— Эй, приятель, — кричали Барни матросы-швартовщики, — оставь немного и нам!

Барни незаметно перевесил на плечо Флэгги ремешок транзистора.

— Я кое-что в нем поменял, и теперь он настроен на волну «Архелона», — шепнул ей в ухо. — Держи его всегда включенным. Когда мы будем возвращаться, я передам короткий сигнал... Вот такой — «пик-вик». И ты поймешь, что очень скоро мы снова будем вместе...

— Да, милый...

— Не сбей настройку. И никогда не выключай.

— Я все время буду ждать: «пик-вик». Это хороший сигнал.

— И тогда мы снова будем вместе!

— Да, милый...

Старший помощник Рооп посмотрел на часы и поднес к губам мегафон:

— Окончить прощание. Команде вниз!

...Единственный, кто успел поймать в камеру видеомагнитофона возню на носу «Архелона» с бритоголовым самосожжением, был репортер компании «Телеандр» Дэвид Эпфель. Однако ему тут же пришлось вернуться к прерванному репортажу.

— Сегодня исторический день, — наговаривал в микрофон Эпфель, — новейший стратегический ракетоносец выходит в первое боевое патрулирование.

На экранчике телемонитора возникли два немигающих ока, сведенных к узкой переносице гладколобого черного черепа, куцые растопыренные крылья... Камера отъехала, и телезрители увидели, что языческий истукан — это боевая рубка «Архелона».

— Не правда ли, — риторически вопрошал Эпфель, — если бы у материков, у всяких там Евразии и Австралии были глаза, они бы цепенели перед «Архелоном», как кролики перед анакондой?.. За спиной у этого бога войны, который может нестись под водой со скоростью курьерского поезда, двадцать четыре ракетные шахты. Баллистические ракеты несут шестнадцать разделяющихся боеголовок, каждая из которых способна уничтожить такую страну, как Польша или Греция со всеми ее островами.

Президент в сопровождении командующего флотом, адмиралов, телохранителей и других членов свиты быстро прошел на корпус. Рейфлинт встретил его у верхнего рубочного люка. Представился, ответил на рукопожатие. Тут возникла легкая заминка: кому спускаться первому — командиру как хозяину или президенту как почетному гостю. Первым скользнул в колодец люка телохранитель, за ним Рейфлинт и наконец сам президент. Бегло осмотрев центральный пост и оба смежных отсека — слава богу, бритоголового успели спрятать в медицинский блок, — президент обернулся к Рейфлинту.

— Завидую вам, коммодор! У вас есть шанс стать президентом нашей страны, но мне уже никогда не стать командиром вашего корабля.

Улыбка сбежала с губ президента, и лицо его снова приняло выражение державного достоинства:

— На ваш подводный рейдер мы возлагаем особые надежды...

Телохранитель, к чьей руке стальным браслетом был пристегнут кейс с шифрозамком, быстро раскрыл чемоданчик и подал президенту пакет. Президент, взвешивая пакет на ладони, не спеша протянул его Рейфлинту:

— Помните, коммодор, океан — это весы мира. Ваш атомоход одна из гирек, которая позволяет нам сохранять равновесие...

Репортер Дэвид Эпфель подставил свой микрофон, и президент воскликнул с привычным пафосом:

— Дамы и господа! В этот час я нахожусь на борту «Архелона» — подводного форпоста нашей обороны. Ни один корабль не стоил нашей стране так дорого, но мир на планете стоит еще дороже...

«Архелон» шел под водой, раздвигая широким лбом океанскую толщу, взрезая ее крыльями рубочных рулей и лопастями огромных, в рост человека, гребных винтов.

Как ни благодушничал на корабле президент, но вокруг него невольно создавалось поле высокого нервного напряжения. Он не сразу покинул подводный крейсер, а выразил желание проводить атомарину в точку погружения; он стоял на руле, позировал на мостике, вспоминал в кают-компании корейскую войну, в которой участвовал командиром торпедного катера, и лишь спустя два часа после выхода из гавани попрощался с экипажем и перешел на борт яхты морского министра.

Рейфлинт, отдав уходящей яхте положенные почести, задраил верхний рубочный люк, и «Архелон», шумно выпустив из цистерн воздух, покинул суетный надводный мир. Во всех шестнадцати отсеках его облегченно вздохнули.

В центральном посту коммодор почти рухнул в свое кресло. Перепоручив командирскую вахту старшему офицеру, Рейфлинт, не выпуская из виду глубиномеры и информационный пульт, перебирал в памяти подробности роскошных проводов и выводил, что все прошло довольно удачно. Даже выходка этого фанатика в желтом хитоне не смогла омрачить торжественных минут. И как только он пробрался на пирс? Впрочем, пусть над этим ломает голову начальник режимной службы — полковник с надменным квадратным лицом, подбородок которого раздвоен, как у римского императора Каракалы. Рейфлинт сталкивался с ним всякий раз, когда кто-нибудь из его матросов попадался на тропе Хо Ши Мина — тайной дорожке, ведущей из базы в обход контрольно-пропускных пунктов. «Каракала» отпускал задержанных неохотно, давая понять, что делает немалое одолжение лично ему, коммодору Рейфлинту. Теперь они с ним квиты. Еще бы! Если бы люди Рейфлинта быстро и скрытно не замяли скандал, у полковника были бы большие неприятности. Вместе с президентом в базу нагрянуло и режимное начальство, которому бы пришлось отвечать на колкие вопросы репортеров: «Как смог пробраться пикетчик в гавань стратегических ракетоносцев?» Теперь же вся эта история вряд ли выйдет за пределы базы, так что «Каракала» должен оценить находчивость архелонцев и решительность их командира. Бритоголового спрятали в торпедопогрузочный люк в надежде, что после официальной шумихи режимщики снимут его с борта. Но президент спутал все карты: кто мог подумать, что ему взбредет в голову провожать «Архелон» до точки погружения?

Перед тем как уйти под воду, Рейфлинт связался по радиотелефону с базой и спросил, что ему делать с нечаянным пассажиром. «Изолируйте от команды! — ответил несколько смущенный «Каракала». — Мы заберем его у вас при первом же удобном случае».

Интересно, как он себе представляет этот удобный случай? Ракетоносец скроется под водой на добрых полтора месяца. Значит, этого психа все это время придется держать при себе... Ну что ж, господин полковник, меньше, чем ящиком виски, вы не отделаетесь. Это вам не матрос, сиганувший через забор.

Рейфлинт перебрался в каюту и щелкнул тумблером селектора:

— Рооп, как там этот недожаренный?

— Мы поместили его в изолятор. Доктор обработал ожоги. Он чувствует себя вполне сносно.

— Если он может ходить, приведите его ко мне.

Пленник с забинтованной головой и руками осторожно переступил комингс командирской каюты. Бинты скрывали его возраст. Глаза с худого аскетического лица смотрели уверенно и спокойно.

— Ты кто? — спросил Рейфлинт.

— Я человек, — ответил пленник.

— Имя? — потребовал коммодор.

— Я забыл свое старое имя. Можешь звать меня Бар-Маттай, — ответил бритоголовый.

— Как ты проник в базу?

— Нет такой тюрьмы, из которой нельзя убежать, и нет такой базы, в которую нельзя было бы проникнуть...

— Не заговаривай зубы! Отвечай на вопрос.

— Пролез под брезент грузовика, когда колонна сбавила скорость в тоннеле. Потом спрятался за штабелем.

— Зачем ты себя поджег?

— Я хотел, чтобы все и президент увидели, как я ненавижу подводные лодки.

— За что ты их ненавидишь?

— Подводные лодки — могильные черви человечества.

— Ты знаешь, кто я?

— Нет.

— Я командир «Архелона». Ты знаешь, что я могу сделать с тобой?

Пленник саркастически улыбнулся:

— Жить дольше, чем Христос, неэтично, если ты не оправдал жизнь равноценным подвигом. Ты можешь отнять у меня жизнь, но ты не сможешь лишить меня смерти.

— Лишить тебя смерти? — удивленно переспросил коммодор.

— Я владею своим дыханием, — кротко пояснил Бар-Маттай. — Я могу приказать себе не дышать. И ты не сможешь лишить меня смерти, ибо я сделал в этом мире все, что смог.

Пленник сомкнул губы и перестал дышать. Через несколько секунд он осел на пол каюты.