…а фазы вещества и «анти-» в Шаре сменяются каждые пять соток Земли. Каждые пять соток Земли — и что из того, что это физические десятки миллиардов лет.
Глава двадцать восьмая. В вертолете по маршруту Шара
За многие тысячелетия охоты люди так и не додумались вывести породу охотничьих собак, лазящих по деревьям. А всего-то и требовалось скрестить их с кошкой. Этому несомненно препятствовала расхожая поговорка «живут, как кошка с собакой».
Это Варфоломей Дормидонтович соображал уже за штурвалом Ми-4 в кресле пилота. «Главное, завести…» — припомнил движения Иванова, повторил их над пультом: затарахтел двигатель, завертелись лопасти. Поднял вертолет, выровнял, прибавил высоту — повел в сторону алеющего в степи перед восходом неба.
«…другие на ночь домой отправляются, а Панкратовы в башне и обитают. Да и Дусик, хоть квартира есть в городе… энтузиаст. И НетСурьез. Они и сейчас там возятся. Время их течет в 150–200 раз быстрей. Здесь два десятка секунд — там час…»
В вертолете было устарелое Табло, оно показывало не 310,29545-й день текущего года, как полагалось по приказу 12, а…
День текущий 15.25451 ноя
ИЛИ
16 ноября 7 ч 6 мин Земли…
Но Варфоломею Дормидонтовичу сейчас это было все равно. Он сжимал полукруг штурвала. Главное «табло» было в уме, и оно было вот какое:
…в башне на уровне К150 было сейчас 16+44 октября 9
часов условного утра (на сборочной площадке ГиМ-3 и
вовсе 16+59 ноября); за время пребывания его в
Овечьем там минуло добрых два месяца жизни и РАБОТЫ
«Верхних» над ГиМ-3, доведением ее ювелирной настройки и
идеально точной прицельности — ради возможности брать из
Меняющейся Вселенной надежно километровые астероиды;
небесные тела, собственно. И главным было не то, что
МВ-счетчик там, на крыше фиксировал N = N0+707463841-й
Шторм-цикл… а какой он по теории Пеца: «про-»
то есть вещественный, или «анти-»?
Нечетный, потом пойдет четный; какой из них КАКОЙ? Чет — нечет, орел — решка. Меняющаяся Вселенная сейчас подбрасывала монеткой судьбу планеты.
Вертолетное табло показывало и это число — и последние две цифры в нем просто мелькали, возрастали на двадцатку каждую секунду.
Каждое из этих мелькающих чисел означало турбулентное возникновение Меняющейся Вселенной в Шаре; там возникнут звезды и планеты, туманности и метеоры-болиды. Где-то будет и жизнь, а где-то даже с начатками разума. Эта стадия продлится свои 8-10 миллиардов физических лет, благополучно окончится… Но если из нее захватят, как наметили, болид для будущей К-Атлантиды, то выйдет очень неблагополучно. Планета Земля, начиная от Катагани, вспыхнет и испарится.
Чувства Любарского, вся душа его протестовали: как это, планета, спокойно жившая столько времени, с людьми и природой — вдруг исчезнет, сгорит, как спичка. Ум же его, напротив, принимал этот вариант как очень вероятный, потому что всего несколько часов назад он наблюдал в телескоп даже более крупную катастрофу; от вспышки сверхновой сгорела не одна планета, а все, сколько там их было. Почему там такое может произойти, а здесь нет!
…Иванов ушел еще не слишком далеко от Овечьего ущелья — и услышал треск вертолетного двигателя, который он не мог спутать с другим. Быстро вскарабкался на верхушку утеса, увидел улетающий ЕГО Ми-четвертый. От огорчения разрядил свое ружье в воздух: вот те на!.. Ну, Варфоломеич! Какая муха его укусила? И чего он решил, что сможет лететь? Одно дело под присмотром, а другое — самому.
Глядел вслед удаляющемуся вертолету: курс держит, хоть и неровно. Ну, дай тебе боже, Варфоломеич, долететь и сесть, а я не виноват.
Почесал в затылке, перезарядил ружье, пошел дальше в горы.
На уровне К7,5, некогда самом главном, с приемной, кабинетами директора и главинжа, всего лишь 16+2-е ноября 5 часов.
Теперь в бывшем кабинете Пеца находилась нижняя квартира Панкратовых; бывший кабинет Корнева занимали НетСурьез и Климов; у последнего имелась однокомнатная квартира на Кобищанах, в спальном районе за рекой, но туда Афанасьич, увлеченный НПВ-миром, показывался теперь не часто. Приемную они переоборудовали в общую кухню, где господствовала Аля.
Сверх того все они имели свои номера в гостинице «Под крышей» на 144-м уровне; у Панкратовых был люкс, тот самый.
Не было ни гроша, да вдруг алтын.
…Вообще к концу осени верхние уровни Башни повсеместно были обустроены под девиз «Пусть там внизу строят капитализм с рыночной мордой — у нас здесь будет интеллектуальный коммунизм». Дополнительных тезисов для исполнения такого замысла нашлось достаточно: от «грабь награбленное, кради уворованное» (для обильного оснащения и роскошных интерьеров) до «Старит не время, старит спешка и гонка» — для режима работ и НПВ-обитания. Последний был особенно актуален. Отдых в обычных оздоровительных комплексах, даже дорогих, у занятых людей всегда отравлен мыслью о времени: я, мол, здесь нежусь, расслабляюсь, а в эти часы мои недоброжелатели… конкуренты, соперники, жена, дети, любовница… и тп. В Подкрышии не было «а в эти часы»: время — то, что текло ниже, деловое, служебное, производственное — не расходовалось. Можно было не спешить ни из Сауны, ни от тренажеров, ни из МВ — солярия с бассейном, 20 на 25 метров и с морской водой, ни, тем более, из Столовой (с большой буквы).
Поэтому время физиологическое, кое как известно, может и старить, и омолодить, здесь порою даже текло вспять.
Для Али во всяком случае было так. Или это ей казалось?
Сейчас она спала — и спала после визита Миши очень хорошо. Когда муж вкалывал наверху, для нее получался дополнительный почти медовый месяц.
В соседней комнатке — детской (отделили перегородкой в длинном кабинете) сладко посапывали три бутуза, Димка и Сашка, они же Димыч и Сашич (им уже сравнялось по два года, точно, впрочем, не знали, в НПВ это непросто), и годовалый Игрек Люсьенович, Игорек. Его оставляла Люся Малюта. За детьми здесь нужен не просто «глаз да глаз», а непрерывный визуальный контроль. Особенно чтоб не утащились — или кто-то не увел — наверх, в большие К. Поэтому и Але, как она не бунтовала, что погибает как специалист, приходилось обитать постоянно не выше К7,5. Муж и соседи больше обитали в «верхних квартирах».
На уровне К6, на КапМостике было 16+1 октября 18
часов. Ниже, на ВнешКольце, обслуживавшем полигон,
Асканию-2, а теперь опустевшем, на стороне вблизи
башни, было 16+1 октября 11 часов, на внешней же
стороне, где было К4, шло раннее условное утро того
же 16+1 октября, 4 часа
«В Аскании-2, — бессмысленно показывал числа и слова отдельный экран на КапМосте, сейчас шло 10 февраля 740 года от Сотворения ее.
639 К-лет от Оживления.
930 К-лет Солнцепровода;
948 от образова Полигона.
Светит 334839-е МВ-солнце».
— все это было ни к чему, прошло 19 К-лет от гибели ее. Раз — и нет. Просто не перепрограммироовали счетчик. Пусть, напоминая о прошлом, зовет в будущее.
Как трудно и долго все создается, думал Любарский в вертолете, как легко и быстро уничтожается. Отключили на часок МВ-солнца — пленочка жизни на камнях Аскании 2 вымерзла в ничто. Рванули НПВ-языками — и острова нет.
Работы на ВнешКольце замерли, табло и экранчики в нужных местах сооружения, его кабин показывали эти числа… никому. Только на КапМосте у пульта солнцепровода дежурил техник Олег, двадцатилетний симпатяга с бородкой. Он следил, чтобы МВ-солнца отбирались в окраинных галактиках очередного Шторма и проецировались в полигон в строгом синусоидальном режиме, с чередованием «зим» и «лет»: то есть подавали то поближе, то подальше по синусоиде с периодом в земной час. Есть там что, нет ли — автоматам все равно; для наработки и надежности. Так постановил Буров.