— Все-то ты видишь, — буркнул я, а про себя подумал: «Хорошо все-таки, что я не Уичерли»; в то же время я чувствовал, что постепенно проникаюсь его горем, как будто, присвоив себе его имя, я — таинственным образом — присвоил себе заодно и его судьбу. — Так ты уверен, что никогда не видел этой девушки?

— Могу поручиться. Вашу супругу навещали только двое: старик, которого она к себе не пустила, и тот, курносый, «надежный и выгодный».

— Ты еще забыл третьего, с которым она сегодня вечером укатила.

— Верно. И он тоже. — Старик встал, качая головой. — Только вы в него, уж пожалуйста, не стреляйте, послушайтесь совета Джерри Дингмена.

— За совет спасибо. И за пиво тоже.

Когда старик, шаркая, вышел из комнаты, я вынул из спрятанной под пиджаком кобуры пистолет и взвел курок.

Деньги текли через столицу штата неудержимым потоком, оседая лишь в нескольких местах, в том числе и в отеле «Гасиенда». Находился отель в стороне от шоссе, к северу от города, на площадке для гольфа и издали походил на большую потемкинскую деревню или же одну из тех театральных деревень, какие некогда строили под Версалем французские короли, любившие погожим летним днем поиграть в «пейзан».

Некоторые «пейзане», пришедшие в тот лунный вечер в «Гасиенду», несмотря на поздний час, еще не спали: из разбросанных по территории отеля массивных коттеджей, а также из главного здания, претенциозного испанского ранчо, раздавался громкий смех, окна были ярко освещены. Во тьму была погружена только автостоянка перед главным входом, где я и поставил машину.

Администратор, элегантный юнец с тупым лицом, сообщил мне, что миссис Уичерли в «Гасиенде» не останавливалась.

— Она могла назвать вам свою девичью фамилию, — поспешил сказать я, прежде чем администратор успел поинтересоваться, что мне, собственно, нужно. — Не припоминаете, пышная блондинка в темных очках, приехать она должна была часа два назад.

— Вы, видимо, имеете в виду мисс Смит...

— Совершенно верно. Ее девичья фамилия — Смит. Мне надо с ней поговорить по очень важному делу.

— Звонить в коттедж, вообще-то, уже поздновато, — с сомнением в голосе проговорил администратор.

— Она вас извинит. Это очень срочно.

— Как, вы сказали, ваша фамилия?

— Арчер. Я к ней по срочному семейному делу.

Администратор набрал номер коттеджа. К телефону никто не подходил.

— Она, безусловно, где-то здесь. — Он бросил взгляд на электрические часы на стене: почти половина второго. — Попробуйте поискать ее в баре. По приезде она узнавала у меня, как пройти в бар.

Бар находился в дальнем углу просторного, выложенного плитняком двора. У допотопной стойки красного дерева с медной окантовкой, какие бывают только в кино, сидело или стояло человек двадцать загулявших завсегдатаев «Гасиенды», а за стойкой, отражаясь в огромном зеркале, сновал бармен, филиппинец в белом пиджаке.

Компания в баре подобралась разношерстная: рыжеволосая красавица в сопровождении двух тучных мужчин в широкополых шляпах, один с виду юрист, второй — газетчик; несколько подвыпивших бизнесменов с женами; молодожены, смотревшие друг на друга полными любви глазами, а за ними, поодаль, в самом конце стойки — блондинка в темных очках.

Я присел рядом с ней на свободный табурет, но блондинка даже не повернулась в мою сторону, она сжимала в кулаке ножку бокала, уставившись в него, словно прорицательница в магический кристалл. Она повертела бокал в пальцах, и бесцветная жидкость вдруг заискрилась.

Я попытался рассмотреть блондинку в зеркале. На лице толстый слой пудры, кожа под косметикой помятая, распухшая — и не только от ударов кулаком, но, как видно, и от ударов судьбы. И все-таки чувствовалось, что когда-то она была хороша собой.

По всему видно было, что блондинка махнула на себя рукой: светло-русые, оловянного цвета волосы были растрепаны, а темно-фиолетовое платье никак не вязалось с цветом волос и висело мешком, как будто эта совсем не худая женщина вдруг стала сильно терять в весе.

От моих наблюдений меня оторвал филиппинец:

— Что будете пить, сэр?

— У золотистого напитка, который заказала моя соседка, очень аппетитный вид. Что это такое?

— "Золотая водка", сэр. Боюсь, она покажется вам слишком сладкой. Вы согласны со мной, мадам?

Блондинка буркнула что-то нечленораздельное.

— А я, представьте, никогда не пил «Золотую водку», — обратился я к ней. — Как она вам?

Глаза под темными очками покосились на меня.

— По-моему, гадость. Но вы сами попробуйте. Для меня сейчас все гадость. — В ее голосе, выдававшем человека вполне образованного, слышались злоба и отчаяние.

Один из трех тучных субъектов, одетых в одинаковые широкополые шляпы, постучал по стойке новеньким серебряным долларом.

— Прикажете подать «Золотую водку», сэр? — нетерпеливо переспросил меня бармен.

Но я продолжал дурачиться.

— Даже не знаю. А золото в горле не застрянет? — спросил я у блондинки.

— Там золота как такового почти нет. Вы его даже не почувствуете.

— Ладно, попробую, — сказал я таким тоном, словно делал ей одолжение. — Попытка не пытка.

Бармен наполнил мой бокал из бутылки с этикеткой «Danziger Goldwasser»[4].

Порывисто и в то же время как-то настороженно блондинка наклонилась ко мне, и я прочел в ее скрывавшихся под темными очками глазах безысходность, тревогу и немую мольбу о помощи.

— Попытка не пытка, — повторила она. — Когда-то это была моя жизненная установка. Теперь-то я убедилась, что в жизни все наоборот: попытка часто оборачивается пыткой.

— На собственном опыте?

— Да. Вся моя жизнь — пытка. — Ее полные, густо накрашенные губы скривились в гримасу.

Блондинка опять села прямо. Пьяной она не была, а если и была, то держалась прекрасно. С ней определенно творилось что-то неладное: казалось, почва уходит у нее из-под ног и она цепляется за меня из последних сил.

Но протягивать ей руку помощи мне не хотелось; наоборот, я вдруг почувствовал сильное желание выйти из бара и поскорей уехать подальше от «Гасиенды» и от нее — с такой, похоже, лучше не связываться.

Но я связался — поднял бокал и с фальшивой улыбкой произнес:

— За здоровье тех, кто пьет чистое золото.

Она пригубила свой бокал.

— Здоровье тоже бывает разное, а впрочем, желания ведь все равно никогда не сбываются. На них, говорят, далеко не уедешь. Ну, хватит! А то я совсем распустилась: все время кисну — прямо психоз какой-то!

Сделав над собой усилие, блондинка опять обратилась ко мне:

— Вы вот мне удачи желаете, а сами на вид не из удачливых. У вас, судя по всему, тоже что не попытка, то пытка.

— Угадали.

— Я же вижу. У вас это на лице написано, а я лица читать умею. С детства. Особенно мужские.

— Вы и сейчас еще не старуха, — доверительно сказал я.

Мне хотелось, чтобы у меня с миссис Уичерли установился контакт — тогда она разговорится и не заметит, что ее допрашивают. — Сколько вам лет?

— Я никогда на этот вопрос не отвечаю. А знаете, почему? Потому что чувствую себя столетней старухой. Когда лорду Байрону было лет тридцать, в одной гостинице — кажется, в Италии — его спросили, сколько ему лет. Он ответил: «Сто», и я его вполне понимаю. А через год он умер в Миссолунги. Хорошая история? Смешная, правда?

— Обхохочешься.

— У меня этих историй — миллион. Со мной не соскучишься. Такого могу порассказать — всю ночь глаз не сомкнете. — Она криво усмехнулась: — Ведьма, одно слово.

Я, как вежливый человек, стал говорить, что на ведьму она совсем не похожа, а про себя подумал: «Вылитая ведьма».

— Действительно пахнет золотом, — сказала она, когда я допил крепкую сладковатую водку.

— Запах золота я люблю, но, на мой вкус, водка слишком сладкая. Перейду-ка я, пожалуй, на «бурбон».

Блондинка повернула голову и осмотрелась. Молодожены уже ушли.