С другой стороны, существуют силы, которые, похоже, могут пресечь такое развитие или изменить его линию, прежде чем оно достигнет своего угрожающего завершения. Во-первых, рационалистическая и естественная Наука изживает себя и в скором времени должна будет отступить под мощным напором психологического и психического знания, в результате чего неминуемо утвердится совершенно новый взгляд на человека и перед человечеством откроются новые горизонты. В то же время Век Разума явно подходит к концу; свежие идеи распространяются по миру и воспринимаются со знаменательной скоростью — идеи, неизбежно препятствующие преждевременному установлению любого типического строя, основанного на экономическом рационализме; динамичные идеи, вроде ницшевской «воли к жизни», бергсоновского «превосходства интуиции над рассудком» или новейшей тенденции немецкой философской мысли, признающей супрарациональные способности человека и супрарациональную иерархию истин. Уже начинает формироваться другой менталитет и уже ищут приложения на практике такие концепции, которые предвещают смену индивидуалистического века общества не новым типическим строем, а веком субъективизма, который вполне может стать великим и плодотворным переходом к совершенно иной цели. И можно спросить, а не находимся ли мы уже в предрассветном сумраке нового периода человеческого цикла?

Во-вторых, Запад в ходе своего триумфального завоевания мира пробудил дремлющий Восток и вызвал там усиление борьбы между привнесенным западным индивидуализмом и старым конвенциональным принципом общественного устройства. Последний — где быстро, а где медленно — разрушается, но его место вполне может занять нечто совершенно отличное от западного индивидуализма. Некоторые, правда, полагают, что Азия повторит европейский Век Разума со всем его материализмом и антирелигиозным индивидуализмом в то время, как сама Европа будет продвигаться вперед, к новым формам общест-венной жизни и идеям; но это в высшей степени маловероятно. Напротив, все свидетельствует о том, что индивидуалистический период на Востоке не продлится долго, а рационализм и отрицание религии не будут его характерными особенностями. И если Восток в результате своего пробуждения последует своим собственным путем и создаст новую общественную формацию и культуру, то это непременно окажет громадное влияние на дальнейшее развитие мировой цивилизации; силу его вероятного воздействия мы можем оценить уже по тем значительным результатам, которые дал первый прилив идей с еще не пробужденного Востока в Европу. Каким ни окажется это влияние, оно в любом случае не будет способствовать переустройству общества в соответствии с механистически-экономическими представлениями — тенденцией, которая продолжает преобладать в сознании и жизни на Западе. Влияние Востока скажется скорее в движении к субъективизму и подлинной духовности, в открытии нашего физического существования более высоким идеалам, чем здравые, но ограниченные цели, которые определяет грубая материальная природа жизни и тела.

Но, что самое важное, в своем открытии личности век индивидуализма в Европе сформулировал среди идей-сил будущего две наиболее могущественные, которые уже не сможет полностью искоренить никакая следующая за ним реакция. Первая из них, ныне повсеместно признанная, — это демократическая концепция права каждого индивида как члена общества на жизнь и развитие во всей полноте в соответствии с индивидуальными способностями. Мы больше никак не можем признавать идеальным такое устройство общества, при котором отдельные классы присваивают себе право на развитие и пользование всеми социальными благами, лишая этого права других и предоставляя им одни лишь обязанности социального служения. Теперь стало ясно, что развитие и благоденствие общества предполагают развитие и благоденствие каждого отдельного его члена, а не просто процветание в целом, которое на практике сводится к богатству и власти одного или двух сословий. Эта концепция была полностью воспринята всеми прогрессивными народами и лежит в основе социалистической тенденции современного мира. Но в дополнение к ней индивидуализм открыл еще одну, более глубокую истину: личность является не просто социальной единицей; ее существование, ее право и притязание на жизнь и развитие основаны не только на роде ее деятельности и общественном положении. Человек не просто член сообщества себе подобных, улья или муравейника; он сам по себе уже есть нечто — душа, существо, которое должно реализовать свою собственную индивидуальную истину и закон, а равно исполнить природную или предназначенную ему роль в воплощении истины и закона коллективного существования. Он требует свободы, жизненного пространства, возможности активного действия для своей души, своей природы, для той могущественной и громадной силы, которой общество так не доверяет и которую в прошлом старалось либо подавить вообще, либо направить в чисто духовную область т. е. для индивидуальной мысли, воли и совести. Если человеку суждено в конце концов сплавить их в единое целое, то этим целым будет не господствующая мысль, воля и совесть общества, но нечто высшее — и он, как и все, должен получить возможность и помощь для свободного восхождения к этому высшему. Такова идея, истина, которая, снискав интеллектуальное признание Европы, безоговорочно принявшей ее внешний, поверхностный аспект, сходится по сокровенной сути своей с глубочайшими и высочайшими духовными концепциями Азии и должна сыграть важную роль в формировании будущего.

Внутренне предопределенная цель, стремление, оправдание, психологическая первопричина, общая тенденция индивидуалистического века человечества — все сводится к одной главной потребности: необходимости нового открытия основополагающих истин жизни, мысли и действия, обросших ложью шаблонных конвенциональных форм, в которых уже умерла истина идей, давших рождение этим конвенциям. Вначале может показаться, что проще всего было бы вернуться к самим исходным идеям и высвободить ядро их истины из плотно обволакивающей его скорлупы конвенции. Но на этом пути существует серьезное практическое препятствие; есть и другое препятствие, которое лежит не на поверхности, но ближе к глубинным законам развития души в человеческом обществе. Воскрешение старых исходных идей, ныне до неузнаваемости искаженных конвенцией, на практике чревато нежелательными последствиями, ибо спустя какое-то время конвенции, которые Дух Времени стремится перерасти, обретают прежнюю силу и — когда глубинная тенденция к поиску истины ослабевает — могут восстановить свою власть. Они возрождаются, несомненно, видоизмененные, но по-прежнему могущественные; начинается новый процесс обволакивания, и истина обрастает еще более сложной ложью. И будь даже все иначе, человечеству, чтобы развиваться, нет никакой необходимости постоянно возвращаться к старым идеям. Ему необходимо двигаться вперед к более полному осуществлению, в котором старые идеи — если они вообще сохранились — должны быть преобразованы и заменены новыми, более высокими идеями. Ибо истина, лежащая в основе вещей, вечна и неизменна, но ее ментальные образы, жизненные формы, физические воплощения требуют постоянного изменения и роста.

Именно этот принцип и закон необходимости оправдывают век индивидуализма и рационализма и делают его, сколь бы краток он ни был, обязательным периодом цикла. Временное господство критического разума, действие которого во многом разрушительно, безусловно необходимо для прогресса человечества. В Индии со времени великого переворота, произведенного в мысли и жизни нации буддизмом, периодически предпринимались попытки заново открыть истину души и жизни и проникнуть за покров удушающих конвенций; но попытки эти направлялись широким и терпимым духовным разумом, гибкой интуицией души и глубоким субъективным стремлением к истине, недостаточно агрессивными и разрушительными по своему характеру. Эти попытки хотя и произвели великие внутренние и зна-чительные внешние перемены, ни разу не приводили к освобождению от господствующего конвенционального принципа. Деятельность расщепляющего и разрушающего критического разума, присущего некоторым из этих движений, никогда не заходила достаточно далеко; созидательная сила, не получившая достаточной поддержки силы разрушительной, оказалась не способной расчистить широкое и свободное пространство для созидания нового. И только в период европейского влияния появляются благоприятные условия и достаточно сильные тенденции для того, чтобы положить начало новому веку радикальной и плодотворной переоценки идей и явлений. Влияние это было всегда — или во всяком случае до недавнего прошлого — рационалистическим, утилитаристским и индивидуалистическим по своему характеру. Оно заставило национальный разум посмотреть на все с новой, аналитической и критической точки зрения, и даже те, кто стремится сохранить настоящее или воскресить прошлое, вынуждены бессознательно или полусознательно оправдывать свои усилия с новой позиции и с помощью свойственных ей методов аргументации. На Востоке субъективный азиатский ум вынужден признавать необходимость пересмотра критериев жизни и мысли. Влияние западного знания, наряду с давлением новых требований жизни и совершенно изменившейся среды существования, заставило Восток пойти против самого себя. То, чего он не сделал по внутреннему побуждению, пришло к нему как необходимость извне, и в этом внешнем характере происходящего заключались огромные преимущества, равно как и великие опасности.