Но с годами тигрице все труднее становилось избегать людей, упорно проникающих в самую что ни на есть мохнатую таежную глухомань. Сначала эти люди были одинокими, робкими и молчаливыми, но потом преумножились, расшумелись, загрохотали грозами и ураганами. На звериные тропы все чаще стал проникать человечий дух, пройдешь по ним в любую сторону - окажешься на дороге, где стоит смрад от железных чудовищ.
Осенью тигрица повела своих котят из неспокойных мест вверх по р. Алчану. Вела их туда до тех пор, пока не стало дорог. Приметила одинокую избушку и суетного мужика-охотника с ружьем, но решила своим звериным умом, что в этом богатом кабанами и изюбрами месте не будет им тесно.
Материнская осторожность побуждала тигрицу присмотреться к охотнику, она несколько раз наблюдала за ним у его избушки и на путиках, а дважды, затаившись, пропускала его мимо себя на расстоянии двух прыжков. Она могла раздавить этого охотника легко, как бы шутя, но строго соблюдала закон амурских тигров: человек не должен быть добычей.
Обосновалась тигрица с семейством в вершине ключа, где горные склоны густо заросли тайгой в своем изначальном виде, полной всякого зверья. Появилось там у них несколько уютных логовов, наметились маршруты переходов, засадные места, охотничьи участки - все, что надо было для жизни. Брала тигрица дань с тайги изюбрами и кабанами. Детеныши ели, спали, играли, росли и учились.
Но однажды в первый после раннего осеннего снегопада день тигрица вдруг почувствовала враждебность соседа-охотника: он ходил по следам, стрелял в их сторону. Из предосторожности увела она тигрят в самую вершину ключа, а сама тревожно ощетинилась. Но охотник не приходил день, другой, третий, и мать успокоилась.
Потом, когда уже много раз обновлялись снегом следы, охотник стал появляться в тигриных владениях чаще, но тигрица решила, понаблюдав за ним, что ходит он трусовато и, кроме соболей, ему ничего не нужно. И опять решила она, что и этот одинокий охотник им не помеха и могут они жить, не мешая друг другу.
...Тигрица тихо и осторожно вела уже полувзрослых тигрят по ночному зимнему лесу, обучая их премудростям жизни. Она была вся внимание, напрягшейся тугой гудящей силой, готовой в мгновение - взрывом! - пустить в ход и мощь свою и совершенное смертоносное оружие. За этой грациозно легкой страшной силой послушно и безбоязненно, отстав немного, один за другим мягко и даже вроде бы шаловливо - ведь возраст полудетский! - шагали прилежные ученики, на всю жизнь с "полуслова" усваивающие материнские повадки, манеры, охотничье мастерство, предусмотрительность и благоразумное бесстрашие - все, без чего тигру в тайге не прожить.
Остановилась мать в пронзительно звонкой тишине - и тигрята застыли. Все вслушивались в тайгу, но до ушей доносился лишь тихий шелест одиноко уцелевших березовых листьев, шепот хвои где-то около холодно мерцающих звезд да глухие переливы воды под толстым ледяным панцирем ключа.
Ушла и вернулась тигрица раз, другой, третий, а успеха в добыче не было - случается ведь полоса невезения и у очень опытных, умелых охотников. Все семейство хотело есть, но все умели и терпеливо ждать, не мучаясь голодом и не жалуясь на судьбу. Эти могучие звери были спокойны и уверены,, что свежее мясо непременно будет.
Беда случилась в самую глухую, полночь, когда было так тихо и темно, что "работали" лишь чуткие уши. Тигрица угодила в петлю из стального троса в месте, где не раз проходила. Петля крепко затянулась на шее. Могучий потяг оплошавшего зверя вперед, рывок назад, вбок, вверх, вниз - напрасно: трос держал намертво. И тогда звездную сонную тишину, которой, казалось, не будет конца и края, разорвал хотя и приглушенный петлей, но все же еще могучий и жуткий рев. Оставленные в густой щетке елочек тигрята оцепенели в страхе, потому что в реве узнали мать и по нему догадались, что попала она в беду.
Тигрица сначала рвалась из петли беснующимся рыжим вихрем, а затем, натужно переводя сипящее дыхание, стала изо всей силы тянуть трос в стороны, рвать его клыкастой пастью. Силы было много, упорства еще больше, но стальной трос был прочен.
Измотавшаяся, изозлившаяся тигрица в разгаре утренней зари вдруг почувствовала вроде бы свободу, потому что закрепленный вокруг дерева трос в рывках и потягах нет-нет да и перекручивался на излом в тронутом ржавчиной месте, а потом и лопнул. Почувствовав себя на свободе, тигрица стремительными прыжками бросилась к детям, но... петля по-прежнему душила. Перевернувшись на спину, она стала рвать ее лапами, грызть конец троса, но от этого лишь больше крови лилось из изодранных сталью и когтями шеи и рта. Петля затянулась намертво.
...Тигрята радостно бросились навстречу матери, но та, не разделив их восторга, понуро улеглась, положив голову на вытянутые лапы. Сил у нее здорово поубавилось, а через сдавленное горло воздух входил и выходил с хрипом и свистом, отчего дышать приходилось часто и поверхностно. Тигрица легла. Так и лежала - час, другой, день, второй, третий... Мать все больше слабела, а у детей подводило животы...
Злоба, и жажда мщения пересилили в тигрице материнскую заботу, и она, оставив детей, побрела туда, где было логово двуногого чудовища. Пошла не по тропе, а напрямик, через тайгу и горы, теряя много силы и время, беспрестанно путаясь волочащимся концом изогнутого троса в кустарниках, лианах и валежнике.
Свежий след человека уходил от избы вниз по ключу. Собравшись с силами, тигрица решила, что освободить от петли ее могут только люди и, выйдя на белое поле ключа, тихо и понуро поплелась к людскому стойбищу.
...На окраине старого приморского села Холмы жили старики Сахаровы. В тот светлый зимний день хозяин ездил на покос смотреть свое сено и припозднился, поэтому, услышав хлопок наружной двери и шаги по коридору, возившаяся на кухне хозяйка дома не обратила на них внимания - решила, что наконец-то вернулся старик. Но в сенях кто-то топтался, а потом вроде бы тяжко лег на пол. Она открыла дверь в коридор и обмерла: на полу сеней лежал на боку огромный, доселе виденный ею лишь на картинках тигр. А он, почувствовав удар открывшейся двери в спину, спокойно и, как показалось старушке, равнодушно посмотрел через плечо на человека и снова положил голову на пол.
На самом же деле в глазах зверя было не равнодушие, а мольба о спасении...
Уже через несколько минут Холмы бурлили в силу своих немногочисленных жителей. К их чести, они не набросились на пожаловавшего в деревню страшного хищника с ружьями, а крепко подперев его в коридоре наружной дверью, освободили старушку из плена в своем доме, вытащив через окно, и позвонили на Зоологическую базу: срочно приезжайте брать живьем.
Приехали скоро, с большой клеткой, заглянули в щели коридора - лежит. Рассмотрели: на шее тигра глубоко врезавшийся в живое тело трос петли. Вооружившись рогульками, как обычно делают при отлове тигрят в тайге живьем, открыли двери, вошли в коридор. Зверь смотрел на них спокойно и просяще. Без сопротивления позволил прижать себя к полу. Лишь когда люди начали снимать петлю, и страшная боль от этого пронзила его от носа до хвоста, он без злого умысла, скорее нечаянно и легко ударил одного из мужиков лапой. Но этого было достаточно для того, чтобы мужик отлетел в угол и, ломая доски, грохнулся об стену. ...Зверь, спокойно закрыв глаза, чтобы не видеть своего вынужденного позора, дал себя связать и погрузить в клетку.
На зоологической базе сделали все возможное - промыли давно загноившуюся рану, смазали и присыпали лекарствами, и еще что-то делали, но тигрицу не спасли. Страшное это дело - заражение крови.
...Мертвые, но все же золотистые глаза зверя были устремлены куда-то вдаль - в них застыла тоскливая предсмертная мысль. Может быть, в свои последние мгновения тигрица думала о свободе, беспокоилась об обреченных на гибель тигрятах...
Поведение, описанное в этом примере, разумеется, для амурского тигра не типично, и все же оно хорошо подчеркивает мысль о том, что зверь этот ищет пути мирного сосуществования с человеком. Он остается все таким же смелым и независимым, не терпит преследования и обид и способен жестоко мстить за ранения, но вместе с тем не трогает даже охотников, стреляющих копытных на его индивидуальном участке. И совсем парадоксально: почти всегда он оставляет свою добычу, если к ней случайно подойдет человек, что, кстати, далеко не всегда делает бурый медведь. Тигр уходит в сторону, если заметит, что намеченную жертву скрадывает, кроме него, и охотник. И это поразительно!