— Играем в прятки! — громко прошипел у него над ухом голос. Железная труба медленно под давлением пробуравила шею охранника и упёрлась в тёмный асфальт.

«Незадолго до самого начала я вывел лично для себя правило: нельзя вступать в драку, нельзя обмениваться ударами, нужно мочить с одного удара. И без вопросов. Ни мне, ни им.» Номер пятнадцать. «И бить в голову.»

У второго охранника в карманах были ключи от ворот. Легион взял его дубинку с собой. Ворота на удивление оказались открытыми. Внутри на мешках с цементом спал человек кавказской национальности. Рот открыт, нос заложен. За одну секунду он получил сразу три удара ножом по области почек. Рефлекторно он проснулся и заорал, размахивая руками. Правая кисть была схвачена и отрезана. Он заорал ещё сильнее; тогда нож вошёл ему снизу вверх в рот. Глаза закатились. Номер шестнадцать.

Легион вынул нож и сделал надрез ему на макушке, после чего потянул за кожу и снял с него лицо. Окровавленный череп с глазами молча смотрел на него. В руках висела красивая кожаная маска с небольшим количеством волос. Глазницы вырезались плохо — какая-то рвань, края неровные и мятые. Губы тоже отошли не очень хорошо, они просто оторвались, такая тонкая нежная кожица, так разительно выделяющаяся своей красноватостью на фоне быстро побелевшей маски.

Вдруг за ящиками кто-то двинулся. Пневматика, модифицированная под огнестрел, бьёт недалеко, но не менее убойно. Земляк кавказца ударился о стену, зажимая рану в животе. Он даже не вскрикнул, просто молча осел и стал истекать кровью. Через две минуты он умер. Просто закрыл глаза и уснул. Номер семнадцать.

«Десять к одному, иначе не успею. Сам придумал.»

После перехода через ещё одну дорогу в выемке подъезда два молодых человека бандитской наружности грязно приставали к девушке. Место для этого было выбрано не удачно — обломки коробок, какие-то железные штыри по полтора метра.

Убить всех.

— Ы-ы-ы! Давай, мать твою, наклоняй уже!

— Чпок! — в проёме появилась тёмная фигура.

— Что за?!

— Я твоя мама! — пуля опередила слова на долю секунды лёгким хлопком расплескав мозги девушки по стене. Следующим движением крайне правый юнец получил прикладом по виску, падая без сознания. Второй в панике бросился наутёк, но словил удар по ногам и повалился на землю. На его шею налепилась удавка, попадая в пазы, проваливаясь всё глубже в мякоть шеи. — Освобождайся! — Легион неистово рычал ему в ухо. Натяжение удавки ослабло, человек вздохнул. Через секунду его голову обхватили мощные руки. Рывок, быстрый хруст. Номера восемнадцать и девятнадцать.

«Как всё же они все похожи. Люди. Каждый считает, что именно его преступление останется безнаказанным. Да, это иногда случается, но не часто. В данном случае это не случилось.»

Юноша, доселе лежавший без сознания, начал подавать признаки пробуждения. Он стонал. В уголке его рта лежал небольшой мягкий розоватый кусочек отдалённо похожий на медузу или другое морское существо. Ему хотелось пить. Почуяв влагу на губах, он слизнул лежащий на губах кусочек. Мягко он скользнул вниз по горлу, освежая. Нож вошёл точно между позвонками, разрезая пространство между ними. Номер двадцать.

— Мама-а-а!.. — раздался возглас ужаса позади.

В проёме стоял ещё один юноша, видимо, их сообщник. Он вдруг понял свою оплошность, он побежал прочь. Он чувствовал позади себя быструю поступь, он чувствовал, как бьётся его собственное сердце, он чувствовал жар, разливающийся по всему телу. У него закололо сердце, он понял вдруг, что не может больше бежать. Он развернулся, приготовившись к атаке. Его тучное, заплывшее салом тело вращалось с большой инерцией.

Стоп! Разворот! Удар!

«Я не люблю людей. Ни одного. Даже себя.»

Последовал размен ударами. Ни тот, ни другой не могли нанести прицельный и сильный удар, они устали от беготни. Вдруг у юноши сильно кольнуло в груди. Он почувствовал, как перестаёт течь кровь по артериям, пропадает сердцебиение. Всё вокруг помутнело. Он упал. Номер двадцать один.

Рядом, буквально в двух шагах, был канализационный колодец. Он был закрыт, но не до конца — люк просто лежал, будучи задвинутым не до конца. Видимо, те, кто работал здесь, собирались вскоре вернуться сюда и продолжить работу. Время будет. Он отодвинул люк в сторону, бросил туда тело. Раздались звуки ударов, потом последовал всплеск, а за ним звук задвигающегося люка. Лязг. Люк полностью встал на место.

—= 02:00, 22 часа назад =-

В нескольких сот метрах отсюда на пустыре сонный человек в пижаме выгуливал свою собаку. Чау-чау, так они, кажется, называются. Толстый пушистик с синим языком. Незаметно подбрасываем снятую ранее маску из кожи человека и ждём.

Пёс затейливо принялся обнюхивать находку, трогая её лапой. Хлопок, и пуля пробуравила его голову насквозь. В следующую секунду, пока хозяин соображал, что произошло, на него набросилась тёмная фигура и воткнула ему нож в ногу.

— Квартира! Номер! — рычала тень.

В забытьи человек сообщил цифру тридцать пять. Он хватался за раненую ногу и бормотал что-то про скорую помощь. Ему было больно. Чтобы он не хватался за ногу, у него были отрезаны обе руки от плеч, а в рот засунута лапа собаки. Номер двадцать два. Умрёт через пару минут от потери крови.

Тридцать пятая квартира, если он не соврал и не перепутал. При условии, что на этаже по четыре квартиры, это будет восьмой этаж третья квартира слева. В подъезде пахло мочой.

«Мрут как мухи — быстро и непринуждённо.»

Он открыл ключом дверь, стараясь делать всё тихо и без резких движений. В двуспальной кровати лежала молодая жена. Волосы у неё были красивого золотистого цвета. Она крепко спала. Легион подошёл к ней вплотную, занёс левую ногу над кроватью, и сел на спящую. Она тихо промычала что-то во сне. Он наклонился и обнял её за шею. Большими пальцами обеих рук как капканом он сдавил её дыхалку.

Тихо! Спи! Номер двадцать три.

«Для грамотного удушения необходимо обхватить горло руками таким образом, чтобы большие пальцы образовывали перекрестие на трахее, а остальными пальцами нужно крепко удерживать шею. Большие пальцы смыкаются на трахее, перекрывая кислород.»

Под одеялом она спала голой, лобок гладко выбрит, бёдра округлые, живот худой. Неплохо. Люблю хороший труп на ночь.

За пять минут обыска он нашёл в тумбочке небольшую связку ключей, которых не было в той, которую он снял с трупа на улице. Здесь было два тонких ключа, видимо, запиравших какие-то висячие замки, и ещё два ключа с номерами четыре и три.

Скорее повинуясь чистому любопытству, чем логике, он попробовал открыть этими ключами двери напротив.

«Врата рая открываются, но не для вас, грешники! Не я это сказал, а он. Умрите, грешники! Можете открывать консервы!»

В квартире пахло сырой рыбой и копчёной колбасой. Он встал в дверях, прислушиваясь и вглядываясь в темноту. На небольшом отдалении за дверью прямо и направо кто-то шевелился, шевелился часто и постанывал. Их было двое.

«Как прекрасно наблюдать за парой, которая на короткое время становится единым целым. Нет, я не говорю о пошлом понимании этого процесса, но о красоте тел, красоте движений. Натуральный процесс, ничего странного и незаконного — это заложено у почти всех от рождения.»

Аминь!

Они не замечали ничего вокруг, в темноте, да с закрытыми глазами, полностью поглотившись друг другом. Они были молоды. Были. Теперь в них не течёт кровь, не бьётся сердце. Они соединились вместе одним штырём. Номер двадцать четыре и номер двадцать пять.

«Ты веришь в любовь до гробовой доски? Будет ли эта любовь вечна как звёзды?»

Он перешёл в следующую, самую левую квартиру. Здесь никого не было, причём давно. На стенах почти не было обоев, а то, что было, пребывало в таком запущении, что страшно было прикасаться. Пыль, грязь, пауки. Грязь, однако ж, была свежая, быть может, вчерашняя. Но в квартире была тишина, все двери были распахнуты настежь, даже пауки боялись вздохнуть.