Вот как бы и мне теперь за вами

Душу бы развеять от тоски.

Дорогой длинною, да ночкой лунною,

Да с песней той, что вдаль летит звеня.

Да с той старинною, да семиструнною,

Что по ночам так мучила меня...

Как он пел, это надо было слышать! А как играл!

- Браво, браво, Дед! - с восхищением зааплодировали все. - Просто талант!

- А вы как думали?! Это вам не петушки сосать на бабушкины деньги.

Последняя фраза, всплывшая из старой, забытой жизни, с какими-то новыми ассоциациями вызвала припадок смеха. Как-то автоматически Мороз обвел всех своим цепким пронзительным взглядом. Не смеялись трое: Полиглот, Балерина и Лиза. Нет, они тоже улыбались. Но не смеялись. Мороз не стал задаваться вопросом "почему?", однако отметил это для себя.

- Ну-ка, Санек, обратился Дед к Полиглоту, - Сообрази теперь ты что-нибудь. Я знаю, ты можешь.

И Полиглот сообразил:

- Враги сожгли родную хату,

Сгубили всю его семью.

Куда теперь идти солдату.

Кому нести печаль свою.

Пошел солдат в глубоком горе,

На перекресток двух дорог.

Нашел солдат в широком поле

Травой заросший бугорок.

Стоит солдат, и словно комья

Застряли в горле у него.

Он говорит: "Встречай, Прасковья,

Героя-мужа своего!

Готовь для гостя угощенье,

Накрой в избе широкий стол!

Свой день, свой праздник возвращенья

К тебе я праздновать пришел".

Полиглот всегда пел, что называется, с душой, и на глазах тех, в ком обратный процесс социальной эволюции еще не успел вытравить все человеческое, проступили слезы. Но таковых было немного, как среди женщин, так и среди мужчин.

Никто солдату не ответил,

Никто его не повстречал.

И только теплый летний ветер

Траву могильную качал.

Вздохнул солдат, ремень поправил,

Достал мешок походный свой,

Бутылку горькую поставил

На серый камень гробовой.

"Не осуждай меня, Прасковья,

Что я пришел к тебе такой...

Хотел я выпить за здоровье,

А должен пить за упокой.

"Сойдутся вновь друзья-подружки,

Но не сойтись вовеки нам".

И пил солдат из медной кружки

Вино с печалью пополам.

Он пил солдат, слуга народа,

И с болью в сердце говорил:

"Я шел к тебе четыре года,

Я три державы покорил".

Хмелел солдат, слеза катилась,

Слеза несбывшихся надежд.

на груди его светилась

Медаль за город Будапешт.

- Вечно ты все испортишь! - подал голос Шило.

Его гнусавый голосок разрушил хрупкий замок из простых и понятных слов, заставляющих сжиматься сердце каждого индивидуума, имеющего основание именоваться человеком.

- Оставь! Очень своевременно и актуально, - осадил его Мороз, который в этой маленькой компании был, пожалуй, самым человечным. - У моего отца, как и у его деда, тоже светилась медаль за город Будапешт. А как эти, - тут он произнес не очень лицеприятный эпитет, относящийся к восточноевропейцам, - относятся к нам? Именно к нам-то - понятно. За державу обидно!

Количество выпитого уже вполне зашкаливало за черту, за которой скрытые подавляемые эмоции начинают вырываться наружу, и наступает момент истины, где каждый являет миру свое настоящее лицо. Неизвестно, чем бы закончился этот разговор, если бы Полиглот не заиграл Мурку.

- Ну вот, это по-нашему, - поддержал его Жорик, хотя, наверно, эта старая песня была по душе разве что ему со Степаном.

Правда, и остальные слушали с чувством этакой ностальгии. А может быть, просто из солидарности к старшим по положению? Никто из молодежи еще не успел побывать в местах не столь отдаленных, и отношение к тем, кого называют урками, у них было не ахти какое. Пока...

И, чтобы лишний раз подтвердить свое прозвище, Полиглот запел:

Once we went on business, me and Rabinovich,

Then we dropped at nearest restaurant-hall.

There was Murka sitting with Tommy, bloody bastard,

And she had a "Brouning", black and small...

Идея охоты, случайно высказанная Светой, и подхваченная Василием Самоплясовым, больше известным по прозвищу Шило, продолжала будоражить умы сей веселой компании.

Полиглота, как единственного, знающего местный язык, решено было отправить на переговоры к леснику, остальные же поехали осматривать окрестности.

Вопреки ожиданиям, Полиглот не стал отбрыкиваться от возложенной на него миссии, а был явно рад. Из всех один лишь Мороз почувствовал, что он что-то задумал, да и то промолчал.

В охотничий домик Полиглот вернулся лишь поздно вечером, когда веселое застолье (или застольное веселье?) было в самом разгаре. Так как в деревенском трактире он успел пропустить лишь пару кружек пива, то сразу с жадностью набросился на еду.

- Скушай мяса, - с подозрительной любезностью проговорил Шурик, плюхая ему в тарелку дымящийся кусок баранины, источающей восхитительный аромат специй и чеснока.

Он не заставил себя долго упрашивать и даже не сразу обратил внимание на то, что почему-то девушки глупо хихикают.

- Ну все, теперь Лиза с тобой целоваться не будет! - громогласно объявил Шурик под общий смех. - Она чеснок не любит. Вампирка, наверное.

Полиглот поперхнулся и посмотрел на Лизу. Та поморщилась. Очевидно, ее уже достали этой шуткой за сегодняшний вечер.

- Не надо ночью про вампиров, - попросила она.

- Не бойся, - успокоил ее Полиглот. - Они давно вымерли, как мамонты, последнего в прошлом веке убили.

Перевести разговор на вампиров в данном случае было оптимальным вариантом: меньше всего Полиглоту хотелось, чтобы кто-то заподозрил его в ухаживаниях за девушкой Мороза.

- Не скажите. Мне вот довелось столкнуться с ними, - завлекающим голосом начал рассказывать Мороз. - А дело было так... Служил я тогда на западе Украины. Места, я вам скажу, красивые. Почти как здесь, но неспокойные. В общем, в местности, где я имел счастье служить, было просто как в песне:

"Городок наш ничего. Населенье таково:

Недобитые фашисты составляют большинство".

С окончания войны прошло лет пятнадцать, но "лесные братья" нет-нет, да устраивали свои вылазки. - Мороз хотел привести пример, но передумал. - В общем, спать приходилось в полглаза.

Ну а в остальном, места, повторюсь, дивные. Как будто из гоголевских повестей. Присоединены к Союзу они были буквально вот-вот, и время еще не успело сгладить в них ту первозданную естественность прошлого века, словно законсервированную на задворках Европы.

Так вот, все началось с того, как не пришел из увольнения один паренек. На следующий день тело его нашли в лесу. И, знаете, немало я повидал к тому времени, но такого еще не видел. Живого места не оставили, сволочи. Но, что самое интересное, если можно так выразиться, полностью отсутствовала кровь.

Не успели мы похоронить бедолагу, как из нашей части пропал еще один солдатик. Нашли его в лесу через две недели. Точнее, нашли то, что от него осталось: к тому времени над ним уже изрядно поработали звери, так что опознали его по остаткам одежды.

В то же время пропали пара местных жителей. Ну, мы быстро смекнули: в лес ушли, гады. Прочесали все, что только могли. Весь район на уши поставили. Нашли. В том же виде, что и наших солдатиков.