В вечерний час горят огни...

Мы этот час из всех приметим,

Господь, сойди к молящим детям

И злые чары отгони.

Н. Гумилев

Просыпаться начали только к полудню. Мороз, как всегда, свежий и бодрый, недовольно морщился, слушая раздающиеся повсюду жалкие похмельные стоны и вялую ругань.

Наконец, он решил, не дожидаясь остальных, отправиться в замок, прихватив с собой только Полиглота и ноющего Жорика (последнему "для поправки здоровья" была вручена бутылка пива).

Дорога к замку заняла значительно больше времени, чем можно было предположить: ехать через долину бы ближе, но скала, на которой находился замок, была слишком крутая даже для пешеходов, не говоря уже о машине.

Несмотря на то, что дорога проходила недалеко от деревни, они никого не встретили, кроме одного хмурого крестьянина, который проводил машину неприязненным взглядом и даже плюнул на землю.

- Чем это мы успели им так не угодить? - беззлобно пробормотал Мороз.

Полиглот хмыкнул.

- Помнится, один умный человек спросил: "За что они так ненавидят меня, ведь я им не делал ничего хорошего?"

Они подъезжали к замку, и его мрачные серые башни и высокие стены без украшений больше не подходили на театральную декорацию. Тяжелые дубовые ворота, обитые железными полосами, были распахнуты настежь, открывая взору весьма непритязательное зрелище: весь двор был завален строительным мусором и сломанной мебелью, а сквозь трещины в плитах пробивалась трава и даже молодые деревца.

Сам же замок при ближайшем рассмотрении оказался всего лишь вдвое больше охотничего домика, как и большинство замков, которые Полиглот некогда видел в Италии и Франции. Окинув взглядом двор, Мороз помрачнел.

Машина заглохла. Навстречу им с сияющей улыбкой бежал Слизун. Угодливо склонившись, он распахнул дверь перед Морозом.

- Ну что же, веди, показывай, что ты нам приготовил, - насмешливо проговорил Мороз, выбираясь из машины.

Поминутно спотыкаясь об обломки кирпичей и какие-то доски, Слизун засеменил вперед, к массивным резным дверям из темного дуба.

После яркого солнечного света передняя показалась им такой темной, как будто в замке навеки поселилась ночь. Остро пахло краской, пылью и мышами.

- Вот здесь будет гостиная, это - зал для приемов, - с видом экскурсовода пояснял Слизун, ведя их из одного сумрачного помещения в другое. Тусклый свет, просеянный сквозь цветные витражи, ложился пестрыми бликами на заляпанный краской пол.

Отделка комнат была почти завершена, но до того, чтобы сюда можно было вселиться, было еще очень далеко. Мороз мрачнел все больше.

В одной из комнат на третьем этаже была в беспорядке свалена старая мебель, а на стене, опять же без всякой системы, висело несколько пыльных картин в узорных рамах и гитара.

Мороз устало опустился на более-менее целый стул, который угрожающе заскрипел под его весом. Слизун тоже присел перед ним, подобострастно заглядывая ему в глаза и продолжая расписывать, как замечательно здесь все будет.

- Мы сюда отдыхать, Серый, приехали, - прервал его монолог Мороз, - а не твои лекции слушать. Сам знаешь, на отдых не часто удается нам выбраться. Так что подвел ты нас.

Слизун не знал, куда деться.

- Осталось совсем немного. Жорик подтвердит.

Жорик поднял глаза к небу, но пронзительного взгляда Степана было вполне достаточно, чтобы Сергей Слизун заерзал на стуле, как черт на сковородке.

Подобные сцены Полиглот наблюдал уже не раз: не повышая голоса, Мороз мог такого страху на человека нагнать, что мало не казалось.

Наблюдать за мучениями Слизуна было неинтересно, а потому он снова стал разглядывать гитару, которая с самого начала привлекла его внимание.

В этот момент из коридора послышался топот множества ног, гулким эхом разносящийся по всему замку, и вскоре появилась компания во главе с Шуриком.

Слизун облегченно вздохнул и попытался стать как можно более незаметным.

Не удержавшись, Полиглот подошел и снял гитару со стены.

- Надо же, семиструнная! - не смог скрыть он своего восхищения. - Хорошая... Но как все пылью покрылось!

- Можно настроить, как шестиструнку, - подал голос Шурик. - Дай-ка сюда!

- Оставь, я настрою ее так, как она должна звучать по своей природе.

- Ты что умеешь на семиструнной? - удивился Шурик.

Это действительно была большая редкость для конца ХХ века, когда деградация коснулась даже музыкальных инструментов.

- Мой дед был цыганом, - ответил Полиглот так, как будто это должно было все объяснять.

- Да, - отозвался Мороз, - помню я твоего деда... Помню... Вы, - он обратился к остальным браткам, пока помогите этим идиотам с разборкой (кхе-кхе) дома. Ну а ты настрой ее, красавицу.

Шурик и Шило недовольно блеснули глазами в сторону Полиглота, но тот это совершенно проигнорировал. Казалось, даже просто не заметил.

Остальные комнаты и залы не представляли собой ничего интересного: битые стекла на полу, пыль и запустение. Сейчас замок ничем не отличался от самого обычного недостроенного дома, вот разве что двери были удивительно красивы - резные, с изящной металлической отделкой.

Вскоре всем наскучило бродить из зала в зал, больше мешая, чем помогая рабочим, и решено было спуститься в сад. Буйно разросшиеся кусты и травы скрывали некогда ровные дорожки, и в этой неправильности и неухоженности было какое-то свое очарование, которое неминуемо исчезнет, как только здесь появятся аккуратно подстриженные лужайки и клумбы. Наверно, подобная первозданная красота привлекает тем, что в ней чувствуется скрытая тайна, возможность найти что-то, о ком никто ничего не знает... Но какая, собственно, разница?

На площадке был накрыт стол, где их ждали легкие закуски и крепкие напитки. Отсюда, сверху, вся долина была видна, как на ладони, и озеро в темной раме сосен казалось огромным зеркалом, в котором отражались легкие белые облака. С другой стороны виднелся шпиль деревенской колокольни, и оттуда доносился протяжный печальный звон.

Залитая солнцем площадка, изящные белые стулья в окружении яркой зелени, пасторальный пейзаж внизу - все это создавало легкомысленную курортную атмосферу. Полиглот на пробу исполнил "ресторанно-лирическую" песню, вроде понравилось, особенно девушкам, которые начали на зависть остальным бросать в его сторону заинтересованные взгляды.

Шурик, вероятно, чтобы обратить на себя внимание, начал рассказывать невразумительную охотничью байку про то, как он "вот такого" кабана убил. Он все время путался и повторялся, но его слушали, хотя и плохо.

- Никогда не была на охоте, - вздохнула Света.

- А что, устроим! - предложил Шило. - Хоть завтра.

- Очнись, кто весной охотится? - попытался осадить его Полиглот, но того уже понесло.

- Подумаешь, кто нам что скажет? - не унимался Самоплясов. - А если кому не понравится, сам виноват. Я привык делать, что хочу, и тогда, когда хочу.

Полиглот усмехнулся, но промолчал. Шестерки всегда славились шумностью и показным всесилием, нацеленным, правда, разве, что баб, да интеллигентов. И этот их удел не могло изменить ничто.

- Не знаю, осталось ли в этих лесах зверье, - рассеянно проронил Мороз, сам словно витая где-то далеко.

- Могу у лесничего узнать, - отозвался Полиглот, продолжая тихо наигрывать на гитаре.

Слова Полиглота словно вернули Мороза на землю. Точнее даже не слова, а сам этот парень, невзнащай наигрывающий мелодии его детства. Морозу вдруг нестерпимо захотелось сыграть самому.

- Ну-ка, дай и мне стариной тряхнуть, - неожиданно воодушевленно сказал он.

И незамедлительно получив гитару, Мороз запел:

Ехали на тройке с бубенцами,

А вдали сияли огоньки.