Лансдорф не придал значения иронии.

— Вывод единственный. Если мы не истребим советский народ, эпидемия распространится по всему миру, и даже люди Запада уподобятся твоему русскому старику инженеру, который поначалу боролся против ненавистной ему советской власти, а потом отдал жизнь за ее победу над нами. Поэтому нам следует отказаться от расовых предрассудков. Мы должны любой ценой сохранить устойчивую структуру отношений между имущими и неимущими. В нынешних условиях германский наци не может не отталкивать возможных союзников.

Горфельд понимающе усмехнулся.

— Во всяком случае, фирма «Опель» поступила дальновидно и благоразумно: на ее коммерческих бланках нет изображения свастики. Танки «Дженерал моторс» и фирмы «Опель» сражаются сейчас в Африке, и водят эти танки и немецкие танкисты и наши противники. Качество нашей продукции и продукции наших компаньонов равноценно, как это и было оговорено в соглашении между фирмами. И мне думается, что именно здесь закладываются основы будущего содружества наций, вне зависимости от того, кто победит в этой войне. У нас уже был опыт первой мировой войны. Вспомни, во сколько миллиардов долларов и фунтов обошлось США и Великобритании то, что после поражения наша промышленность стала более мощной, чем тогда, когда мы вступили в войну. Все возвращается на круги своя. — И Горфельд заключил елейным тоном: — Мы христиане и должны в сердце своем хранить священные и великие библейские заветы.

Иоганн, сидя за рулем — Лансдорф хотел показать своему другу окрестности Варшавы и попросил Иоганна помочь в этом, — старался не упустить ни одного слова из этой беседы.

Он почерпнул из нее много полезного для себя. Так, он узнал кроме всего прочего, что немецкая фирма «Опель» передала фирме «Дженерал моторс» новые фильтры для танковых двигателей — старые часто засорялись во время маршей по пескам африканской пустыни. Взамен Роммель, воюющий с англичанами в Африке, получил от американской фирмы новую рецептуру смазочных масел, чрезвычайно стойких к высоким температурам, что было очень важно для танков и машин, продвигающихся под жгучими солнечными лучами.

Такая коммерческая взаимопомощь фирм воюющих держав только простаку могла показаться предательством. На языке бизнеса это называлось иначе: точное соблюдение взятых на себя договаривающимися сторонами обязательств, нарушить которые невозможно даже тогда, когда правительства этих стран окажутся в состоянии войны между собой.

Скептическую оценку использования военнопленных в качестве агентуры, данную Лансдорфом в разговоре, Иоганн приписал не столько его проницательности, сколько своего рода перестраховке. Было известно, что из-за козней Гиммлера фюрер вновь устроил разнос Канарису. Тот представил Гитлеру добытые агентурой чертежи новых советских танков. Построенный по этим чертежам из соответствующих сортов броневой стали танк был расколочен вдребезги на танкодроме немецкими противотанковыми пушками.

Этот успех немецкой противотанковой артиллерии Иоганн мог всецело приписать своим заслугам, так как особо тщательно подготовил группу для этой операции и его стараниями разведчик-ходок доставил чертежи танка и рецептуру стали. А при освобождении нашими войсками Ростова немецкие танкисты в дуэльном сражении с советскими танками понесли серьезные потери.

Лансдорф уже давно искал возможность переместиться из «штаба Вали» в Берлин, так как полагал, что там найдет более эффективное и безопасное применение своим способностям. Поэтому приезд Горфельда был ему на руку, ибо через него он решил напомнить о себе Гиммлеру, надеясь, что тот, возможно, сочтет своевременным вернуть его туда, где сейчас делается политика.

Иоганн выполнял возложенные на него поручения с неуклонной точностью, которая соответствовала четкому стилю работы всего аппарата абвера. За это время обстановка на фронтах сложилась столь неблагоприятно для вермахта, что потери, понесенные недавно в России, было уже невосполнимы. Нарастало недовольство среди союзников Германии. Бомбардировки немецких городов приобретали все более разрушительный характер. Однако Иоганн с изумлением наблюдал, что, вопреки всему этому, сотрудники «штаба Вали» ведут себя так, будто самое течение времени и дух его не подвержены никаким влияниям извне.

Какие бы ни происходили бури в безбрежном океане фронта, островок «штаба Вали», гарнизон его жил по раз и навсегда установленному распорядку и люди мыслили так же, как мыслили год назад. Здесь считалось доблестью, неким особым шиком игнорировать все, что не имело отношения к прямым служебным обязанностям.

И если следователи из отеля «штаба Вали III» в первые дни войны, вербуя в концлагерях заключенных, с механической точность доказывали им, почему Германия станет властительницей мира, а Советский Союз рухнет под ударами доблестных сил вермахта, то и теперь они с той же механической точностью повторяли прежнюю аргументацию, не пытаясь ни на йоту приспособить ее к изменившейся обстановке.

Вначале Иоганн чуть было не впал в заблуждение, считая эту механическую аргументацию плодом пропагандистской догматики, приписывая ее чиновничьему безынициативному педантизму. Но потом он понял, что дело тут гораздо сложнее и корни надо искать в той почве, которая питала стиль и дух империи.

Поражение на Восточном фронте вызвало еще большую активность всех карательных и сыскных служб рейха, направленную против самих же немцев.

Поэтому даже сотрудники абвера — доверенные люди империи — не решались «обрабатывать» агентуру в соответствии с изменившейся обстановкой. Ведь сам факт констатации сотрудником абвера изменения обстановки на Восточном фронте мог быть обращен против него, как свидетельство неверия в победу. А это преступление, равно как и малейшие сомнения в непогрешимости фюрера, жестоко каралось.

И если что и изменилось в поведении рядовых сотрудников «штаба Вали», то заметно это было только в том, что теперь они публично, с показным пылом, состязались между собой в выражении преданности фюреру и предсказаниях победы в самые ближайшие сроки.

Но когда эти давно приноровившиеся друг к другу люди разрабатывали план операции для очередной группы, засылаемой в советский тыл, они трудились с необычайной тщательностью и всеохватывающей предусмотрительностью. И Вайс понимал, насколько теперь трудно, вернее, почти невозможно было бы предотвращать подобные операции, если бы он своевременно, действуя с величайшей осторожностью, не расставил во многих звеньях штабной работы «Вали» своих людей.

Даже в сапожной мастерской у Вайса был свой человек. И подковку на каблук к трофейному советскому кирзовому сапогу он прибивал под определенным углом, чтобы след этого сапога был для советского следопыта-контрразведчика уликой того, что здесь проходил преступник.

С помощью несостоявшегося курсанта — заключенного № 740014 — Вайсу удалось найти верных людей среди партии лагерников, прокладывающих траншеи для телефонного кабеля к одной из ставок на Восточном фронте. Они сделали подкоп под этот кабель, соорудили нечто вроде блиндажика, где, как в могиле, обложенной дерном, долгое время скрывался наш связист, заброшенный сюда для того, чтобы подключать свой аппарат к кабелю, соединяющему ставку на фронте с рейхсканцелярией в Берлине.

Но каждый свой шаг, слово, поступок Иоганн теперь, как никогда раньше, должен был особенно тщательно контролировать в сгустившейся атмосфере слежки и недоверия, которая столь ощутимо нависла над головами всех без исключения немцев. Даже тех, кто имел особые заслуги перед рейхом и ранее не раз проявил бесстрашие, когда приходилось собственноручно применять самые изощренные способы быстрейшей ликвидации людей.

Теперь даже такие «мастера» своего дела теряли самообладание и не могли унять дрожь в пальцах, если кто-нибудь из их же сотрудников ехидно осведомлялся:

— Так вы, кажется, выразили желание войти в специальную группу добровольно сдавшихся немецких военнослужащих, чтобы принять личное участие в диверсионной операции освобождения из советского плена старших немецких офицеров?