Таким образом, в веке индивидуализма человечество предпринимает решительную попытку открыть истину и закон как отдельной личности, так и мира, которому она принадлежит. Этот век может начаться, как начался в Европе, с попытки вернуться назад, особенно в сфере религии, к изначальной истине, ныне скрытой, затемненной или искаженной конвенцией; но за этим первым шагом необходимо совершить и другие и в конце концов подвергнуть всестороннему сомнению сами основы мышления и практической деятельности человека во всех сферах жизни. Эта эпоха неизбежно завершается революционным преобразованием религии, философии, науки, искусства и общества. Начинается оно на уровне индивида и осуществляется силой индивидуального разума и интеллекта за счет требований, предъявляемых индивидом к жизни, и его жизненного опыта; но исходя из индвидуального, это преобразование должно стать универсальным. Ибо в результате своих усилий человек скоро понимает, что он не может быть уверен в открытой им истине и законе своего собственного существа, пока не откроет некий универсальный закон и истину, с которыми сможет их соотнести. Он является частью вселенной; во всем, кроме глубин своего духа, он является ее послушным подданным, крохотной клеткой этой колоссальной органической массы; его субстанция извлечена из ее субстанции, и закон его жизни обуславливается и управляется законом ее жизни. Из нового взгляда на мир и нового знания мира должны родиться его новый взгляд на себя и новое знание себя самого, своих сил, способностей и пределов, своих прав на существование, своего высокого пути и далекой или близкой цели своего личного и общественного предназначения.

В Европе в нынешнее время это движение приняло форму чистой и могущественной естественной Науки: законы физической вселенной, а также законы экономики и социума она выводила из физического существования человека, его окружающей среды, истории его эволюции, его физических и витальных, личных и общественных потребно-стей. Но в конце концов станет ясно, что знание физического мира — это не все знание; станет очевидным, что человек является существом столько же ментальным, сколько физическим или витальным, и даже по сути своей более ментальным, нежели физическим или витальным. Несмотря на то, что физическое существование и жизненная среда человека сильно влияют на его психологию и ограничивают ее, в основе своей она определяется не ими, хотя постоянно реагирует на них, незаметно обуславливает их проявления и даже преобразовывает их силой психологических запросов человека к жизни. Сама экономическая структура государства и общественных институтов определяется психологией человека — его ожиданиями относительно возможностей, обстоятельств и тенденций жизни, уровень которых отражает соотношение между разумом-душой человечества и его жизнью-телом. Следовательно, для того, чтобы найти истину явлений и в соответствии с ней вывести закон своего существования, он должен пойти глубже и постичь субъективную тайну себя самого и явлений, равно как и их объективные формы и внешнее окружение.

Какое-то время человек может пытаться осуществлять это силой критического и аналитического разума, с помощью которого он уже продвинулся довольно далеко; но это не может продолжаться долго. Ибо в своем изучении себя и мира он рано или поздно оказывается наедине с душой в себе и душой в мире и прозревает в ней сущность столь глубокую, столь сложную, столь полную сокровенных тайн и сил, что перед ней интеллект обнаруживает свою полную неспособность к исследованию, поскольку не в состоянии озарить ее своим светом: он может успешно применять свой анализ лишь к тем вещам, которые лежат на поверхности или близко к ней. Тогда потребность в бо-лее глубоком знании подвигает человека на раскрытие новых сил и средств, заключенных в нем самом. Он обнаруживает, что может полностью познать себя лишь развивая активное самосознание, а не просто самокритику; все больше и больше погружаясь в свою душу и действуя в согласии с ее велениями, а не барахтаясь на поверхности; обретая сознательную гармонию с тем, что скрывается за его ограниченным интеллектом и за пределами его поверхностной психологии; просвещая свой разум и насыщая энергией свое действие за счет более глубокого света и силы, которым он открывается. В этом процессе рационалистический идеал начинает отступать перед идеалом интуитивного знания и более глубокого самоосознания; ориентация на утилитарный критерий уступает место стремлению к самосознанию и самореализации; обыкновение жить в согласии со зримыми законами физической Природы заменяется попыткой жить согласно скрытым Закону, Воле и Силе, которые активно действуют в жизни мира и во внутренней и внешней жизни человечества.

Все эти тенденции, хотя и в незрелом, зачаточном и слаборазвитом виде, ныне явно обнаружились в мире и растут день ото дня с заметной скоростью. Их распространение и все усиливающееся влияние означают переход от порожденного индивидуализмом рационалистического и утилитарного периода развития к более великому- субъективистскому веку. Этот переход начинается с быстрого превращения философ-ских течений в широкие и глубокие учения, опровергающие старые концепции, и стремительного разрушения старых заповедей. Материализм девятнадцатого века уступил место сначала свежему и глубокому витализму, который принял разнообразные формы — от учения Ницше о «воле к жизни» и «воле к власти» как основе и законе жизни до новой плюралистической и прагматической философии, которая плюралистична, поскольку сосредотачивает внимание скорее на жизни, чем на душе, и прагматична, поскольку пытается толковать бытие скорее с позиции силы и действия, чем света и знания. Эти философские тенденции, которые до недавнего прошлого, до начала Великой войны, оказывали значительное влияние на жизнь и мысль Европы, особенно во Франции и Германии, были не просто поверхностным отходом от интеллектуализма к жизни и действию — хотя умы неглубокие часто трактовали их именно так; они были попыткой серьезно исследовать Жизнь-Душу вселенной и жить исходя из нее и по методу своему тяготели к глубокой психологичности и субъективизму. Вслед за ними, заполняя пустое место, образовавшееся после дискредитации старого рационалистического интеллектуализма, начал возникать новый интуитивизм, который пока еще неясно сознает свой внутренний импульс и природу и ищет в формах и силах Жизни то, что скрывается за внешней стороной Жизни, а порой даже предпринимает все еще неуверенные попытки открыть опечатанные двери Духа.

В мировом искусстве, музыке и литературе, которые всегда служат верным показателем виталистических тенденций века, тоже произошли революционные изменения в сторону углубляющегося субъективизма. Великое объективное искусство и литература прошлого больше не властны над разумом нового века. Первой тенденцией, проявившейся как в философии, так и в литературе, стал возрастающий психологический витализм, который стремился глубоко постичь и описать самые неуловимые психологические импульсы и побуждения человека, получающие внешнее выражение в его эмоциональных, эстетических и витальных желаниях и деятельности. Созданные с великим мастерством и тонкостью, но без глубокого проникновения в суть человеческого существования, творения эти редко шли дальше изображения обратной стороны наших эмоций, чувств и действий, которые они анализировали тщательно и детально, но не озаряли светом широкого или глубокого знания. Возможно, эти произведения и представляли интерес для своего времени, но как произведения искусства они обычно уступали старой литературе, которая по крайней мере прочно утвердилась в своей области за счет высокого и яркого мастерства. Они описывали больше болезни Жизни, нежели ее здоровье и мощь, и бунт и мятеж ее желаний — неистовых, а потому бессильных и неудовлетворенных, — а не динамику их самовыражения и самоограничения. Но за этим движением, достигшим высочайшей творческой силы в России, последовал поворот к более глубокому психологическому искусству, музыке и литературе — скорее ментальным, интуитивным, духовным, чем витальным, — которые отошли от поверхностного витализма настолько далеко, насколько предшествовавшие ему искусство, музыка и литература отошли от объективного разума прошлого. Это новое движение всемерно стремилось, как и новый философский интуитивизм, сорвать покровы видимого, постичь человеческим умом некое бытие, не выраженное явно, прикоснуться и проникнуть в сокровенную душу вещей и явлений. Во многих отношениях оно оставалось по-прежнему неустойчивым, не способным четко определить цель поисков, недоразвитым по форме, но оно побудило человеческий разум покинуть старую гавань и указало направление великого похода — похода к открытию нового внутреннего мира, которое должно повлечь за собой создание нового внешнего мира человека и общества. Похоже, искусство и литература окончательно обратились к субъективным поискам того, что можно назвать скрытой внутренней стороной вещей, и отошли от рационального и объективного канона или внешней природы.