадешь в команду… Ты не должна победить в этих соревнованиях.

— Не должна победить? — изумленно проговорила Ники.

— Понимаешь, он хочет подстраховаться. Если ты попадешь в команду, кто знает, вдруг ты выступишь успешно? Тебя действительно могут выбрать для того, чтобы представлять страну. Ты очень красивая, решительная девушка, и у тебя есть все шансы попасть в команду и отличиться. И что потом? На тебя будут устремлены взоры во всем мире, по всей стране будут писать о тебе в газетах. Разумеется, газетчики не пройдут мимо того, чтобы не рассказать историю об американской девушке, постаравшейся повторить высокий результат своей бабушки-француженки. Но даже если ты и не получишь медали, тебе все равно будет уделено очень много внимания: ты такая интересная молодая женщина. Не сомневаюсь, что ты сразу же станешь любимицей страны. Журналисты будут охотиться за подробностями твоей жизни, всем будет интересно узнать про тебя как можно больше, и газетчики не остановятся ни перед чем, чтобы раскопать все что можно, каждую мелочь: как твои родители приехали в Америку, кто они. Теперь ты видишь, Ники, в чем проблема и почему мистер Хайленд вынужден принять меры предосторожности. Он не хочет, чтобы выяснилось, что ты…

В ответ она только жалобно воскликнула;

— Пожалуйста, ну пожалуйста, мистер Уэзерби, не поступайте так со мной. Я не сделаю ничего такого, что повредило бы мистеру Хайленду. Он будет гордиться мной… Нет, нет, простите, я не хотела сказать, что кто-нибудь узнает о нем… Я никогда не сделаю этого, если он сам не захочет. Но дайте мне попытаться, ведь это так важно для меня, для меня это всегда так много значило…

— Ники, пожалуйста! Ты должна взглянуть на вещи с точки зрения мистера Хайленда. Он не хочет, чтобы появился хоть малюсенький шанс, чтобы в газетах…

— Ну пожалуйста… — Она умоляла его, готовая броситься перед ним на колени, если это поможет.

Но мистер Уэзерби покачал головой так, что она сразу же поняла, что все ее самые трогательные слова останутся без ответа.

Уже совсем потеряв гордость, Ники последним усилием вернула ее себе, сама испугавшись того унижения, к которому была близка и, возможно, поэтому с несвойственной ей яростью закричала, подходя к стулу Уэзерби:

— Убирайтесь отсюда! Вы мерзкий, бессердечный ублюдок! Вы не можете заставить меня сделать это! Мне плевать, какой суд доверил вам меня опекать, но вы не можете отнять у меня все, что мне дорого!

— Очень даже могу, — спокойно ответил Уэзерби. — Тебе здесь нравится Ники? Тебе хочется учиться, а затем продолжить учебу в колледже, а потом, получив определенную сумму в качестве небольшого трамплина, заниматься тем, что ты сама выберешь в этой жизни? Или же ты хочешь, чтобы все это завтра кончилось?

— Пусть мистер Хайленд подавится своими вонючими деньгами! — взорвалась Ники. — Я буду делать, что хочу! Без него обойдусь!

— Неужели? — Уэзерби поднялся со стула. Но не для того, чтобы уйти. Он взял кочергу с подставки и стал ворошить горящие поленья. — И каким это образом, Ники? Неужели ты думаешь, что школа будет держать тебя, если за тебя не станут платить, тем более, что за тебя надо платить больше, чем за других, учитывая, что ты здесь останешься на все каникулы, что школа для тебя как бы дом, которого у тебя может и не быть в противном случае?