Она повернулась к зрительному залу и начала. Но не играть, а жить. Слова так и лились из нее – и вдруг иссякли, будто могучий поток, образовавшийся весной от таяния снегов, пересох с наступлением лета. На сцене снова стояла молоденькая деревенская девушка.

Катарина заглянула в темноту. Хорошо ли она играла?

Из пустоты послышался голос старика:

– Вы должны еще что-нибудь исполнить для меня! Значит, она не понравилась… Слава Богу, что он не выбросил ее сразу на улицу.

– Я больше ничего не знаю, пан Петрак.

– На столе на сцене лежит несколько сценариев. Возьмите один и просмотрите монолог на странице семьдесят четыре. Надеюсь, вы умеете читать…

– Конечно, умею, – выпалила Катарина, хотя ее возмущение было всего лишь игрой. Действительно, немногие женщины в Длемо умели читать, и она сама так и осталась бы неграмотной, не обрати на нее внимание сестра Амброзина. Оглядевшись вокруг, Катарина не увидела на сцене ничего, кроме треножника с лампочкой.

– Я не вижу никакого стола, пан Петрак.

– За кулисами! За кулисами!

За кулисами? Катарина машинально поглядела вверх.

– О Боже, дитя! Неужели вы никогда не были в театре?

– Нет, пан Петрак.

Из темноты послышался вздох.

– За кулисами – это сбоку, за авансценой. Некоторые из его слов по-прежнему были для нее тайной, и все же Катарина отыскала стол и раскрыла сценарий на указанной странице.

Это была сцена, в которой героиню по имени Жанна допрашивали Епископ и Инквизитор. Катарина не поняла, почему девушка оказалась в тюрьме. Еще ее смутило то, что Жанна была солдатом. Она прочитала страницу несколько раз, и слова вскоре отложились в ее памяти. И все же некоторые вещи оставались для нее неразрешимой загадкой.

– Вы готовы? – спросил голос из темноты. Катарина робко ответила:

– Я не могу понять чувств героини, когда не знаю, почему все это происходит…

Она ожидала, что последует еще один вздох. Но хриплый голос принялся терпеливо объяснять, что Жанна – это девушка, «моложе вас», которая услышала голос свыше, велевший ей стать солдатом и сражаться со злом. Вдохновленная, она собрала войско и возглавила его. Два человека, которые допрашивают ее, думают, что поступками Жанны руководит сам дьявол. Эти люди могущественны, а она – всего лишь юная девушка. Епископ и Инквизитор пообещали, что сожгут ее у столба, если она не признается в пособничестве дьяволу и не отречется от него.

– Вот и все, – закончил Петрак. – А теперь дайте мне послушать ответ Жанны своим гонителям.

Внезапно Катарина окаменела. Речь Марии она произносила сотни раз, и не только во время представлений, но и в полях, в поезде, когда ехала в Прагу. Однако теперь ей предстояло перевоплотиться в другой образ так же быстро, как прыгнуть в речку, текущую по полю ее отца. Проворная память уже зафиксировала в голове монолог Жанны, но удастся ли ей выразить чувства, заключенные в этих словах? Разве она способна на такое?

Но старик терпеливо ждал в темноте, и сторож, возможно, тоже – этот фат, который насмехался над ней. Она опустила веки, прячась в крепости души, и увидела себя надевающей доспехи, которые, должно быть, носила та девушка. Пусть они сомневаются в ней, но она пойдет вперед и победит!

Катарина открыла глаза. Сейчас, когда она стояла перед инквизиторами, они сверкали яростью и решимостью.

– Да, они сказали мне, что вы глупцы и что я не должна слушать ваших красивых слов и доверяться вашему милосердию…

Эта речь лилась словно сама по себе, выражая горделивый вызов и душераздирающую печаль. Наконец Катарина дошла до заключительных слов:

«Я могла бы обойтись без своего боевого коня, я могла бы ходить в юбке, я могла бы примириться с тем, что и знамена, и трубы, и рыцари, и солдаты пройдут мимо и забудут обо мне, как о других женщинах. Но если бы только я могла слышать, как шумит ветер в кронах деревьев, как поют на солнце жаворонки, как блеют на морозе маленькие ягнята и как звенят благословенные… благословенные церковные колокола, которые посылают ко мне ангельские голоса, плывущие вместе с ветром! Без этого я не смогу жить. И если вы хотите отнять все это у меня или у любого другого человека, я знаю – ваши намерения исходят от дьявола… А мои – от Бога».

Катарина чувствовала, что справилась со своей задачей, потому что стояла опустошенная, выжатая, как лимон, вся мокрая от пота, словно ее привязали слишком близко к огню. Она бросила взгляд в зал, предвкушая похвалу.

Но ответом ей была только тишина.

– Вы здесь? Скажите мне! – крикнула она. Молчание.

Она прошлась по сцене – раз, потом другой.

– Вы что, снова легли спать? Скажите же что-нибудь! – закричала она пронзительно и яростно.

Из темноты раздался голос.

– А что тут сказать?

Теперь он звучал ближе, чем прежде.

И вот из темноты, словно призрак, в боковом проходе возникла фигура. Человек снял шляпу и плащ и оказался в малиновой шелковой рубашке и свободных черных бархатных брюках. Даже при тусклом освещении глаза режиссера сверкали, а завитки серебристых волос струились по голове, словно волны в океане в тихую лунную ночь. Это был крупный мужчина с запоминающейся внешностью. Глядя на его серьезное решительное лицо трудно было поверить, что совсем недавно он насмехался над ней.

– Вы говорили, что хотите стать актрисой, – начал он, – и что вы приехали учиться у меня актерскому мастерству.

Его голос звучал не слабо и хрипло, это снова был сочный и уверенный баритон.

Катарина поняла, что сам Петрак сыграл перед ней спектакль. Ее охватило отчаяние.

– Неужели я так безнадежна? – воскликнула она. – Почему вы не хотите учить меня?

– Актерскому мастерству? – спросил Петрак.

Он подошел к сцене. Его голос звучал сердито, он пристально смотрел вверх, на нее.

– Я расскажу вам, что такое кулисы. Научу говорить так, чтобы ваш голос достигал самого отдаленного места на балконе. Я научу вас двигаться по сцене легко, едва касаясь пола, научу делать реверанс, как королева, а не то жалкое подобие, которое вы изобразили. Но что касается актерского мастерства…

Голос Петрака стих почти до шепота.

– Тут я ничему не могу научить вас. Потому что благодаря какому-то чуду вы все это уже умеете.

И он протянул ей руки. Она ухватилась за них и упала на колени на краю сцены.

– Петрак, – сказала она и рассмеялась, – а я-то поверила, что вы сторож!

– Я и есть сторож, девушка с фермы, – подтвердил он. – Но с этой ночи я должен взять на себя еще одну обязанность.

– Какую?

– Заботиться о вас и вашем удивительном таланте.

Петрак был таким же добрым, как его слова. Он научил ее двигаться по сцене, чувствовать себя там свободно и так же хорошо ориентироваться и за кулисами. Он научил Катарину подбирать выгодное для себя освещение, располагаться в лучах искусственного солнца или луны, чтобы они эффектно подчеркивали ее внешность. Она овладела техникой речи на сцене. Теперь ее голос был слышен в самых дальних уголках театра, даже когда она говорила шепотом.

Часть занятий проходила в группах, которые собирались несколько раз в неделю в большой комнате-студии, примыкавшей к театру. Приходили не только талантливые люди, мечтавшие о сцене, как и Катарина, но также немало актеров из постоянной труппы, набранной Петраком. Однако с самого первого дня он приводил ее по вечерам на сцену и давал ей индивидуальные уроки. Иногда Петрак приглашал Катарину в свою роскошную квартиру, которая располагалась в верхнем этаже театра.

Впервые она побывала там в ту самую ночь, когда состоялось ее «прослушивание». Они поднялись на лифте в его квартиру. Катарина вступила в лабиринт комнат, обстановка которых напоминала реквизит прошлых спектаклей. Там были стулья, похожие на троны, статуи, которые могли бы стоять в Риме времен Юлия Цезаря. Задрапированные потолки, словно в шатре какого-нибудь восточного владыки.