Она вскинула брови.

– По твоему тону не скажешь.

Бо подавил улыбку.

– Гм. Мне не жаль, что мы любили друг друга, но мне не нравится причинять тебе боль.

– Все не так уж плохо. Тело болит, будто после сражения.

Астрид и выглядела неважно: красные пятна усеивали шею и груди, три небольших синяка, оставленных его пальцами, темнели на бледной коже бедра. Наверное, Бо стоило устыдиться своей несдержанности, но ему тоже досталось от Астрид: красная царапина на бедре, укус на руке и ноющие следы от ногтей. Астрид самодовольно его оглядела, быстро заморгала и развернулась, чтобы посмотреть в окна.

– Бо! Солнышко! И дождя нет.

Утреннее солнце скользило по поверхности океана, который отражал его ослепительный свет так ярко, что Бо прищурился. На небе ни облачка, и ветер не треплет деревья на скалах. Сколько прошло времени с начала штормов? Недели три? И солнца не видно было три недели.

– Ах, Бо, оно будто появилось специально для нас. Признак, что мы поступаем правильно. Давай выйдем, я хочу ощутить его тепло.

– Туман еще движется к городу, и сейчас рано. Погоди, пока воздух прогреется. Хочешь принять горячую ванну? Может, тебе станет лучше.

– Вместе? – спросила Астрид.

– Тут большая старая лохань.

Астрид улыбнулась, выражая согласие, и они почти час провели в большой лохани, расслабляясь и лаская друг друга. Для остального Астрид пока не была готова, и Бо в этом быстро убедился. Он заставил ее принять аспирин. Они вымыли друг друга, что принесло им хоть какое-то удовольствие, а затем привели себя в порядок, пользуясь скудными запасами, завалявшимися в коттедже.

Облачившись во вчерашнюю одежду, заглянули на кухню и позавтракали крекерами, арахисовым маслом и горячим чаем. Бо держал тут личный запас китайского зеленого чая, который обменял на канадский виски. Чашки были разными, тарелки со сколами, но Астрид не переживала. В солоноватом утреннем воздухе они ели скудное съестное за каменным столиком с видом на океан. Завернувшись в одеяло с кровати, влюбленные наблюдали за поднимающимся солнцем.

Астрид взяла чашку горячего чая и глубоко вздохнула.

– Идеально. Давай останемся здесь навсегда.

– И как мы будем зарабатывать себе на жизнь?

– Проблема, да? – Она положила голову ему на плечо и поправила одеяло. С громким криком на крышу коттеджа села чайка. Дождавшись тишины, Астрид продолжила: – Бо, мне надо кое-что тебе сказать.

Сердце заколотилось в груди, но он попытался скрыть панику.

– Ты можешь говорить со мной без утайки.

– Знаю. Просто мне стыдно. Очень стыдно. Помнишь, как мы пошли на факультет антропологии к Лоу и Хэдли? Ты интересовался, что мы с ней обсуждали наедине.

– А ты отказалась говорить. Да, помню.

– Ну, дело в том, что я советовалась с ней. Я учусь ужасно. У меня по всем предметам плохие оценки, но Люк, то есть профессор Барнс, поставил мне неуд.

Бо разозлился.

– Эта безнравственная, грязная свинья? Сначала вскружил голову, а потом ставит неуд?

– Он не вскружил мне голову. И я его не оправдываю…

– Этого человека следовало бы отстранить от работы. И не только потому, что мне хочется его придушить за вольности с тобой.

Астрид взяла Бо за руку.

– Я знаю. Но дело в том, что я просто перестала ходить на занятия. А теперь мне грозит исключение.

Плохо дело. Совсем плохо.

Бо не знал, что думать, но явно видел, как Астрид с тревогой избегает его взгляда, и предложил:

– А Лоу не сможет с кем-то переговорить? Ведь он же работает в Беркли.

– Это еще одна причина не устраивать скандал. Он пытается устроить жизнь с Хэдли, не занимаясь незаконной деятельностью. Его репутация и так висит на волоске, особенно в свете семейного бизнеса. Я не собираюсь рисковать его работой из-за моих плохих оценок и прогулов. Это несправедливо по отношению к нему.

Как бы Бо ни хотелось возразить, Астрид права. Но жаль, что она так считает, потому что противопоставила законопослушную деятельность Лоу и незаконную Бо и Уинтера.

Астрид почесала лоб и посмотрела на воду.

– У меня будет еще шанс в январе. Один семестр, чтобы исправить оценки до того, как меня исключат. Я пока не приняла решение. Мне вернуться?

– Конечно возвращайся. Знаешь, сколько женщин в этом городе хотели бы получить такую возможность?

– Знаю, но что если я не создана для учебы? И как же мы? Я чуть не умерла в разлуке, и тогда у меня была лишь надежда. А теперь у нас было все. И как я после этого вернусь в колледж? – спросила она, коснувшись рукой его груди.

Бо тяжко вздохнул. У него не получалось заткнуть своего внутреннего пессимиста, твердившего: «А я тебе говорил. Ты думал, что так легко стать счастливым? А вот и нет, у всего есть цена».

– Мы найдем способ все уладить. Я буду приезжать на поезде повидаться.

– Когда?! Ты вкалываешь шесть дней в неделю. Готова поспорить, что сегодня ты будешь принимать товар.

Правда.

– Уинтер будет давать мне выходные, – выпалил Бо, но тут же понял, что обманывает. Когда Уинтер узнает, чем Бо занимался с его сестрой…

Все его прежние тревоги вернулись. Уинтер от него откажется. Бо потеряет работу, и ему запретят приближаться к Астрид. Он видел возможное будущее, как кинокартину.

Бо попытался задвинуть все сомнения в темные уголки разума и принялся намазывать арахисовое масло на крекер. Протянул его Астрид, но она не стала есть. Он глотнул горячего чая, силясь прояснить мысли.

– Если я не вернусь в колледж… – прошептала Астрид. – Я не имею в виду, что сдаюсь, но не могу не думать, зачем мне заниматься тем, что не нравится. Может, у меня другое призвание. Хэдли считает, что мне надо только выяснить, какое именно.

Бо не знал, как ей помочь. Он еще не нашел своего призвания.

– Я не прошу тебя помочь мне, просто интересно… что мы будем делать? Как нам быть…

– Вместе, – закончил он. Бо и сам, разумеется, мечтал об этом. Но так и не смог все верно рассчитать. На легальной должности не заплатят достаточно, чтобы обеспечить Астрид привычный уровень жизни. И даже если она пойдет на некоторые жертвы, где они будут жить? В его прежней квартире? Вряд ли.

И будто прочитав его мысли, она сказала:

– Аида жила на Грант, и она была не единственной белой женщиной в пансионе. К тому же, я ходила к Сильвии, и мне понравилась ее квартира. Дом вовсе не такой уж ветхий.

– Не ветхий, но в моей квартире нет даже спальни. Это не место для целой семьи. Я ведь знаю – спал на тюфяке в углу, когда жил там с дядей, пока тот не умер.

Они долго молчали. Чуть севернее Бо увидел вдалеке темный силуэт большого корабля, следующего вдоль побережья. Ветер усилился и принялся трепать золотистые локоны Астрид. Бо погладил ее по голове, заправив пряди за ушко.

– Знаешь, я тут вспоминаю ту ночную поездку к доктору Муну. И не говори. Я знаю, что нужно починить бампер. – Она улыбнулась, немного его успокоив. – В общем, я тут подумала, что Ноб-хилл и Чайнатаун не так уж далеко друг от друга. Всего несколько кварталов отделяют квартиру за миллион долларов, в которой живут Грешницы, от Грант.

– Так можно сказать о любом районе.

– Но я вспомнила, как мы столкнулись у их дома с той ужасной женщиной и ее мужем, сенатором штата. Супругами Хамфри. Помнишь?

Как он мог забыть? Впервые Астрид не попыталась решить проблему миром ради общественного мнения, и, как всегда, взялась за дело с воодушевлением. Он улыбнулся, а она продолжила:

– В общем, богачка сетовала, что «иммигранты» заполнили ее окружение. И я тут подумала, что так оно и есть. Потому что такие районы не имеют четких границ. Есть смешанные, где богачи с Ноб-хилла живут рядом с китайскими торговцами. Или с такими, как Джу, владеющий домом на окраине Рашн-хилл.

В его жилье часто вламываются, несмотря на то, что Джу повсюду ходит со своими головорезами.

– И к чему ты ведешь?

– Просто, в таких смежных районах найдется местечко и нам. Мы ведь не первые, любовь сближает. И нельзя ограничить чувства определенным окружением.