-- Это было бы преждевременно, -- произнес тайный советник Тоблер. --Оставим пинок про запас.

Глава седьмая

СИАМСКИЕ КОШКИ

Этот вечер что-то предвещал. Первое недоразумение не должно было оставаться последним. (Истинные недоразумения размножаются, как клетки, --делением. Ядро заблуждения расщепляется, и возникают новые недоразумения.)

Пока Кессельгут надевал смокинг, а Шульце под самой крышей выгребал пожитки из корзины, Хагедорн в блеске своего синего костюма сидел в холле, курил сигарету (одну из тех, что дал ему на дорогу квартирант Франке) и морщил лоб в размышлениях. Ему было не по себе. Если бы на него смотрели косо, он чувствовал бы себя лучше. К плохому обращению Хагедорн привык и знал, как защищаться. Но такое? Он был похож на ежа, которого никто не хочет дразнить. Он нервничал. Почему люди ни с того ни с сего вели себя столь противоестественно? Если бы вдруг взлетели вверх столы и стулья вместе со швейцаром, это удивило бы Хагедорна куда меньше. Он подумал: поскорее бы пришел старик Шульце. С ним хоть знаешь что к чему! Но в холле пока появлялись другие лица. Ужин близился к концу.

Госпожа Каспариус, оставив десерт нетронутым, поспешно выкатилась из столовой.

-- Противная особа, -- сказала Маллебре.

Барон Келлер, занятый компотом, поднял голову, нечаянно проглотил вишневую косточку и вытаращил глаза, словно пытаясь заглянуть внутрь себя.

-- В каком отношении? -- спросил он.

-- Знаете, почему Каспариус так быстро поела?

-- Возможно, проголодалась, -- заметил он мягко. Фон Маллебре зло рассмеялась.

-- А вы не особенно наблюдательны.

-- Знаю, -- ответил барон.

-- Она хочет захватить миллионерчика, -- сказала Маллебре.

-- В самом деле? -- спросил Келлер. -- Только потому, что он плохо одет?

-- Она находит это романтичным.

-- Это называется романтикой? -- спросил он. -- Тогда я согласен с вами: госпожа Каспариус действительно противная особа.

Минуту спустя он засмеялся.

-- Что такое? -- спросила Маллебре.

-- Несмотря на мою общеизвестную ненаблюдательность, я заметил, что и вы очень быстро едите.

-- У меня разыгрался аппетит, -- заявила она сердито.

-- Я даже знаю на что, -- сказал он.

Госпожа Каспариус, шикарная блондинка из Бремена, достигла своей цели. Она сидела за столиком рядом с Хагедорном. Дядюшка Польтер изредка поглядывал в их сторону, и его взор излучал отеческое благословение.

Хагедорн молчал, а госпожа Каспариус живописала сигарную фабрику своего мужа. Она упомянула, ради полноты изложения, что господин Каспариус остался в Бремене, чтобы посвятить себя табаку и присмотру за двумя детьми.

-- Вы позволите мне вставить словечко? -- скромно спросил молодой человек.

-- Пожалуйста!

-- У вас в номере есть сиамские кошки?

Она обеспокоенно посмотрела на него.

-- Или другие твари? -- спросил он еще.

Она засмеялась.

-- Будем надеяться, что нет!

-- Я имею в виду собак или моржей. Или морских свинок. Или бабочек.

-- Нет, господин кандидат, -- ответила она. -- Сожалею. В моем номере я единственное живое существо. Вы живете тоже на четвертом?

-- Нет, -- сказал он. -- Я хочу только знать, почему у меня в номере завелись три сиамские кошки.

-- Можно взглянуть на ваших зверюшек? -- спросила она. -- Я больше всего люблю кисок. Они такие ласковые и в то же время совсем дикие. Какое-то волнующее сочетание противоположностей. Вы не находите?

-- У меня мало опыта с кошками, -- сказал он неосторожно.

Ее глаза сделались фиалковыми, и она заворковала грудным голосом:

-- Тогда берегитесь, господин ученый. Я -- кошка.

К счастью, госпожа фон Маллебре и барон Келлер сели за соседний столик. А через несколько минут Хагедорн очутился в громкоголосом окружении сгорающих от любопытства гостей отеля.

Госпожа Каспариус нагнулась к нему:

-- Боже, какой шум! Пойдемте! Покажите мне ваших кисок!

Такая прыть была ему внове.

-- Думаю, что они уже спят, -- сказал он.

-- Мы их не потревожим, -- сказала она. -- Мы будем тихо-тихо. Обещаю вам.

Подошел кельнер и протянул ему записку. Текст гласил: "Нижеподписавшийся, имеющий отношение к концерну Тоблера, желает встретиться с господином Хагедорном в баре на несколько минут для переговоров. Кессельгут".

Молодой человек поднялся.

-- Извините, пожалуйста, -- сказал он госпоже Каспариус. -- Со мной хочет поговорить человек, который может оказаться для меня очень полезным. Удивительный отель! -- Поклонившись, он ушел.

Красивое лицо госпожи Каспариус светилось незатухающей полуулыбкой.

Госпожа фон Маллебре не дала себя провести. От удовлетворения она впилась пальцами в подлокотник кресла, однака промахнулась и ущипнула барона за руку.

-- Это обязательно, почтеннейшая? -- спросил тот с легким стоном.

Кессельгут напомнил сначала, что они с Хагедорном прибыли в гранд-отель вместе, и поздравил с первым призом конкурса. Затем он пригласил молодого человека на рюмку джина. Они уселись в углу.

У стойки на табуретах сидели брат и сестра Мареки с индийским колониальным офицером Салливаном, пили виски и разговаривали на английском.

На диване крайне малой вместимости кое-как уселась супружеская пара из Саксонии. Остальные посетители бара имели удовольствие слушать их гнусаво-неразборчивый сердечный дуэт. (Саксонский диалект, известно, как никакой другой подходит для выражения нежных чувств.) Даже бармен Джонни утратил сдержанность и осклабился. Потом, нагнувшись над ледницей, стал без всякой нужды колоть лед. Служащему отеля не положено смеяться над постояльцами.

-- Если сравнить немецкий язык со зданием, -- заметил Хагедорн, -- то можно сказать, что в Саксонии протекла крыша."

Кессельгут улыбнулся, заказал еще две рюмки джина и сказал:

-- Буду откровенным, господин кандидат. Хочу вас спросить, могу ли я быть вам полезным. Извините за прямоту, пожалуйста.

-- Я не щепетилен, -- ответил молодой человек. -- Было бы здорово, если бы вы мне помогли. Помощь нужна. -- Он отпил глоток. -- Приятная штука. Да, я уже несколько лет безработный. Директор фирмы "Путцбланк", когда я справился у него о рабочем месте, пожелал мне хорошо отдохнуть в Брукбойрене. Хотел бы я знать, от какого переутомления мне надо отдохнуть! Я хочу работать, работать до седьмого пота! И получать хоть малость денег! А вместо этого я помогаю моей матери проедать ее жалкую пенсию. Ужас!