Если бы она могла презирать Питера, как Гленна, ей было бы намного легче, но Холли слишком хорошо его понимала. Он имел все основания сомневаться в ее моральных принципах и подозревать в корысти. А уж того, что она втянула его дочь в неприглядную историю, он и вовсе никогда не простит. Не зря же он как-то сказал, что человек, утративший его доверие, теряет его навсегда.

Все с самого начала складывалось не в ее пользу. И она должна была понимать, что влюбиться в Питера значило открыть себе прямой путь к страданию. И все же… те сладостные минуты, которые она с ним пережила, стоили долгих лет боли и мук!

В течение последующих нескольких дней Холли изо всех сил старалась не думать о Тихой обители. Это было довольно сложно, ибо она каждую минуту ждала, что в ее дверь постучится полиция или ворвется, пылая гневом, жаждущий мести Питер. Перед уходом он не то чтобы напрямую запретил ей уезжать из города, но в его прощальных угрозах явно содержался намек на то, что он ее из-под земли достанет.

К тому же, вернувшись домой, Холли с ужасом обнаружила, что у нее на руке по-прежнему надеты его дорогие платиновые часы. Еще одно преступление, которое он запросто мог ей инкриминировать. И в этот раз правда будет на его стороне, ибо она намеренно ничего не предприняла, чтобы вернуть дорогую вещь. К этому времени Хэролд должен был уже внести деньги, отданные ему Холли, на счет компании, но девушка боялась даже надеяться, что на этом все и кончится, ведь Питер наверняка считал для себя делом чести рассчитаться с ней лично.

Отчаянно стремясь как можно дольше не сталкиваться с реальностью, Холли настоятельно попросила Конни не звать ее к телефону, а, оставшись одна, снимала трубку с аппарата. Один раз ей все же пришлось заставить себя сделать звонок, чтобы сообщить Эдне, что деньги выплачены и ей больше ничего не грозит — в отличие от самой Холли. Она нажала на рычаг, оборвав истерические вопли Эдны, не знавшей, как ее благодарить. Слава Богу, теперь с ее злосчастным браком было покончено навсегда.

Во второй половине следующего дня — это был четвертый день ее добровольного заточения, — уединение Холли было нарушено совершенно неожиданной посетительницей. Явилась Сильвия, пребывавшая на седьмом небе от блаженства после последней примерки свадебного платья.

— Привет! — немного робея, поздоровалась она. — Извини, что без предупреждения. Я уговорила бабулю дать мне твой адрес.

Холли была не в восторге, но все же впустила родственницу в квартиру. Она не знала, решилась ли Сильвия признаться своему жениху в том, что ее беременность оказалась ложной или ее совет повис в воздухе. Однако в любом случае девушка чувствовала себя немного виноватой за то, что уехала не попрощавшись. Но в тот момент она не могла позволить себе получить еще одну душевную травму.

— Я не смогла до тебя дозвониться. Но решила, что ты наверняка еще не нашла новую работу и не мешало бы тебя немного подбодрить, — улыбнулась Сильвия. — Вот, я купила печенья к кофе.

Бабуля рассказала мне, почему ты уехала, и о том, что натворил твой покойный муж. Бывают же на свете такие свиньи!

Холли не смогла уловить ни одной фальшивой ноты. Сильвия, похоже, была искренне к ней расположена, стало быть, Оливер не стал болтать о том, что произошло на «Ханне Стэнфорд».

К тому же она сразу подметила, что еще ни разу не видела Сильвию столь счастливой и безмятежной. Та с мечтательным видом оперлась на плиту, пока Холли ставила чайник.

— Стало быть, приготовления к свадьбе продолжаются? — осторожно спросила Холли, после того, как девушка сообщила, что она только что с примерки.

— Ну… — Это же надо обладать столь редкой способностью так жеманничать и не выглядеть при этом идиоткой! — В общем, да. Ой, а разве у вас нет кофеварки?

— Нет. Что значит «в общем, да»?

— Я по-прежнему готовлюсь к свадьбе, но с другим женихом, — выпалила счастливая невеста.

Холли выронила ложку, рассыпав кофе по столу.

— С Оливером?

— С кем же еще? — Сильвия как будто даже обиделась. Однако, увидев выражение лица Холли, тут же просияла и протянула вперед руку, на которой красовалось новенькое кольцо с бриллиантами и рубином. — Слава Богу, Оливер оставил его у себя после того, как я швырнула его ему в лицо. Два дня назад мы снова обручились.

— А Питер не возражал? — выдавила Холли.

— С какой стати? — весело отозвалась Сильвия. — Он с самого начала на это рассчитывал. Как ты думаешь, почему ни с того ни с сего наши приглашения на свадьбу так запоздали? Пэр все нарочно подстроил. Когда он предложил мне этот план, то сказал, что скорее всего нам не придется жениться. У него не было сомнений, что, когда дойдет до дела, Оливер ни за что не позволит мне выйти замуж за другого, поскольку слишком меня любит.

— Какая проницательность, — пробормотала Холли, в душе которой, заглушая боль, стал закипать гнев. И как он только посмел обвинить ее в двуличии, когда у самого было рыльце в пуху! Да еще и разводил сантименты по поводу чести и благородства!

— Но ведь он оказался прав, не так ли? — бросилась на защиту своего преданного рыцаря Сильвия. — И потом, если бы его ожидания не оправдались, Питер был готов действительно жениться на мне — ради ребенка, и за это я по гроб жизни буду ему благодарна! Хотя вообще-то все странно получилось. У Пэра в последние дни совершенно отвратительное настроение, он даже почти не отреагировал, когда я сообщила о том, что не беременна. Вел себя так, словно ему все равно. Он просто пожал плечами и велел мне как можно скорее рассказать все Оливеру. Я тут же к нему побежала, и, представляешь, он даже ругаться не стал. Мы проговорили чуть ли не полдня, признались, что оба были не правы, я поплакала, а потом… — Сильвии даже удалось слегка покраснеть. — В общем, кончилось тем, что мы оказались в постели.

— Ой, Холли, слышала бы ты, что он говорил, — продолжала щебетать она, видя, что Холли молчит. — Он признался, что ему было так плохо без меня, что он с ума сходил от ревности, когда я обратилась к Пэру. И еще — что он бы похитил меня у алтаря, но ни за что бы не дал мне выйти замуж за другого.

Холли представила себе эту картину и испытала нечто сродни мрачному удовлетворению. Вот было бы здорово, если бы всемогущий Питер Стэнфорд осрамился перед двумя сотнями гостей. Сам же оказался бы и виноват!

Набивая себе рот печеньем, от которого толстеют, Холли с каким-то мазохистским удовлетворением позволяла Сильвии радостно чирикать дальше. Та сообщила, что Айрис пока остается в Обители, а Грейс подрядила племянницу Мэри Гривз писать за нее письма. Сама Сильвия прилетела в город на вертолете компании, и с ней прилетел Питер, собиравшийся остаться здесь на ночь, а потом он, по-видимому, окончательно сюда переберется. Последнее сообщение заставило Холли похолодеть.

Перед уходом, светящаяся счастьем Сильвия вручила Холли изящное бело-золотое приглашение на свадьбу, написанное от руки.

— Оливер велел сказать, чтобы ты обязательно приехала, — радостно прощебетала она. — И еще предупредил, что попробуй только отказаться, он тебе такое устроит!

Холли пристально взглянула на родственницу, но у той на лице было совершенно безмятежное выражение. Очевидно, скрытый подтекст слов жениха до нее не дошел. Похоже, у братцев Стэнфордов имелась скверная привычка швыряться угрозами направо и налево, свирепо подумала Холли, закрывая дверь за счастливой невестой. Потом ринулась к телефону и решительно водворила трубку на рычаг. Хватит с нее! Больше никакого самобичевания, и конец затворничеству!

Телефон зазвонил в ту же минуту, и Холли, схватив трубку, рявкнула:

— Алло!

В трубке на мгновение воцарилось недоуменное молчание, затем женский голос произнес:

— Холли, это ты?

— Да, — резко ответила девушка. — С кем я говорю?

— Что это с тобой? Ты меня не узнала? Это я, Селеста.

Только этого еще не хватало.

— Привет, Селеста, — нехотя отозвалась Холли. — Извини, я только что из душа. — Тебе нужна Конни? Ее нет дома.