— Доктора сюда, быстро! — бросил Рейфлинт старшему офицеру.

Коколайнен сделал пленнику укол и растерянно пожал плечами:

— Я ввел ему кордиамин с кофеином... Но он не дышит.

Рейфлинт выругался.

— Чер-рт! И это в первый же день похода!.. Да сделайте ему что-нибудь, док!

И, не дожидаясь, когда Коколайнен заново снарядит шприц, потряс пленника за плечо:

— Эй, послушай... Черт бы тебя побрал!.. Не умирай! Я хочу тебя спросить...

Коколайнен пощупал пульс и выпустил запястье Бар-Маттая.

— Все кончено. Пульс не прощупывается.

Рейфлинт смерил старшего офицера ледяным взглядом.

— Вы болван, Рооп! Притащить на борт это чучело! Уберите его отсюда!

Рейфлинт нажал клавишу:

— Стюард, кофе. И покрепче!

Стюард Бахтияр, толстый человек с носом, большим и гнутым, как рукоять старинного пистолета, принес в командирскую каюту поднос с двумя чашечками. Крутнув поднос на пальце, он, не расплескав ни капли, поставил чашечки, щеголяя изысканностью манер.

Рейфлинт покачал головой.

— Как учили, сэр! — расплылся в улыбке стюард.

— О да, ты очень похож на примерного ученика...

— Ученика Багдадского вора, сэр.

— Не прибедняйся. Багдадский вор рядом с тобой — жалкий приготовишка.

— Вы мне льстите, сэр. — Стюард довольно огладил крепкие руки. Наколотые макаки и змеи скрывались в их курчавой поросли, словно в джунглях. Лишь на тыльных сторонах ладоней отчетливо синели скрещенные полумесяцы — знаки Магомета.

— Много чести. Но если ты опять откроешь свою «аптеку»...

— Что вы, сэр!

— Я тебя предупредил. Ступай.

Старшего кока-инструктора Бахтияра, которого в обиходе звали стюардом, превосходного кулинара и бывалого подводника, Рейфлинт взял с собой на «Архелон» с прежней атомарины. В свое время он помог ему выпутаться из скандальной истории с «аптекой» — тайным клубом наркоманов в трюме центрального поста, — и теперь перс готов был подавать Рейфлинту не только кофе, но и приносить тапочки к командирской постели.

Едва дверь за Бахтияром закрылась, Рейфлинт включил квадрофон. Четыре японских динамика забрезжили смутной, как бы разгорающейся музыкой. Она напоминала зарево то ли пожарища, то ли очень тревожного заката. То был Ницше, переложенный на музыку Рихардом Штраусом: «Так говорил Заратустра».

Щелкнул динамик, и голос доктора Коколайнена доложил:

— Сэр, он ожил!

Рейфлинт включил монитор внутриотсечного телевидения. На экране возникла стальная камера изолятора и фигура сидящего Бар-Маттая.

— Ну что? Ты воскрес? — насмешливо спросил Рейфлинт. — Почему же ты не умер?

— Я успею это сделать всегда, — ответил пленник. — А пока я должен быть рядом с тобой.

— Это еще зачем? — изумился коммодор.

— Я хочу открыть тебе свет истины.

— Пошел ты к черту со своей истиной!.. — ругнулся Рейфлинт и выключил монитор.

Утром в каюте Рейфлинта щелкнул и затих динамик трансляции. Щелчки повторились несколько раз. Это деликатный Рооп будил командира. Рейфлинт быстро оделся.

— До Больших Кокосовых островов, сэр, два часа крейсерского хода, — доложил Рооп, — входной маяк Сан-Пальмаса пройдем в восемь пятнадцать!.. .

Боевое патрулирование было прервано приказом, который меньше всего обрадовал Рейфлинта: всплыть и «продемонстрировать флаг» в неспокойном архипелаге. Разумеется, местные газеты уже раструбили о предстоящем визите, черти его удружили...

Рейфлинт поднялся на мостик, вскинул бинокль. В оптическом окружье возникло скопище рыбацких лодок, яхт, катеров, перегородивших вход в лагуну.

— Пикетчики, сэр, — хмыкнул Рооп, — хотят пожелать нам доброго утра.

Рейфлинт не принял шутку: нахмурился, перевел рукоять машинного телеграфа на «стоп».

— Стоп турбины! — распорядился он в микрофон. — Перейти на электромоторы.

Водяные морщины, взрытые широким лбом «Архелона», опали.

— Напрасно, сэр, — позволил себе замечание Рооп, — отбойная волна живо бы их образумила. Ну, перевернулась бы пара джонок — другим наука...

Рейфлинт неприязненно покосился на старпома.

Пикетчики приближались. Уже простым глазом были видны транспаранты, натянутые между хилыми мачтами: «Убийцы городов — вон из Сан-Пальмаса!» На некоторых парусах извивался черный дракон с большой буквой А на спине. Символы атомных субмарин жирно перечеркивали косые красные кресты — «нет!». Сотни смуглокожих туземцев выкрикивали это слово хором, подкрепляя его взмахами кулаков.

— Штурман, — коммодор нажал тангенту «квикфона», — глубина у входа в лагуну?

— Шестьсот футов, сэр!

— О'кэй! Все вниз! Срочное погружение.

«Архелон» грузно ушел в воду, выставив рожки обоих перископов. Но на подходе к лагуне скрылись и они.

В небольшой выгородке, укрытой от офицерских глаз стальными листами настила, в недрах чудовищного сплетения трубопроводов и магистралей трюма турбинного отсека стюард Бахтияр, сидя на разостланном одеяле, делал наколку в виде скрещенных полумесяцев на плече Сэма-торпедиста.

Согнувшись в три погибели, в выгородку, прозванную в обиходе посвященных «аптекой», заглянул рыжий трюмный машинист по кличке Аварийный Джек.

— Через пару часов привяжемся в Сан-Пальмасе,— сообщил он Бахтияру.

Стюард на мгновение замер, щелкнул пальцами и многозначительно кивнул.

Субмарина всплыла почти в самой лагуне, оставив плавучую баррикаду далеко за кормой.

— Хорошо сделано, сэр! — не удержался от восклицания Рооп.

Матросы «Архелона» весело проводили время на пляже. С криком и хохотом скатывались они в воду по пластиковому прозрачному желобу гидробобслея.

Рейфлинта с группой офицеров губернаторский «каддилак» отвез за город. На веранде виллы их встретил губернатор, отуземившийся испанец.

— Приношу вам свои извинения, — склонил он перед Рейфлинтом голову в полупоклоне, — за столь нелюбезный прием в лагуне.

— Надеюсь, дары нашего острова, — добавил смуглолицый шипшандлер (портовый снабженец), — изменят ваше впечатление о гостеприимстве Сан-Пальмаса.

— Мне бы хотелось, — сухо заметил командир «Архелона», — чтобы наш деловой визит прошел по-деловому.

— Нет причин для сомнений. Свежее мясо и фрукты будут доставлены вам ночью.

Рейфлинт недоуменно вскинул брови:

— Почему ночью?

— Ночью, — расплылся в сладкой улыбке портовый снабженец, — у саботажников меньше шансов на успех...

Рейфлинт покосился на рекламный щит, пестревший за стеной губернаторской резиденции.

На нем была изображена звезда Больших Кокосов — Катарина Фёрст.

Корабельный врач «Архелона» майор медицины Коколайнен всегда считал подводников самыми большими женолюбами. Ничего удивительного он тут не находил: стрессовый характер службы, долгое пребывание в магнитных и радиационных полях, гиподинамия, сенсорный голод, голод световой, информационный, витаминный — все это обостряло тягу подводников к обычной земной жизни, к плотским радостям, к женщинам. Если бы Коколайнен взялся писать на эту тему научный трактат, то, безусловно, стюарду Бахтияру он посвятил бы целую главу, назвав ее «феномен Бахтияра». Вот уже третий день разъезжали они по острову, закупая бананы, кокосы, дыни, а доктор Коко никак не мог привыкнуть к бешеной эротомании своего спутника. Восточная кровь Бахтияра, омагниченная физическими полями «Архелона», то и дело толкала его на любовные авантюры. Он не пропустил в Сан-Пальмасе ни одного «дома свиданий» и затащил доктора на сеанс местной звезды стриптиза Катарины Фёрст.

На маленькой эстраде портового кабачка Катарина вместе с партнером исполняла эксцентрический танец. В углу за столиком сидели отдыхающие подводники «Архелона»: заметно подгулявший Сэм-торпедист, стюард Бахтияр и шипшандлер, на пальце которого поблескивал перстень со скрещенными полумесяцами, и не спускали глаз с Катарины.