С участниками спора Аларья беседовала два часа.

— Мы ее спросили, она что, совсем дура? А она решила, мы ее на слабо берем…

— Может, вы ее действительно как-то дразнили, шутили?

— Да нет, мы за ней даже следили, чтоб она ничего такого!

Обобщая подобные случаи, Аларья составляла бесчисленные сводки и отчеты. Комиссия по делам молодежи трудилась двадцать часов в сутки, но ничего, кроме статистических данных, президента не интересовало. Он даже ни разу не вызывал главу комиссии на приватный разговор, хотя заседаниям предпочитал беседы с глазу на глаз. Получив выписку из протокола очередного собрания бюджетной комиссии, Аларья поняла, в чем дело.

Почти все средства по молодежным программам уходили на военный научно-исследовательский институт, которым руководила супруга президента. Ничего нового и удивительного в этом не было, во времена Верховного Государственного Совета происходило то же самое. Аларью раздражала только постоянная ложь.

— Мы тратим все возможные средства для достижения результата! — провозглашал президент Кантор.

«Ты тратишь все средства на научные игрушки, в которые играет твоя жена, баба с дипломом военного училища в багаже», — хотелось сказать Аларье. Молчала она по единственной причине: осмелься она заявить что-то подобное вслух, с должностью можно было бы проститься. Тогда комиссию передали бы в более покладистые руки, а на движении поставили крест.

Ложь, ложь и ложь звучала на каждом заседании, от бесконечной лжи тошнило. Президент обещал в три года покончить с военной угрозой Синрин — и что? С каждым годом на оборонно-наступательные программы расходовалось все больше средств. Число столкновений все росло и росло. В ответ на каждую «превентивную атаку» на территории Синрин «хвостатые» отвечали ударом той же силы. Из состязания орбитальных баз война переходила в обмен бомбовыми плевками.

Средства массовой информации бурлили негодованием и все беды Вольны валили на происки инопланетного агрессора. Это они, проклятая рабовладельческая буржуазия (тут у Аларьи начиналась истерика от смеха), подстрекали молодежь к употреблению наркотиков. Это они совершенно беспричинно нападали на мирные города мирной планеты…

Аларья терпеть не могла и придурков-пацифистов, вопивших, что на Синрин — рай земной и торжество справедливости, что злобная вольнинская военщина пытается вбить клин между братскими народами. Она вообще ненавидела любые клише. Ни один из борцов за воссоединение не знал и знать не хотел, что на самом деле представляет из себя «братский» народ Синрин. Положение женщин, процент населения, живущего за чертой нищеты, варварские феодальные законы казались им милыми безделушками.

— Наши длинноволосые братья и бритые налысо сестры, — передразнивала Аларья особо прытких миротворцев.

Времена романтического увлечения синринской романтикой для нее прошли десять лет назад. Первое высшее образование, со специализацией по межкультурным коммуникациям, способствовало избавлению от иллюзий. Чтобы расстаться с ними, достаточно было почитать «Памятку для сотрудников дипломатической службы женского пола», подлежавшую обязательному изучению.

Аларья не видела в обитателях Синрин ничего братского. Она не хотела бриться налысо, носить бесформенный балахон, сидеть дома, рожая детей и кланяясь мужу, решившему поучить жену ремнем. От идеи «зимнего мужества», утверждавшего себя порабощением собственных жен и низведением их до уровня бытовой техники, ее тошнило.

Но, получая по каналам спецслужб сводки об наличии, а точнее, отсутствии проблем с молодежью на Синрин, Аларья задумывалась: не стоит ли заплатить даже такую цену за будущее родной планеты?

«А это что еще за штуковина? Как это едят и с чем?»

Кайсёхо Бранвен Белл, третий заместитель Синрин Кайдзё Дзиэтай, скептически изучал содержимое тарелки. Мясо было мясом, часть овощей ему тоже казалась знакомой. Вот это, несомненно, вареная кукуруза. А то, зеленое и лохматое — брокколи, такой пакостью в отварном виде его кормили в Академии. Но ярко-красное нечто, с более светлой мясистой сердцевиной и мелкими семечками в окружении какого-то светлого желе? Бранвен больше косился на окружающих, чем ел. Перед банкетом он проштудировал все, что касалось застольного этикета, но теория плохо совмещалась с практикой.

На банкет в честь новых назначений было приглашено всего сто человек. Высшие чины космофлота и наземных войск, Совет Обороны в полном составе, ну и сами только что назначенные на новые должности. Всего трое — заместитель председателя Совета, командующий базой «Грейс» и сам Бранвен, из всей тройки наиболее значительное лицо.

Лицо это, к превеликому сожалению кайсёхо Белла, не было украшено золотой татуировкой. Всего подобных лиц в зале было десятка два, но, судя по небрежному спокойствию и уверенным манерам, для них давно не составляло проблемы нечто красное на тарелке, его происхождение и способ употребления. В отличие от них, младших отпрысков семей «тысячников», племянников и двоюродных братьев, выросших в достатке, Бранвена никто подобным мелочам с детства не учил. Да и в Академии курсантов не баловали: наскоро обучили минимальным хорошим манерам, объяснили базовые правила этикета и отпустили восвояси.

Младшим и даже старшим офицерам все эти тонкости были ни к чему. Их почитали «пустым баловством» и не слишком одобряли излишнее изящество манер. Теперь же Бранвен входил в число адмиралов, а здесь царили совсем иные порядки. Приходилось соответствовать новым правилам. Кайсёхо Белл мечтал о том, чтобы рядом оказался кто-нибудь из его адъютантов, старых или новоназначенных, но на первый банкет он их с собой взять не мог.

Белый парадный мундир с золотым и лазурным шитьем сидел на кайсёхо Белле, как влитой. К восемнадцати годам он не обзавелся ни одним лишним килограммом, не отрастил брюхо, которое пришлось бы маскировать портному при пошиве кителя. В зале было несколько офицеров и помладше — например, новоиспеченный командующий «Грейс», — но кайсёхо Белл все равно выглядел самым юным и энергичным. Кое-кого это откровенно раздражало — например, председателя Совета Обороны, который уже давно разменял четвертый десяток, а все держался за пост зубами и ногтями.

Бранвен на косые взгляды старика Симпсона не реагировал, а в глубине души и вовсе поплевывал. Штаб, возглавляемый Синрин Кайдзё Дзиэтай, состоял из боевых офицеров, прошедших через десятки военных кампаний, а Совет Обороны — из штатских, экономистов, историков и других высокопоставленных старых пердунов. Тихая вражда между обеими ветвями была традицией, освященной веками, а на всей Синрин не нашлось бы большего почитателя традиций, чем кайсёхо Белл. Он-то был ставленником Кайдзё Дзиэтай, а Совет Обороны только утвердил его кандидатуру… ха, да попробовали бы они не утвердить! Кайдзё Дзиэтай хоть и постарше председателя, а кому угодно может засыпать в штаны перца.

Так что Бранвен вольно фланировал по залу, улыбался всем, кому полагалось улыбаться, остальным пожимал руки или кланялся, старался пить поменьше, чтоб не приходилось закусывать, а, значит, подходить к фуршетному столу и разбираться с неведомыми блюдами.

Да, хорошо живут высшие круги общества. В то время как повсеместно пайки были урезаны, а лепешки выпекали из плохо просушенной водорослевой муки, господа «тысячники» и их близкие жили, как раньше. Так было всегда. Сто тысяч купаются в роскоши, еще пятьсот тысяч ни в чем особо не нуждаются, остальные сидят на пайках, которых еле-еле хватает для выживания.

Теплиц и ферм на планете хватает, но все они обслуживают только те самые сто тысяч, и отчасти — пятьсот тысяч привилегированных граждан. Кое-какие ошметки достаются остальным — космофлоту, муниципальной и храмовой гвардии, чиновникам, медикам, учителям. Фрукты, натуральный, а не водорослевый с ароматизаторами, хлеб, мясо, происходившее от животного со всеми его рогами и копытами, а не из чана с бактериальной массой… все это Бранвен иногда видел на собственном столе. Иногда. Как любой курсант Академии, как любой солдат или офицер космофлота, он никогда не голодал. Не голодал, но и всего подобного великолепия не пробовал ни разу.