– Меня завтра не будет в офисе. – я шучу.

Кайл смеется:

– На выходных можешь тоже не приходить. – вскоре после этого он уходит, и это дело нескольких минут, прежде чем я провалюсь сон, вызванный болеутоляющими.

Меня будит приглушенная пульсирующая боль. На меня снова обрушиваются происшествия прошлой ночи. Бл*ть. Как я позволил этому произойти? Давать кому–то возможность подобраться достаточно близко, чтобы направить оружие на мою голову – это не похоже на меня. Должно быть, я был отвлечен. Ошибки, сделанные мной прошлой ночью, были излишними и неприемлемым. Кенна занимает слишком много места в моей голове. Мне надо что–то сделать, чтобы выкинуть её оттуда навсегда.

Моя нога приносит жутко интенсивную боль, но я больше не собираюсь пить обезболивающие. Когда–то я использовал их, чтобы получить кайф. Я больше никогда не хочу возвращаться в те дни. Я принимал плохие решения и упускал возможности, и все из–за таблеток, которые я поставил на первое место. Я счастливчик, что не стал полноценным наркоманом, как Скот Джонсон. Возможно, он приведет в порядок мозги, после вчерашнего рискованного положения, в котором был. Звуков серен было достаточно чтобы спугнуть четырех парней, а Скот остался там в луже собственной мочи. Думаю, что большинство людей описалось бы, в ситуации, когда им в голову направлен пистолет, как минимум в первый раз. Мне было лишь тринадцать, когда это случилось со мной.

Я шел вниз по улице к угловому магазину, когда Пако Родригес, один из известных соседских бандитов, позвал меня. Он кивком своей головы показал следовать за ним в переулок, в том возрасте я был еще достаточно наивным, чтобы сделать, как он хотел. Он припер меня к стене здания, и даже если ему тогда было лишь двадцать, мне он казался гигантом.

Он приставил черный револьвер к моей голове и дважды нажал на курок.

– Хочешь купить пистолет, мужик? – спросил на английском с сильным акцентом. – Он чистый, мужик. Никогда не использовался в преступлении. – Я стаял там, с широко открытыми глазами, сдерживая слезы. Передняя часть моих штанов была мокрой от мочи. Он буквально испугался, того, что я обмочился.

Я не уверен, мог ли он чувствовать запах мочи, или просто посмотрел вниз, но когда увидел пятно, издал громкий смех.

–Ты – маленькая сучка. Ты описался. Уверен, что в твоих трусах нет киски вместо члена?

Дело стало еще хуже, чем было, из–за того, что я начал плакать.

Когда Пако заметил мои слезы, он сжал мою шею высоко под челюстью, и поднял меня, чтобы я стоял на носочках.

– Не плачь, maricon. – пи*дец.– Если я еще раз увижу, как ты плачешь, ninita, te voy a romper la madre, так что у тебя есть причина не делать этого. – он сжимал мою шею сильнее и сильнее, пока мои глаза не вылезли наружу. Он уменьшил давление, когда я уже был на грани обморока, и бросил меня на землю. Его пинающие стопы встречали мои ребра сильными ударами, а я плакал от боли. Я потащил к себе колени и свернулся в шар, чтобы защитить живот от большего повреждения. Я испустил облегченный всхлип, когда он ушел.

За прожитые годы со мной случалось гребанное дерьмо. Я бы мог написать книгу о своей жизни, и никто бы не поверил, что это правда. Хотя, все это гребанное дерьмо приносит ущерб. Я могу вытолкнуть это безумие из моих мыслей, но оно никогда меня не покинет. Каждая пережитая тобой ситуации меняет тебя, ставит на тебе свою отметину. Я – это сумма всего, что со мной произошло, и всех сумасшедших вещей, что я сделал. И это еще одна причина, из–за которой, мы с Кенной никогда не сможем быть вместе. Она – свет, а я – тьма. Она чиста, а я испорченный. Она заслуживает парня, который вырос в хорошем соседстве, в прочной семье, с хорошей родословной. А не какой–то мексиканско-ирландской дворняги из Дорчестера.

Мне понадобилось пять минут, чтобы добраться от кушетки до ванной. Проклятие. Ненавижу быть пострадавшим.

Растянувшись на кушетке, смотрю старый эпизод «Сынов Анархии», когда слышу, как поворачивается дверной замок. Только у Кайла есть ключ, так что я предполагаю, что это он. Моё внимание остается на моем большом плоском экране, пока я не слышу сладкий звук голоса Кенны.

– Привет? Как ты себя чувствуешь? – она подходит ко мне, останавливается рядом с кушеткой. Моя голова разворачивается, чтобы ее увидеть. Моим глазам нужно ее увидеть так быстро, как они могут. Они притянуты к ней, как магнит к металлу. Не важно, как сильно я с ними борюсь, они собираются напиться ей досыта.

– Бывало лучше, бывало хуже. – я пожимаю плечами.

Она мне улыбается и ставит на мой кофейный столик маленький пакет из бакалеи. Мой пристальный взгляд бегает по ней. На ней черные штаны для йоги, черные кроссовки и белая футболка с длинными рукавами с надписью «К.Д. Инвестигейшнс». Видя ее в этой футболке, начинаю чувствовать гордость за все, что мы с Кайлом совершили. Ее волосы сегодня распущены, и то, как они спускаются волнами по ее плечам, заставляет меня желать закапываться в них своими пальцами.

– Я пробралась сюда, чтобы тебя проверить. Надеюсь, ты не возражаешь, что Кайл дал мне свой ключ, так что тебе не надо подниматься, чтобы меня впустить.

Как я могу злиться на то, что она такая внимательная? Хотя, я бы не ожидал от нее чего–то меньшего. Поэтому она такая хорошая медсестра. Быть медсестрой – это ее. Только у меня никогда не было возможности испытать это на себе.

– Тебе не надо было этого делать. Я в порядке. – не хочу, чтобы она видела меня таким. Не хочу, чтобы кто–то болтался здесь. Не люблю быть окруженным людьми, когда мне больно.

– Конечно же стоило. – она подходит ближе, пока не останавливается между кофейным столиком и кушеткой. Она заглядывает в пакет и начинает доставать содержимое, выкладывая на стол по одному. Сначала бутылку дезинфицирующего средства для рук, затем упаковку больших марлевых прокладок и, наконец, не открытый моток белой медицинской ленты.

– Я собираюсь осмотреть твою рану и поменять тебе повязку. Можешь сесть и положить ногу на кофейный столик?

– Да, я могу это сделать.– я сажусь и перекидываю ногу на стеклянный стол, помогая обеими руками. Кривлюсь от жгучей боли, пронизывающей всю мою ногу.

– Когда последний раз ты принимал болеутояющие?– спрашивает она.

Я поднимаю голову, смотрю вверх на нее. Пока она изучает меня, ее брови сдвинуты.

– Я ничего не принимал с момента ухода из больницы сегодня утром. – провожу рукой по волосам.– Не люблю их принимать.– не хочу говорить о том, почему я не буду их принимать.– Это лишь порез. Мне не надо их принимать. – Не спрашивай.

– Тебе надо принять, по крайней мере, ибупрофен. Ты можешь это сделать?– киваю головой, с облегчением, сто она не уточнила детали. Я не горжусь своим прошлым. Я сделал много вещей из–за которых мне стыдно. Лучше ей не знать об этой моей стороне.

Она подходит ближе, сейчас стоит между мной и кофейным столиком. Я отмахиваюсь от образов, которые вызывает мое воображение о ней, опускающейся на колени и спрашивающий меня, может ли она пососать мой член. Бл*ть.

– Я должна ее поднять, чтобы поменять повязку. – она поднимает низ баскетбольных шорт.– Окей. Готово.

Я задерживаю дыхание и хочу, чтобы мой член оставался лежать. Знаю, когда почувствую ее руки на своей коже, будет практически невозможно оставаться равнодушным. Она нагибается, наливает дезинфицирующее средство на ладони и размазывает его между руками. Если бы это была смазка. Смеюсь, она смотрит на меня, на ее лице смущенное выражение.

– Что смешного в дезинфицирующем средстве? – смущенно спрашивает она.

–Ничего.– ухмыляюсь я.

Ее руки движутся к низу моих шорт, поднимают материю до тех пор, пока не становится обнажена большая часть моего бедра. Ее пальцы тихонько тянут за внешний край ленты вдоль одной стороны, пока не отделяется достаточно, чтобы ее поднять. Она стягивает повязку и у меня появляется возможность увидеть ранение впервые. В больнице меня заставляли лежать, и материя была вокруг, так что не было возможности посмотреть. Она не симпатичная. Около шести дюймов в длину. Рваная рана была туго зашита.